поскорее внутрь скользнул. Десница воеводы лежал на подстилке из шкур, под повязками полосы как от когтей проступают.
Ох и не по себе Велеславу сделалось! Первый друг и наставник со злой раной лежал, а он даже помочь ничем не мог ему!
— Что ж с тобой приключилось?...
— Медведь... большой, бурый... — Мировид головой тряхнул болезненно. — Потом...
Рука куда-то под шкуры скользнула, стопку грамот оттуда выудила. Мировид те записи Велеславу в руки вложил, жестом указал к уху наклониться:
— Ты поймёшь, что с этим делать... А до той поры... ни отцу, ни брату, ни даже богам не показывай...
— Пропустите меня! — снаружи донеслось, и Велеслав грамоты поскорее за пазуху спрятал, полой кафтана прикрыл.
Воевода пожаловал со свитой:
— Как же так, дружище! — руками всплеснул, как та боярышня, — ты будь спокоен, за знахаркой уже послали...
С ледяной ясностью Велеслав понял, что не поможет Мировиду знахарка — только в могилу сведёт быстрее. В последний раз наставнику в глаза посмотрел — попрощался. Да и на воздух из шатра вышел.
На небо глаза устремил — как ответов просил. Бок жгли грамоты кровавые. Что ж такое там, что ради них человека уморить можно?
Мировид скончался на третий день. Князь тризну по нему справил, как по дорогому родичу. А уже наутро хозяйничал в его берлоге новый десница воеводы. Как бы не скорбь великая, обида бы сердце Велеслава точила, что не его, героя признанного, назначили. Но тут не стал спешить он с выводами, присмотрелся. Ничего-то новоявленный начальник о текущих делах не спросил, только любезностями дежурными обменялся и тут же ерунду какую-то поручил. А сам — по полкам шарить. То медленно, с расстановкой, то в нетерпении бересту расшвыривая.
Знал Велеслав, что он ищет. Грамоты, что не на бересте, на шкурах выделанных писаны буквами незнакомыми. Знал и того, кто прочесть их сможет — с духом собирался, чтобы на сделку со своей совестью в другой раз пойти. Но после разгрома новым десницей учинённого ждать уже было никак нельзя.
Велеслав в светлице заперся да и позвал в темноту, зная, что услышит:
— Хан!
— Ты позвал меня сам? Эка невидаль! — он тотчас явился за спиной, как из теней его кто слепил.
Не стал Велеслав ничего объяснять, только грамоты в руки сунул:
— Читай.
Хан первую запись к глазам поднёс, сморщился:
— Верея, нижний посад, один кошель, Купава город восток, два кошеля, Млава, терем — в уплату военной помощи... Перечень девок на продажу, подпись вашего воеводы, скукота...
— Есть в тебе хоть капля сочувствия или нет?!
— А ты меня сочувствовать звал, или по делу?
— Что ж, дело ты сделал, а теперь ступай.
Хан по комнате прошёлся туда-сюда, палец картинно прикусив:
— Дай угадаю: ты собираешься эти писульки взять и князю на воеводу жаловаться пойти. На твоём месте я бы того не делал.
По чести Велеслав так и задумал, но в разуме, хоть и злодейском, Хану было не отказать, а потому он спросил:
— Это почему же это — не делал?
— А ты подумай: кто, окромя меня, воеводы и Марьи, в тереме степнянский знает? Им достаточно просто в твоих знаниях усомниться — и уже сухими из воды выйдут. Сколько Мировид эти грамоты с собою носил? Неужто бы не показал князю сам, если бы в этом была хоть капля толку?
Присел Велеслав на ближайшую лавку, об колени тяжело опёрся.
— И что же ты предлагаешь?
Хан палец вверх поднял назидательно:
— Ты меня только до конца дослушай, спорить потом будешь. Видно, что воевода всем заправлял, Марья не того полёта птица. А значит, его нужно убирать, шайку обезглавить. Покуда они, аки псы грызутся за верховодство, ты князя умаслишь чтука, уже умеешь, о заслугах своих в поимке жуликов напомнишь, обещаешь убивца найти — и станешь воеводой сам. А там по одному всех разгонишь, в темницу побросаешь — как понравится.
— Для тебя вообще есть задачи, которые чьей-то смертью не решаются?
— Так-то я всегда за доброе слово, — ухмыльнулся Хан. — Но доброе слово и кинжал куда как действенней. А ты, прежде чем послать меня в другой раз к лешему, вспомни о том, что ты меня тогда не послушал — и наставника своего потерял. До кого они в следующий раз доберутся, как думаешь?
— Мировида медведь задрал, сила природы...
— Не будь простодушным, Велеслав, не бывает таких совпадений, чтобы медведь да сам на человека напал, причём не на какого-нибудь, а именно того, кто под воеводу копает. Ясно как день, науськал его кто-то.
Надолго Велеслав в думы свои погрузился. Претило ему, как тать ночной, спящего и безоружного заколоть, вот только... чем дольше он подле Варвары оставался, тем проше становилось их нежную дружбу заменить. За Мировида сердце болело, а коли с ней что случится — и вовсе от горя разорвётся.
— Согласен. Давай это сделаем, — с тяжестью на душе вымолвил он наконец.
Хан улыбнулся широко, да жутко, нож, с полки взяв, протянул со словами:
— Ты не бойся, брат мой. Когда придёт время пустить его в ход, его будет держать моя рука.
Где покои воеводы, Велеслав, конечно знал. По темным проходам добраться незамеченными труда не составило. Дверь на засов изнутри затворили, но Хан его чарами подцепил, так в сторону и отъехал.
Створку отворили тихонько... а воеводы там нет как нет! Только Марья стоит, а перед ней на лавке кто-то связанный, на голову мешок надет.
— Хорошо ты держался, ведьмак, даже меня почти обмануть сумел. Да только когда на хвост гордости наступают, ордынец всегда думает, как ордынец — я ещё не видала исключений. Дай, думаю, покараулю тут ночку — явишься ли спросить про не твоё назначение.
— Это ничего, — Хан, кажись, только порадовался, — я и тебя, ведьма, убью, потом меньше мороки будет.
— Ой ли, — Марья ему оскалом самодовольным ответила, — а ежели так?
Она мешок с пленника сдёрнула — у Велеслава внутри вмиг всё обледенело. Сидела на лавке Варвара, со ртом платком завязанным, только и могла мычать сердито.
Знахарка ножичек короткий из рукава вытряхнула, по шее нежной провела:
— Давай договариваться, ведьмак — раз и навсегда. Иначе никому из нас житья не будет. Чего ты хочешь? Золота, должностей, почестей? Всё мы тебе дадим, всем поделимся — только
