были пусты, стараясь не попасться никому на глаза. Скрывшись в месте, из которого открывался отличный вид на поляну у дома, я увидел мать в объятиях ее старого друга и был счастлив, заметив ее горящие глаза; мне бы хотелось, чтобы она вновь почувствовала вкус жизни. Девочки бегали вокруг, словно зверьки, не знающие, куда девать лишнюю энергию, и их кудри пружинили и переливались в свете выглянувшего из-за облаков солнца. С ними все было в порядке. О большем я и не мечтал.
На мое появление Пепел ответил недовольным фырканьем. Возвращаться в стойло ему не хотелось так же, как и мне возвращаться в покои со служанками и нарядными кафтанами, но выбора не было у нас обоих – солнце уверенно двигалось к середине неба.
Как только я передал поводья тучному конюху и напоследок посмотрел в грустные глаза боевого скакуна, на мое плечо опустилась тяжелая рука. Сдержав порыв отреагировать ударом, я медленно обернулся.
– Уже успели совершить конную прогулку, сэр Териат?
– Совершенно верно, Ваше Высочество, – процедил я сквозь зубы.
Я с удивлением обнаружил, что глаза Ханта находятся на уровне моего носа; прежде я никогда не стоял рядом с ним так близко и, следовательно, не имел возможности объективно оценить его рост. Разве что в сравнении с ростом Ариадны.
Он весь светился – как изнутри, так и снаружи; казалось, пребывал в хорошем расположении духа, а потому был открыт к общению. Я подозревал, зачем он обратился ко мне, ведь намерение уже было высказано; хуже всего то, что я ни в коем случае не мог ему отказать.
– Может, присоединитесь к моей тренировке? – заискивающе произнес он. – Одному не так весело, а со всеми здешними воинами я уже имел счастье побороться.
– Почту за честь.
– Отлично! – Хант вновь попытался закинуть руку мне на плечо, чтобы направить мой шаг в нужную сторону, но это доставило ему заметный дискомфорт; он сделал вид, что просто потягивался, и вытянутой рукой указал в сторону ворот в сад.
– Может, начнем с пробежки?
Вопрос, конечно, не требовал ответа. Я снял с себя кожаный нагрудник и отдал его первому попавшемуся слуге; даже если он не знал, кто я такой, этому скромному доспеху в замке непременно найдется замена.
– После вас.
Ухмыльнувшись так, будто эта фора означала мое неминуемое поражение, Хант начал бежать еще за несколько метров до входа в сады. Сомневаюсь, что богатенький южанин сумел бы обогнать эльфа, что на своих двоих порой мог за день оббежать половину Аррума. Выждав еще несколько секунд, я отправился в погоню.
До тех пор, пока я не поравнялся с принцем, тот торжествующе оглядывался, но чем ближе я был, тем отчетливее слышал его сбивчивое дыхание; он едва ли разумно пользовался теми дарами, коими его одарила Богиня. Я бы сказал, что бег – совершенно точно не то, в чем он по-настоящему хорош; его торс и руки слишком тяжелы и мускулисты для его ног, о существовании которых он будто забывал, работая над телом. Что ж, для скорости он, очевидно, предпочитал использовать лошадь; это значило, что упор был сделан на другие составляющие боя. Не прилагая особых усилий, я обогнал его еще на середине дистанции, хоть пробежка для разминки и не должна была являть собой соревнование.
Встретившись у входа на поляну для стрельбы, где пригодная для бега дорожка как раз кончалась, я вопросительно взглянул на стойку с луками. Хант, едва взглянув на меня, проследовал к ней и разъяренно схватил самый большой из них. Вновь ошибка. Для комфортной стрельбы из такого оружия ему не хватает целой головы роста и значительно не хватает длины рук. Внимательно оценив представленный арсенал, я подобрал подходящее оружие и встал на исходную позицию напротив мишени, что находилась левее той, в какую целился принц.
Рука островитянина постоянно соскакивала и дрожала, мешая прицелиться; всему виной учащенное после бега сердцебиение и, вероятно, тревожащий его разум гнев. Проигрывать он не любил, и я ликовал, наблюдая, как ему не удавалось спокойно принять даже столь незначительное поражение. Ярость бушевала и во мне, но эта ярость была холодной. Я знал, что мне не следовало так поступать, но все равно собирался долго и мучительно отравлять его ум и тело той неуверенностью, что селилась в его сердце каждый раз, когда он понимал, что на свете был кто-то, кто в чем-либо его превосходил.
Я был совершенно спокоен. Лук стал продолжением моей руки. Стрелы отправлялись прямо в середину мишени одна за другой, в то время как из лука принца они выскакивали так, будто мечтали сбежать от бьющей руки – неважно куда, лишь бы поскорее. Хант раздражался все сильнее с каждым выстрелом, пока, наконец, по-дикарски не отбросил оружие на траву.
– Солнце печет так, что затуманивает разум и мешает глазам, – с фальшивой улыбкой произнес он. – Переберемся в замок?
В ответ я лишь сдержанно кивнул. Тут же ринувшись к ближайшему входу в холодные каменные стены, разгорячившийся принц так и не поднял брошенное оружие. Не спеша следовать за ним, я поднял лук и поставил его вместе со своим на стойку. Стрелы из мишеней уже старательно вынимал один из оруженосцев принца.
После полудня зал для тренировок почти пуст: все гвардейцы, упражняющиеся там с утра, были заняты на службе короне. Однако капитан не спешил оставлять прохладный зал в угоду уже летней жаре; их с Ариадной занятия как раз выпадали на эту часть дня. Лишь завидев принцессу, Хант тут же расплылся в искренней улыбке и поднял руки, приветствуя будущих родственников. Те, в свою очередь, лениво помахали в ответ, не отвлекаясь от дела.
Присутствие невесты здорово зарядило куорианца на победы и свершения, а я лишь почувствовал новую волну ненависти, застилавшую глаза пеленой. Он улыбался ей, строил из себя влюбленного, старательного, добропорядочного жениха, и в то же время упивался властью, что имел над Ариадной. После того, что он сделал, он владел ей и ее репутацией; знал, что ей нельзя ему отказать. Прикрывался необходимостью женитьбы и попытками сделать ее желанной, но на деле желал лишь всепоглощающей власти над женщиной, что не хотела ему принадлежать. Не мог позволить себе проиграть.
Но я его заставлю.
Принц жестом пригласил меня на песок, не выбрав никакого оружия. Значит, рукопашный бой. Вновь неверный выбор.
Его массивные руки били больно, но медленно. Торс неповоротлив: мешали перекачанные мышцы. Желая показать себя хорошим воином при принцессе и ее сводном брате, он настойчиво нападал, пытаясь
