Альвейг сделала несколько шагов и остановилась, в нерешительности оглядываясь по сторонам. У Виолы перехватило дыхание. Она увидела, как Бьорн медленно поворачивает голову, как расширяются его глаза, поднимаются брови.
— Альвейг! — негромко окликнул он.
Та посмотрела на него словно на незнакомца. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем уголки ее рта дрогнули и приподнялись.
— Бьорн?
Он шагнул к ней и заключил в свои объятия. По толпе прокатился умиленный вздох. Виола в слезах опустила голову.
— Тетя Альвейг! Тетя Альвейг! — Гуннар и Гисла сорвались с места и кинулись к ним.
— Подруга! — Рагнар и Матильда последовали за детьми.
И вскоре чуть ли не весь Рюккен обнимался и целовался с той, кого все давно считали погибшей. Одна лишь Виола стояла поодаль на ледяном ветру и зябко куталась в плащ.
Когда суматоха улеглась, Бьорн зажег от жаровни факел и подошел к погребальному костру.
— Ньорун великий и всемогущий, прими ярла Сигизмунда в свой небесный чертог!
Огонь лизнул пучки соломы, натыканные между бревен, и нехотя разгорелся, колыхаясь от ветра. Рюккенцы безмолвно смотрели, как пламя разрастается, охватывает белое покрывало и неуклонно подбирается к мертвецу.
Семейство Рагнара стояло в сторонке. Матильда обнимала Альвейг за плечи. Та явно была не в себе — она озиралась с таким видом, словно не до конца понимала, где находится, и не осознавала, что хоронят ее отца.
От дыма заслезились глаза, и Виола была даже этому рада — так проще скрыть предательские слезы. Повеяло горелой плотью, и тут же накатили дурные воспоминания, а в давно зажившем обрубке мизинца вдруг вспыхнула пульсирующая боль.
Фу! Что за мерзкая вонь! Чертов запах жареного мяса! Виолу затошнило, и она поспешно отвернулась, глубоко вдыхая холодный воздух. Однако это не помогло, и желудок скрутило болезненной судорогой. Проклятье, только этого не хватало! Зажав ладонью рот, Виола начала протискиваться сквозь толпу.
Вскоре она оказалась на пустынной улице. Дурнота стала невыносимой. Виола оперлась на плетень, и ее вырвало. Боже, стыд-то какой! Утершись рукавом, она украдкой оглянулась по сторонам. К счастью, людей вокруг не было, и никто не увидел ее позор.
Ей полегчало, но возвращаться на площадь не было никакого желания. Да и куда возвращаться-то? Никто ее там не ждет, никому она не нужна.
Виола уселась на скамейку и закрыла руками лицо. Остается лишь уехать домой в Ангалонию и забыть все как страшный сон. Но жить как раньше уже не получится. Разве можно выбросить из головы Сигизмунда? Разве можно вырвать из сердца Бьорна? После всего пережитого она никогда не станет прежней. Ей останется лишь влачить свое бренное существование до тех пор, пока смерть не положит всему конец.
Прошло довольно много времени, прежде чем до Виолы долетел звонкий детский голосок:
— Тетя Виола!
Она подняла голову — Гисла.
— Вот вы где! Мама велела вас разыскать.
— Зачем?
— Все уже на поминках, а вы куда-то запропастились.
— Ну что ж, идем.
«Все равно, мне больше некуда пойти».
***
В Главном Доме было шумно, многолюдно и — совсем неподобающе для поминок — весело. Гисла подвела Виолу к сидящим за столом родителям. Матильда пихнула мужа в бок и подвинулась сама, чтобы освободить место.
Виола перешагнула застеленную шкурами скамью и… оцепенела: напротив сидели Альвейг и Бьорн. Первым порывом было развернуться и убежать, но когда Бьорн поднял на нее взгляд — пронзительный и тоскливый — тело разом обмякло, и она покорно опустилась на лавку.
Он смотрел на нее так долго и пристально, что это даже заметила его жена. Она тоже взглянула на Виолу, и ей пришлось отвести глаза.
— Альвейг, познакомься, это Виола, — с напускной небрежностью сказала Матильда. — Дальняя родственница Рагнара. Приехала к нам погостить.
Нежное личико Альвейг осветила приветливая улыбка.
— Очень приятно.
— Взаимно, — криво усмехнулась Виола, с досадой убеждаясь, что соперница еще красивее, чем показалась на первый взгляд.
— Откуда ты?
— Э-э-э… она с юга, — не растерялась Матильда. — Слышишь, какой у нее говор? Она живет почти на самой границе с Ангалонией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Угу. — Виола кивнула, краем глаза отмечая, что Бьорн покраснел как вареный рак.
Тут со скамьи поднялся Рагнар, вскидывая питейный рог.
— За упокой Сигизмунда!
— За упокой! — отозвались присутствующие.
Виола выпила, радуясь, что можно за кубком спрятать лицо. Уши горели от смущения. Вот дурацкая ситуация! И что самое странное — никто ни в чем не виноват. Но почему же тогда так больно и стыдно?
Под столом Матильда сжала ее ладонь. «Благодарит за то, что я ей подыграла. Неужели они собираются скрывать от Альвейг правду обо мне и Бьорне? Хотя да, время для откровений сейчас не самое подходящее».
Когда все выпили и уселись, Альвейг положила ладонь на руку мужа и спросила:
— Бьорн, а где наш Уббе? Сходи проверь, вдруг этот сорванец опять забрался на крышу!
Виола вздрогнула и оторопело посмотрела на Бьорна. Он ответил ей не менее изумленным взглядом, затем беспомощно перевел глаза на Матильду.
— А что же ты, ничего не помнишь? — осторожно начала та.
— Чего не помню? — Лицо Альвейг озарилось чистой наивной улыбкой.
Бьорн набрал воздуха в грудь.
— Мы ведь отправили его с бабушкой погостить к родне, разве ты забыла? — выпалил он.
Твою ж мать! Он что, собирается кормить ее байками о том, что их ребенок жив? Виола переглянулась с Матильдой. На лице подруги читались те же эмоции.
— Да? Что-то я запамятовала, — растеряно пробормотала Альвейг и склонилась над своей тарелкой.
Виола украдкой посмотрела на Бьорна. Темные круги под глазами, глубокая складка между бровей — да ведь он тоже всю ночь не спал! Сердце сжалось от сострадания. Ей стало жалко их всех — себя, его… и даже его жену. Немудрено, что после пережитого Альвейг повредилась рассудком. Может, ей не стоило сюда возвращаться? Что будет, когда она осознает, что их сына давно нет в живых? Бьорн ведь не сможет обманывать ее вечно.
А еще Виола с кристальной ясностью поняла, что Бьорн никогда не бросит свою жену. Если до этого в душе и теплилась какая-то надежда, то теперь она бесповоротно угасла. Он слишком честен, слишком благороден, чтобы оставить Альвейг в таком состоянии. Его уход окончательно ее добьет, и он это хорошо понимает.
Слезы вновь подступили к глазам. Неужели выхода нет, и она потеряла любимого мужчину? Больно… Как же больно рвать по живому! А может… встречаться тайно? Стать его любовницей?.. Господи, какой позор для дочери графа Альберди! Отец бы никогда не простил ей такого падения.
«Хотя я и так уже по уши в дерьме. Незамужняя девица, а спала с двумя мужиками. Папенька будет в ярости, когда узнает, что я больше не девственница. Даже если я скажу, что меня изнасиловали, это не слишком-то облегчит мою участь, ведь во всем всегда виновата женщина. Сучка не захочет, кобель не вскочит».
Между тем, Альвейг прильнула к Бьорну, а он в свою очередь обнял ее за плечо. Виола поймала на себе его короткий взгляд — измученный и виноватый, как у затравленного зверя.
— Расскажи, как ты жила все это время? — попросила Матильда.
— Тебя не обижали? — Бьорн на миг коснулся губами бледного лба супруги, и у Виолы больно кольнуло в груди.
Есть совсем не хотелось, и она вяло ковырялась в тарелке, не поднимая глаз. Из путанного рассказа Альвейг ей стало понятно, что у той в голове перемешались иллюзия и реальность. Изнасилование, убийство сына напрочь стерлись из ее памяти, и последние три года она жила как в тумане. У дяди ее не держали в плену, за ней лишь присматривали, чтобы она не сбежала, но она и не пыталась этого сделать.
Свою жизнь в Рюккене Альвейг почти забыла, и только сегодня, снова увидев Бьорна, она вспомнила, что у нее есть муж. А когда ей сказали, что ее отец — ярл Сигизмунд — доблестно пал в бою, она лишь рассеяно кивнула.
