— Изволь, батюшка, откушать! Я уж расстаралась для тебя и для гостя! Вчера, уж не обессудь, не ждали тебя ввечеру-то. Заявишься, как тать ночной, не известишь, ни сокола пошлёшь. Откудова мне знать? Вот я и не подготовила свежего поесть. Нам с дочкой много ли надо — мы остаточками пропитаемся. Не медли, зятёк, давай к столу. Небось проголодался с дороги-то?
— Нет, не проголодался! — поддразнил старуху князь, — А тебе и твоей дочери благодарение моё — откушали мы с гостем от ваших угощений! Опозорила ты меня, старуха! Ты и твоя дочь-лентяйка, жёнушка моя ненаглядная!
— Ой, ой, — испугалась Бакида, — Ты никак осерчал? Прости, зятюшка! Прости старуху! Пойди скорее к столу — всё уж ждёт! Пироги остынут!
— Нет, я сначала соколов проведаю, — строптиво ответил зять.
— Да что они тебе, эти соколы, никуда не улетят!
Но князь не слушал — беспокойный Финист уже увлёк своего гостя наверх башни, где под самой крышей был приют для ручных соколов.
По дороге князь толкнул рукой закрытую глухую створку окна. На следующем витке опять открыл окно. На третьем уже рассердился:
— Да что это такое?! Я же говорил: окна не затворять! Ну, если…
Добежав до верха, где под самыми стропилами располагались деревянные рамы для соколов, он окончательно рассвирепел:
— Всё закрыто! Чем ей соколы-то помешали?! Кормушки пусты, воды нет!
Ударами кулака он вышиб прочь затворы вместе с рамами, и в помещение ворвался свежий ветер, пронизывая соколятню насквозь и изгоняя едучий дух сухого помёта.
— Псарей прогнала, соколятников выжила — чёрт, а не баба! — бормотал Финист, сбегая вниз по лестнице.
— Покушать, барин! — тут же встретила его внизу наглая старуха, усердно кланяясь чуть не до земли — в руках она держала большую посудину с водой, а на плече — не первой свежести рушник.
Князь фыркнул и забегал по двору, в раздражении пиная всякий хлам. Потом вспомнил о госте и сдержался.
— Пойдём, поедим, Румистэль, — позвал он.
Поесть, конечно, следовало — солнце уже близилось к полудню, но Румистэль засомневался: а какова еда у этой дрянной хозяйки?
— Готовить она умеет, — успокоил его Финист, увлекая дивоярца к столу, — Чего-чего, а пироги стряпать, пиво варить, похлёбку или что ещё — это у неё выходит. Жадна только. А вот Ленда — та поварничать не научена.
Стол в самом деле выглядел прилично. И пироги с козлятиной были хороши, и мясо приготовлено прекрасно, и пиво свежее. Не было, правда, ни фруктов, ни овощей, ни зелени.
— Чего яблок пожалела? — отмякнув от своего гнева, спросил Финист у Бакиды.
— Какая еда яблоки? — пробурчала та, глядя, как хозяин с гостем с аппетитом уминают всё подряд, — Трава она и есть трава — проку никакого.
"Жадничает, наверно", — догадался дивоярец.
Но старуха сама взялась подкладывать им на тарелки снеди — подвигала блюдо с пирогами, подливала пиво, подсовывала кашу. Всё было очень хорошо — видать, старалась тёща за вчерашнее.
Наевшись от души, гость почувствовал себя благодушно. И Финист подобрел, уже не столь сурово глядел на тёщу.
— Ты, Бакида, больше соколов моих не тронь, — назидательно сказал он, — они нужны мне. Воды им наливай в моё отсутствие, еды клади, а то от рук отобьются, дом забудут.
— Дурью маешься, зятёк, — отозвалась та, — Играешься, ровно ребёночек.
— Ты не перечь, — настаивал князь, — Соколы у меня не для забавы. Они мне вести приносят со всего мира, рассказывают мне куда ехать и где чего искать.
— А? — удивилась старуха, — Вон оно что! Для дела, значит? Не подумала. Ладно, прости, зятёк. Буду следить. А ты подарки мне привёз?
Князь поморщился от такой откровенной алчности и велел подать седельную суму, которую вчера скинул с коня вместе с упряжью.
— Вот тебе, Бакида, как ты любишь — камней драгоценных.
С этими словами он достал из сумки мешочек с разноцветными камушками и отдал их тёще. Она уж с нескрываемым интересом полезла в суму взглядом, но Финист решительно отстранил старуху:
— Не тронь, Бакида! Сума заговорена — ненароком нос оторвёт!
Старая скряга с ворчанием удалилась, а Финист подмигнул гостю:
— Не верит — думает, камушки получше я утаил. Шарит по углам — тайник ищет. Только эльфийские кристаллы ей не достать — они у меня в хорошем месте. Да надо бы придумать куда их спрятать понадёжнее — велик запас собрался. Кто знает, беды бы не случилось.
— А что ты сделаешь со своими кристаллами? — спросил дивоярец у князя.
— А что я с ними сделаю? — удивился тот, — Их надо все собрать — до единого осколка. А я разве знаю, где спрятаны остальные.
Он немного помолчал, потом добавил:
— Соколы весть принесли, так что завтра, Румистэль, мне опять в поход.
Не успел Румистэль ответить, как в трапезную вбежала Ленда.
— Господин сердца моего, — вскричала девушка, — никак покидаешь меня?!
— А ты подслушивала, солнышко моё? — нежно улыбнулся князь, лаская взглядом лицо своей прекрасной жены, а рукой обвивая её стройную фигуру.
— Конечно, нет! — с забавной детской непосредственностью она отрицала очевидный факт, — Просто хотела знать, не покинешь ли ты меня вскоре.
— Я должен ехать, Ленда, — просто сказал князь, а в голосе его звучала печаль.
— Должен, должен! — мило гримасничая, передразнила она. — А мне ты ничего не должен? Опять мне плакать в тоске и одиночестве, глядя на дорогу да ожидаючи тебя.
— А ты подружек позови, — серьёзно отвечал князь, гладя её по распущенным золотым волосам.
— Да ну, подружек! — капризно нахмурилась жена, — Будут тут трещать да бегать! Неровен час, чего утащат!
— Это тебя мать твоя так научила? — печально спросил Финист.
— Вот ты снова мать мою ругаешь! — с подступающими к прекрасным глазам слезами воскликнула она, — Не угодит она тебе никак!
— Ничуть, душа моя, — ласково отвечал Финист, — Как я могу сердиться на Бакиду, когда она мне подарила тебя, прелестная моя жена?
— Ах, вот как? — кокетливо потупила та глазки, — Тогда мне покажи, как в самом деле меня любишь.
— Немедленно. Сейчас же! — шутливо отозвался князь и подхватил на руки лёгкую, как пёрышко, жену.
— Да нет! Не так! — она с напускной досадой колотила его кулачком по крепкому плечу. — Ну тише ты, медведь! Перед гостем неудобно!
Румистэль с улыбкой отвернулся, чтобы не мешать влюблённым — он тут лишний. О, ему знакомо это нехитрое девичье кокетство, эта притворная суровость, надутые губки и плутовство во взгляде! Это игра, древняя, как мир, игра — женщина проверяет свои чары, свое извечное девичье колдовство. Дёргает за струны сердца, привораживает душу, порабощает своей власти волю. Проверяет, ищет тот предел, за который ей ступить нельзя — где та черта, за которой мужчина твёрд, как холодный камень. Нет большей радости для любящей жены как вынудить мужчину отложить подальше долг, забыть обязанность — всё то, что отвлекает его от дома и гонит прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
