И хотя Ассипатл был цел и невредим, никто даже не думал о нем, ибо всем казалось, будто наступил конец света. И король со своей свитой, и старуха, разбуженная громким шумом, и даже кошка — все принялись взбираться на холм, чтобы спастись от потоков воды, которые извергались из пасти Сторского змея.
Огонь становился все сильнее и сильнее, из ноздрей чудовища струились черные потоки дыма, небо потемнело, в агонии чудище высунуло свой раздвоенный язык и зацепилось им за рог у полумесяца, но тут язык соскользнул, упал вниз и оставил на земле след — глубокую трещину. Прилив наполнил эту впадину водой, — вот так земли датчан оказались отделены от берега Норвегии. А там, куда ударился кончик языка, появилось Балтийское море. Сторский червь извивался в мучительной агонии, он пытался достать головой до неба, и каждый раз, когда голова падала, весь мир сотрясался от удара. С каждым падением из пасти чудища выпадали зубы. В первый раз из них образовались Оркнейские острова, затем — Шетландские, и вот, когда уже Сторский червь почти испустил дух, Фарерские острова с грохотом упали прямо в море. Наконец чудовище свернулось огромным клубком, и старые люди говорят, что остров Исландия — это и есть остатки мертвого змея, чья печень все еще полыхает в недрах гор.
Прошло немало времени, прежде чем небо стало чистым, солнце засияло снова, а люди смогли прийти в себя. Король крепко обнял Ассипатла и назвал его своим сыном. Он обрядил Ассипатла в темно-красную мантию, и вложил нежную белую ручку Прекрасной Драгоценности в руку Ассипатла, и подпоясал его знаменитым мечом Скинкерснаппер. А еще добавил, что повсюду, куда простирается его королевство — на юг, на север, на запад и на восток, — все отныне принадлежит герою, который спас и страну, и людей.
Неделей позже Ассипатл и Прекрасная Драгоценность сыграли свадьбу в королевском дворце. И никто еще не видел свадьбы, подобной этой, потому что все до единого жители королевства были счастливы — Сторский змей больше уже не мог принести им горя. По всей стране люди плясали и пели. Король Ассипатл и королева Прекрасная Драгоценность радовались, а как же еще, ведь они так любили друг друга. У них народилось немало прелестных ребятишек, и если они не померли, то наверняка живут и поныне13.
Линтонский червь (Linton Worm). В XII веке обитатели Линтона оказались в бедственном положении из-за прожорливого чудовища или червя, который, по словам писателя XVII века, был «три шотландских ярда в длину, немногим побольше, чем нога обыкновенного человека, обликом и окраской похожий на болотную гадюку». Чудище жило в норе, расположенной на северо-восточном склоне Линтонского холма, — это место и по сей день называется Ворм-Дэн, или Берлога Червя. Время от времени червь выползал наружу и «кружил по полям, поджидая добычу», — дело, не требовавшее особых усилий, так что фермерам по всей округе пришлось увести свой скот и переселиться на мили три-четыре поодаль, отчего местность, где обитал червь, пришла в полное запустение: ни один путник не осмеливался поехать по дороге, шедшей в тех краях, все равно, надо ли было ему в церковь или на ярмарку, — вот какого страха навела тварь. Соммервиль из Ларристона, оказавшийся как раз в то время на юге, из любопытства захотел посмотреть на чудовище, о котором он слышал столько странных историй, а поэтому отправился на север, до самого Джедбурга. Там-то он повстречал до смерти напуганных фермеров, которые бежали в город в поисках убежища. Одни говорили, что у чудища стали отрастать крылья, другие, что оно извергает пламя из пасти, третьи, что его ядовитое дыхание способно на расстоянии убить корову. Но эти слухи только подогрели любопытство Соммервиля, и он пожелал лично посмотреть на тварь. И вот как-то раз он вскочил на коня и отправился к звериной берлоге. Стоило твари выползти и заметить всадника поблизости, она подняла голову на высоту в половину тела и уставилась прямо на него, открыв пасть, а затем уползла обратно, не причинив никакого вреда. Юный Соммервиль решил, что при таком исходе ему следует во что бы то ни стало убить чудовище, взялся пристально наблюдать за тварью и ее повадками. Он обнаружил, что червь всегда глядит прямо в лицо смотрящему и раскрывает при этом пасть. Так у Сом-мервиля созрел план: он раздобыл длинную пику, причем весьма прочную, в полуфуте от наконечника на древке пики было закреплено железное колесо, которое вращалось от любого прикосновения. На острие он повесил кусок торфа, пропитанного смолой и серой, поджег его и на протяжении нескольких дней тренировал свою лошадь, чтобы она привыкла к дыму и пламени, которые будут бить прямо в лицо во время атаки. Покончив с этим, он объявил джентльменам и простому люду, проживавшим в тех краях, что готов уничтожить чудовище или погибнуть, взявшись за подобное дело. Его умудренные опытом и летами соседи, которые уже пытались убить тварь стрелами и дротиками — да все напрасно, — подняли его на смех, дескать, все это пустая бравада и юношеская беспечность. Но только Соммервиля не поколебало их недоверие, вместе с преданным слугой он в положенный день отправился на рассвете к логову червя.
Стоило чудовищу наполовину высунуться наружу, как слуга поджег торф. Соммервиль пришпорил свою натренированную лошадь, галопом поскакал прямо к чудовищу и засунул горящее копье в раскрытую пасть. Лошадь отскочила назад, копье сломалось, но древко оказалось уже глубоко в горле червя. Смертельный удар был нанесен, и тварь стала извиваться в судорогах. Ее задняя часть все еще находилась внутри норы, и не выдержавший напряжения склон холма разлетелся на куски, падавшие в разные стороны и на самого червя, что только ускорило мучительную гибель чудовища.
За этот героический подвиг Соммервиль заслужил всеобщую признательность и уважение, король назначил его своим сокольничим и возвел в рыцарское достоинство, даровав ему титул барона Линтона14.
Лонгвинтонский дракон (The Longwinton dragon).
В лесу неподалеку от деревушки Лонгвинтон расположены три источника, о которых с давних пор ходит молва. С незапамятных времен люди приезжали издалека, чтобы напиться водой из этих источников, ибо она была сладкой, словно вино, и обладала удивительными целебными свойствами. Не один пастух, чьи кости ломило после зимы, приходил туда и получал облегчение, не один ребенок испил воды и обрел здоровье. Жители Лонгвинтона по праву гордились своими источниками — была в них какая-то волшебная сила. И вот однажды отправился туда пахарь утолить жажду и вдруг видит — у источника лежит огромный дракон, свернулся кольцами вокруг дерева, что росло поблизости, опустил в воду свой большой черный язык и хлебает, словно собака. Стоило пахарю приблизиться — дракон исчез, но только человек почувствовал, что чудище никуда не делось, а просто стало невидимым: было слышно, как когти шуршат по опалой листве, а его горячее дыхание обжигало лицо. Вот пахарь и бросился от ужаса наутек, да спасся только потому, что побежал не по прямой, а стал плутать между деревьями. С тех пор ни один странник не осмеливался приблизиться к волшебным источникам — ибо там людей подстерегал дракон. Страшное это было чудище, шкура в бородавках, словно у жабы, и длинный хвост, словно у огромной ящерицы. Когтями он разрывал землю и сдирал кору с деревьев, когда терся о них. Лишь немногим довелось разглядеть его, ибо каждый раз, как кто-нибудь приближался, дракон становился невидимым. Нет его, и все тут, да только трава шуршала от его дыхания и цветы сгибались, когда он наступал на них. Особого зла дракон не причинял, жил себе в одиночестве и пил воду из источников. Но стоило кому-нибудь из жителей Лонгвинтона попытаться напасть на него, дракон злился — и деревья качались и ломались вокруг него так, словно посреди леса поднялся смерч. Выходило, что он завладел источниками и ни с кем делиться не собирался. Источники тем временем заросли тиной, а пастухам приходилось справляться со своими болячками кто как может. И вот однажды заехал в Лонгвинтон рыцарь, скитавшийся в поисках приключений. «Есть у нас тут один жадный дракон, — сказали ему жители деревни, — мы бы от него с радостью избавились, да только он может становиться невидимым, так что еще никому не удавалось приблизиться к чудищу и поразить его». — «Я справлюсь с этой напастью, — ответил рыцарь, — переночую, а завтра сражусь с драконом». На следующее утро он смазал глаза волшебным снадобьем, которое раздобыл во время своих странствий, и поскакал в лес. Дракон спал рядом с одним из источников, но, едва донесся стук лошадиных копыт по опавшей листве, он поднял уши и растопырил зубцы на спине. Но затем, положившись на свою невидимость, успокоился. А рыцарь был наготове. Беспечный дракон думал вонзить в нападавшего когти, но тут рыцарь вонзил меч прямо ему в бок. Дракон взвыл от боли — а рана была тяжелая, — поспешил отступить, защищая источник, и приготовился к новому нападению. Но какие бы чудовищные раны рыцарь ни наносил дракону, силы того не уменьшались, да и сами раны заживали быстрее, чем появлялись. Их бой продолжался часами, неуклюжий дракон не мог оказать достойного сопротивления ловкому человеку, однако под вечер рыцарь, усталый и истощенный, ускакал прочь. Ему было стыдно признать перед жителями деревни свое поражение, но такие, как он, легко не сдаются. «Завтра я снова сражусь с драконом», — сказал рыцарь и лег спать. На следующий день он обрушил на чудовище столько ударов, что и тысячу драконов можно было убить на месте, да только зверь к закату дня был столь же свеж и силен, как на рассвете. И пришлось рыцарю отступить опять. «Я попробую в третий раз, — сказал он, — дракон, наверное, обладает какой-то магической силой, о которой я поначалу и не подумал. Завтра буду полагаться на свои глаза, руки-то я уже пускал в ход». Наступил третий день, он снова отправился в лес и опять напал на дракона. Так оно и вышло, ибо, пристально наблюдая, рыцарь подметил: сколько дракона мечом ни бей, тот ни на шаг от источника не отступает. Мало того, наконец рыцарь разглядел, что кончик своего хвоста дракон постоянно держит опущенным в воду. «Ага, вот в чем тут секрет!» — произнес рыцарь, спустился с лошади и отвел ее в лес, чуть подальше. Потом он подошел к дракону и слегка стал его колоть то тут, то там, пока дракон, разозлившись, не зарычал и прыгнул прямо на него. Тут рыцарь отошел назад, едва оказывая сопротивление, чтобы дракону показалось, будто его противник истощен и почти повержен. Понемногу рыцарь сгибался и даже упал навзничь, — вот и чудищу, идущему следом, пришлось отойти от источника на несколько шагов. Но тут рыцарь внезапно вскочил на коня, обогнул дракона и преградил ему путь назад, к источнику. Дракон понял, что его обманули, громко заревел, словно бешеный бык, и стал изо всех сил драться, чтобы попасть назад к источнику. Но рыцарь, зная, в чем дело, наносил удар за ударом, и с каждой раной дракон становился все слабее и слабее. Кровь струилась из его боков — ее капли выжигали траву. Дракон терял силы и наконец упал, бездыханный. На следующий день жители Лонгвинтона устроили ему похороны, они расчистили источники и разослали повсюду весть о том, что чудовища больше нет, — в каждом доме и в каждой лачуге в двадцати милях в округе веселились и плясали в ту ночь15.
