Сталину сорок лет, но он все еще не имеет возможности сосредоточиться только на задачах и проблемах социального строительства во всех его аспектах — от экономического до культурного.
Сталину все еще приходится много сил отдавать политической борьбе, которая со стороны оппонирующих ему коллег по руководству страной и партией приобретает все более политиканский, шкурный характер.
Доходит до серии прямых заговоров — от троцкистов и зиновьевцев до группы Енукидзе, а затем и заговора Тухачевского.
С другой стороны, все более опасными для дела становятся перерожденческие амбиции новой властной «верхушки» в центре и «на местах».
Это приводит к необходимости «зачистки» 1937 и 1938 годов со всеми ее неизбежными перегибами.
Однако в целом процесс необходим — недаром не очень-то любящий большевизм и Сталина академик Вернадский записывает в интимном дневнике, что Сталин уничтожает своих врагов, но поскольку они и враги России, то Сталин делает необходимое дело.
Дело!
Не личную и абсолютную власть обеспечивает себе Сталин, а возможность невозбранно и толково делать Державное Дело…
И только к 1939 году, когда из руководства страны были убраны явные политические авантюристы и перерожденцы, Сталин получает возможность работать, а не бороться.
Его путь к Делу был во многом пройден.
И пройден лишь к пятидесяти годам.
Если мы посмотрим на общую атмосферу в центральном и периферийном руководстве ВКП (б) и т. д., имевшую место быть в 1934 году, когда состоялся XVII съезд ВКП (б), «съезд победителей», то увидим, что это была еще атмосфера политических дискуссий.
И было очень неясно, до чего эти дискуссии доведут и куда заведут.
А если мы объективно оценим атмосферу XVIII съезда ВКП (б), состоявшегося в марте 1939 года, и особенно атмосферу XVIII Всесоюзной партийной конференции, прошедшей в феврале 1941 года, то увидим, что они были заняты деловым решением чисто государственных и общественных проблем.
Вот только тогда Сталин получил возможность руководить Россией, не отвлекаясь на борьбу с той частью властей предержащих, которая докатилась до политиканства и шкурничества.
Пять лет такой — в полную силу — мирной работы Сталина, его когорты и руководимых ими народов СССР, и Россия обрела бы такую невиданную мощь, что вряд ли кто-либо рискнул бы идти на нее войной.
Война сорвала тут многие планы.
Она много чего порушила.
БУДЕТ нелишним еще раз сказать о сути троцкизма как наиболее вредоносного антипартийного и антисталинского течения в СССР.
За полмесяца до XV съезда — 17 ноября 1927 года — в возрасте 44 лет покончил самоубийством истовый и неистовый троцкист Адольф Иоффе, который был принят в РСДРП (б) в августе 1917 года вместе с Троцким в составе группы «межрайонцев».
Иоффе подвизался в дипломатической сфере на ответственных постах, в 1925 году был полпредом в Австрии, потом заболел, и одной из причин самоубийства выставляют его якобы протест против того, что Сталин-де отказал ему в выезде за рубеж для лечения, мотивируя отказ дороговизной такой затеи.
Однако Иоффе оставил предсмертное письмо, адресованное своему кумиру (который был, к слову, лишь на 4 года старше Иоффе), где писал: «Я не сомневаюсь, что моя смерть является протестом борца, убежденного в правильности пути, который избрали Вы, Лев Давидович».
Как видим, болезнь Иоффе, если и послужила, как говорится, отягчающим обстоятельством, решающей причиной самоубийства не была.
Любопытный факт… Иоффе хоронили 19 ноября 1927 года на Новодевичьем кладбище, и именно эти многолюдные похороны стали последним публичным выступлением оппозиции (если не считать речей на XV съезде).
Но еще любопытнее другое, Длинную процессию возглавлял Троцкий, который держал с одной стороны под руку Раковского, а с другой — вдову Иоффе, Обычно в центре идет вдова, а уж ее под руки держат ближайшие родственники или близкие, Но Лев Давидович даже тут не мог не занять позицию в центре,
Эта эгоцентричность вождя троцкистов очень характерна для троцкизма вообще, Собственные теории и воззрения для классического троцкиста всегда были важнее реальности, И это ярко проявилось в предсмертном письме Иоффе, который писал Троцкому:
«Более тридцати лет прошло с тех пор, как я утвердился в мысли, что человеческая жизнь имеет смысл только в той мере, в какой она отдана на службу бесконечности — а для нас человечество — это бесконечность. Труд ради ограниченной цели — ибо любая другая цель ограниченна — лишен смысла».
Если вдуматься, то можно понять, что это — очень страшненькая «философия», потому что это, по сути, человеконенавистническая концепция бытия, отдающая приоритет не человеку, а химере!
Троцкизм и был всегда опасной химерой для тех, кто уверовал в троцкизм искренне. При этом верхушка советского троцкизма ко второй половине 30-х годов уже не отличалась «души прекрасными порывами», зато со свойственной вождям троцкизма самовлюбленностью и самонадеянностью жаждала взять у «этого Сталина» реванш любой ценой — вплоть до союзов с Западом, вплоть до заговоров с целью убийства Сталина…
Успешным любое силовое выступление любой оппозиции быть не могло, Но обрушить Советский Союз могло, особенно в условиях возможной близкой интервенции.
Иоффе очень точно и откровенно — как-никак он писал это перед смертью — обнаружил патологическое, болезненное и высокомерное презрение троцкизма к такой «ограниченной цели», как построение социализма в России.
Реального строя в конкретной стране…
Троцкиста устраивала лишь бесконечность, но для конечного человека бесконечность тождественна, вообще-то, смерти, И если Иоффе так безответственно отнесся к собственной жизни, можно ли было ожидать от него, что он будет испытывать чувство ответственности за жизнь Державы?
Нет, конечно!
Поэтому борьбу Сталина против Троцкого и оппозиции можно рассматривать — уже не в узкополитическом, а в философском смысле — как борьбу живой жизни против абстрактной мертвечины.
Гете сказал: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет», Троцкистский взгляд на политику, на Россию, на мир был изначально мертворожденным, надуманным, манерным, вычурным и искусственным, как все неживое.
Сталинский же взгляд и, что еще важнее, сталинские действия были просты, ясны, обращены к реальности и полны волнующих социальных перспектив, то есть — полны надежды и жизни.
Троцкизм был многообразен — он мог проявиться в таких сферах общественной жизни, которые были формально далеки от политики, Но все на первый взгляд умозрительные «заскоки» 30-х годов можно было даже без расследований ОГПУ или НКВД относить к прямой деятельности троцкистов или считать опосредованной их провокацией…
Все нездоровое, что могло вызвать негативную общественную реакцию у здоровой части общества, так или иначе предлагалось или поощрялось именно троцкистами уже потому, что им было необходимо оттолкнуть от Сталина как можно больше нормальных русских людей, вызвать у них неприятие Сталина как главы государства.
Например, сегодня практически неизвестно, что в самом начале 30-х годов силами ряда «языковедов» по отношению к русскому языку — якобы в целях «приближения письменной речи к устной» — была подготовлена крупнейшая диверсия.
26 июня 1931 года Всесоюзное орфографическое совещание (а это «епархия» Наркомпроса РСФСР) одобрило проект реформы, по которой в русском алфавите должны были быть упразднены буквы «э», «и» (вместо нее вводилась «i»), «й», твердый и мягкий знаки…
Вместо «этаж», «электричество», «пятьдесят» предлагалось писать «етаж», «електрiчество», «пятдесят» и т. д.
И это не все! Предлагаемая «языковедами» «реформа» вводила букву «j», зато резко ограничивала употребление букв «я», «е», «ю».
Вместо «яблоко» предлагалось писать «jаблоко», вместо «юг» — «jyг»…
Вместо «огурцы» — «огурш», вместо «цыган» — «цiган», вместо «революция» — «революцijа»…
Ликвидировалось удвоение согласных: вместо «касса» — «каса», Зато вводился свободный перенос слов и еще ряд подобных же «нововведений», открыто издевающихся над всеми нормами русского правописания.
Вот уж «революцijа» так «революцijа»…
После Октябрьской революции реформа правописания была разумной и назревшей. Отменялись буквы «Ѣ» («ять» — фонетический двойник буквы «е»), «i» (фонетический двойник буквы «и»), устаревшая буква «Ѳ» («фита»), а также постановка твердого знака в конце слов, оканчивающихся на согласную, Все это освобождало правописание от утомительных архаизмов и действительно естественным образом приближало письменную речь к устной.
Теперь же…
