этом.
Ей не терпелось, вместо того чтобы оставаться в номере и продолжать пустой спор, спуститься в холл и подождать лодку там.
Бенуа приблизился, протянул к ней руки.
— Ну хотя бы попрощайся со мной, — проговорил он.
Желание немедленно убежать настолько овладело Тесс, что ей пришлось сделать усилие, чтобы остаться на месте. Он прижал ее к себе и поцеловал ее волосы.
— Золотые локоны… никогда не стриги их!
Бенуа начал задыхаться от волнения. Он несколько раз сглотнул, вздохнул, потом наконец отпустил Тесс.
— Теперь иди, я должен остаться один. Не хочу видеть, как ты будешь уходить.
Расстроенная, Тесс схватила сумку и бросилась вон из номера. Несколько секунд Бенуа не мог отвести взгляда от закрытой двери. Он все еще с трудом верил в то, что произошло. Тесс от него ушла… Третьего шанса не будет, разрыв окончателен.
— Почему? Ну почему? — повторял он, меряя шагами комнату.
Претензии он мог предъявлять только себе, пришла расплата за его неблаговидные действия. Он не должен был соглашаться встречаться с Тесс для разговора о своем пациенте. Это был профессионально недопустимый поступок, хотя он ей почти ничего не пересказал из их бесед с Матье. Но, конечно, стоило Тесс ему позвонить, и он тут же примчался в надежде увидеть ее, и его чувства тут же вспыхнули с новой силой. И хотя он дал слово не говорить о Матье, все вышло как-то само собой, он даже его процитировал несколько раз. Искушение растолковать Тесс, что ей нечего ждать от этого человека в состоянии тяжелой депрессии, оказалось слишком велико. Какой позор, что он примешал сюда свою профессию! И вот теперь он остался один, как последний идиот, да к тому же запятнал профессиональную честь.
Оглядевшись, он ощутил отвращение. Вся эта позолота, вычурные украшения, фигурные зеркала были призваны создавать атмосферу любовного гнездышка. И посреди всей этой безвкусицы — он, безумно влюбленный и покинутый.
Он представил, как Тесс сейчас звонила Матье. Попытается ли она вновь завоевать его сердце? И как на это отреагирует его бывший пациент? Но какого черта думать о ней, о нем, о них обоих вместе или порознь! Тесс он уже потерял, теперь стоит только воспользоваться хорошим советом, который он так любил давать другим: перевернуть страницу.
Позволив дать выход своему гневу, Бенуа изо всех сил ударил кулаком в стену. Но сильного эффекта не получилось, так как обивка из тяжелой дамасской ткани, смягчив удар, сделала его ничтожным. Досадливо поморщившись, Бенуа закрыл окно шторой. Он не хотел видеть, как по каналу будет удаляться водное такси, и тоже начал собирать багаж.
* * *
Закончив красить забор, Анжелика принялась за потолок.
— Жуткая работа! — заметила она раздраженно, стоя на лестнице и высоко запрокинув голову.
— Ты взяла на себя самое трудное, — согласился Матье. — И это нормально: ты из нас самая молодая и здоровая.
— Ну и шуточки! Ты давным-давно выздоровел.
Он улыбнулся, призывая ее к порядку. Каждое утро он продолжал заполнять свой чек-лист[27], постоянно испытывая тревогу, не чувствует ли он себя снова подавленным. Вспоминая теперь самые тяжелые дни, он стал считать свалившую его внезапно и надолго депрессию не только чудовищной, но и загадочной. То, что в одно прекрасное утро он проснулся в состоянии полного морального и физического истощения, до сих пор оставалось для Матье необъяснимым. Как следствие, он стал бояться самого себя, следил за каждым своим действием, заставлял себя есть, спать, не проводить дни напролет в книжном магазине, установив нормальное расписание, и, наконец, справился с навязчивыми воспоминаниями о Тесс.
— Я снова решил заниматься дзюдо, — объявил он дочери.
— А не слишком ли ты заржавел?
— Есть немного, но это восстанавливается.
Анжелика спустилась с лестницы, чтобы осмотреть результат своей работы.
— Приятный бежево-розовый цвет…
В свою очередь, Матье красил в модный коричнево-сиреневый цвет двери, оконные рамы и плинтусы.
— Теперь, папа, ты окончательно прикипишь к этому дому, раз и навсегда, не так ли?
— Больше, чем я когда-либо мог предположить. Это не просто старый дом, расположенный в удачном месте, — у него есть душа. Душа Сезара, надеюсь…
Он часто об этом думал. Когда он почувствовал себя так плохо, что хуже некуда, он пришел именно сюда, чтобы, спрятавшись, как раненый зверь, отлежаться здесь, и вот в конце концов ему удалось преодолеть свое недомогание. Думая о Сезаре, иногда разговаривая с ним вслух, он этим помогал себе не впасть окончательно в отчаяние, отгонять мысли о самоубийстве, которые преследовали его, особенно по ночам, увлекая спуститься к берегу и навсегда исчезнуть в море.
— Ты планируешь полностью отремонтировать виллу?
— Хотелось бы. Во всяком случае, я намерен посвящать этому все воскресенья.
— И ты не будешь, как раньше, бродить по закрытому книжному магазину?
— Что значит «бродить»? Я проверял счета, склады…
— Но ведь это правда, что ты не мог провести без него ни дня!
— С этим покончено. Впрочем, со счетами я полностью полагаюсь на Корантена.
Он не случайно назвал его имя, и Анжелика тут же отреагировала.
— Кстати, о Корантене… Ты ведь понял, что мы встречаемся, так что ты на это скажешь?
Не торопясь с ответом, Матье сначала отложил кисть, а потом взглянул на только что покрашенную дверь.
— Мне было интересно, когда же ты задашь мне этот вопрос, Анж?
— Вот — задаю. Мне важно знать твое мнение.
— До сих пор ты обходилась без него.
— Тогда было слишком рано. Корантен — это… ну, мой первый мужчина, вот что!
— Первый… — повторил он растерянно, — кто имеет для тебя… значение?
— Просто мой первый, и все.
Матье недоверчиво на нее посмотрел.
— Но у тебя и до него наверняка были отношения, ухажеры?
— Ничего настолько серьезного, чтобы речь зашла о постели.
— Ах вот как…
Его дочери было двадцать лет, и он воздерживался от расспросов насчет ее личной жизни. С тех пор как она поселилась в своей студии, Матье считал ее
