ее состоянием, она отправилась задвигать шторы. Промычав что-то нечленораздельное, я рукой указал на вид за окном.
– Да, уже вечер. Вы проспали два с половиной дня. Лекарство было сильным, и вы все это время бредили. Болтали без умолку. Я бы даже послушала, – хихикнула служанка. – Но ни слова не разобрала.
Вновь не получив в ответ ничего внятного, Лэсси продолжила:
– Тренировочное оружие редко чистят, и в рану попало много грязи, вот и пришлось прибегать к таким средствам. Ну как можно было получить такую рану от этих тупых железок? Их же специально не точат! Это правда, что это сделал принц Хант? Вы ему чем-то не угодили?
Я осуждающе взглянул на служанку. Да, мы подружились, и она, чувствуя мою благосклонность, вела себя фривольно – Фэй, в силу своей стеснительности, не могла позволить себе того же, – однако делать мои покои рассадником придворных сплетен я считал стратегической ошибкой. Лэсси понимающе поджала губы и лишь помахала мне на прощание.
Спустя еще четыре дня с меня сняли повязку. Лекарь восторженно ахнул, увидев затянувшуюся рану, и стал петь оды своей фирменной чудодейственной мази. Я едва заметно улыбался: разумеется, не хотелось бы портить ему настроение, но дело было совсем не в ней. Щека перестала беспокоить еще два дня назад; я попросту пользовался возможностью проводить время в тишине наедине с книгами, что доставляли в покои по первому требованию. К тому же столь скорое исцеление могло вызвать множество вопросов.
Все это время меня не выпускали из покоев, а подниматься с кровати разрешали лишь для похода в уборную. Тело ныло, требуя движения, и именно поэтому я так активно заменял физические тренировки умственными. Книги, что мне приносили, не всегда имели какую-либо историческую или практическую ценность, но, тем не менее, среди них не было ни одной, что мне бы не полюбилась.
Меня вновь пригласили на королевский ужин, но в этот раз не негласно, а официально – в покои прислали корзину фруктов с письмом, в котором выразили желание видеть меня среди гостей за столом. Удивительно, но я даже соскучился по их напыщенным манерам и важным лицам.
Во время сборов к ужину Лэсси сделала мне комплимент по поводу здорового румянца, удивительного после недели постельного режима. Сосредоточившись на виде за окном, я старательно не смотрел в зеркало; не хотелось увидеть шрам. Не потому, что я переживал об испорченной привлекательности, которой и без того не наблюдал в отражении. Потому, что, увидев этот памятник превосходства Ханта, я буду мечтать лишь о том, как заставлю его пожалеть о содеянном. Эти низменные желания заставляли меня чувствовать себя задиристым и глупым молодым львом, не думающим ни о чем, кроме как о своем статусе в прайде, и я ненавидел себя за них. Дисциплина и смирение – то, что я прежде принимал как данность, и то, чего мне теперь отчаянно не хватало.
Столовая встретила меня коллективным сочувствующим вздохом. Заинтересованным был только взгляд юной Элоди, по-прежнему сидевшей по левую руку от меня; она без стеснения разглядывала рану, наклонившись так, что кончики ее волос возились по, к счастью, еще пустой тарелке. Я лишь улыбался в ответ; она напоминала мне сестер.
Впервые за долгое время я вновь увидел Лианну, что не так часто присутствовала на подобных приемах; вероятно, за столько лет они ей чудовищно наскучили. Сегодня ее лик был особенно цветущим и свежим, но во взгляде не было и капли участия. Ее снова загнали в каменную клетку.
Почему она была так верна короне? Настолько, что забыла о муже, о дочери, о народе, хоть и страдала в стенах своей обители. Верна, но несчастлива. Разве преданность не должна идти от чистого сердца, от и во имя любви? Друид не может направить свою силу по принуждению – лишь по искреннему желанию, исходящему из глубины души. Служат ли ее силы на благо Греи или король не отпускает Лианну, ожидая, когда силы вновь в ней проснутся?
Ранее надоедающая своей бессмысленностью, сейчас светская беседа ласкала мои уши. Гости стеснялись смотреть на меня, хоть и хотели, а я, в свою очередь, с упоением рассматривал их; за неделю одиночества я будто позабыл многие лица. Интереснее всего было наблюдать за принцем Куориана. Его лик не выражал ничего, что я привык на нем видеть; он выглядел, как провинившийся щенок, ожидающий от хозяина прощения. Ариадна почти не смотрела на него, зато часто смотрела Минерва – с плохо скрываемым презрением.
– Сэр Териат, – обратилась ко мне королева. – Рады видеть вас снова. Как ваше самочувствие?
– Я в полном порядке, Ваше Величество. Благодарю за беспокойство.
– Жаль, что так получилось. Надеюсь, вы не держите зла.
– Несчастный случай, – пожал плечами я. – Могло быть хуже.
– Вам так даже красивее! – влезла Элоди, по-детски хлопая ресницами. – У героев легенд всегда есть какие-то шрамы!
– Вряд ли я гожусь для легенд, но благодарю, Ваша Светлость.
– Пф, – фыркнула она в ответ, слегка обиженная, что ее комплимент не польстил адресату. – Легенду могут сложить о каждом.
– Говорят, вы потеряли сознание, – вступила Минерва. – Разве прежде вы не получали ран?
Принцесса изображала полную незаинтересованность – даже не обратила головы в мою сторону, – однако тон ее голоса рисовал совсем иную картину. Это было излюбленным ею приемом; по какой-то причине она считала, что безразличие пробуждало в мужчинах страстное желание доказать свою значимость.
– Разве детство в Сайлетисе не научило вас стойко переносить подобные травмы? – продолжала она. – Мне казалось, детей там обучают воинскому искусству с тех самых пор, как они впервые встают на ноги.
– Вы совершенно правы, – согласился я. – Так было и со мной, но странником я был всегда, даже в собственном доме. Я без зазрения совести сбегал, пропуская уроки, которые считал неважными. Разумеется, это было ошибкой, за которую я множество раз поплатился и, без сомнений, поплачусь еще.
– Воины северного острова славятся своей безжалостностью и непреклонностью. Разве могли они так просто позволить вам такие вольности?
– Меня множество раз пытались вразумить, используя самые убедительные доводы – розги и работу на псарне, – но характер оказался крепче. Было решено сделать упор на моих сильных сторонах. Без толку заставлять учиться тому, к чему не лежит душа, – говорил я быстро и убедительно, сам удивляясь, какой складной выходила история. – Что ж, и это решение было спорным. Каждый волен оценивать его, оглядываясь на свой опыт.
– Я наслышана, что род Эрландов поставляет стране ее лучших полководцев на протяжении многих веков, и полководцы эти жестоки и бескомпромиссны, потому как
