Как поступил тогда Сталин?
Он, будучи на «отдыхе» на юге, внимательно изучил показания Какурина и второго арестованного профессора Академии им, Фрунзе — Троицкого, Затем 24 сентября 1930 года обратился к Орджоникидзе.
Думаю, наиболее верным будет просто привести соответствующую часть письма Сталина Орджоникидзе:
«Прочти-ка поскорее показания Какурина — Троицкого и подумай о мерах ликвидации этого неприятного дела. Материал этот, как видишь, сугубо секретный: о нем знает Молотов, я, а теперь будешь знать и ты. Не знаю, известно ли Климу (Ворошилову. — СХ) об этом. Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых. Так выходит по материалам. Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено…»
Как видим, Сталин осторожен. Он пока не утверждает, а предполагает. И далее рассуждает:
«Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру, лишь бы избавиться от ЦК, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития индустрии. Как видишь, показания Орлова (командующий Морскими силами Черного моря, с июля 1931 года — начальник Морских сил РККА, с 1937 года замнаркома обороны, репрессирован. — С.К.) и Смирнова (крупный флотский и армейский политработник, в 1937 году начальник ПУ РККА и замнаркома обороны, репрессирован. — С.К.) (об аресте Политбюро) и показания Какурина и Троицкого (о планах и «концепциях» Тухачевского) имеют своим источником одну и ту же питательную среду — лагерь правых. Эти господа хотели, очевидно, поставить военных людей Кондратьевым-Громанам-Сухановым. Кондратьевско-сухановско-бухаринская партия — таков баланс. Ну и дела…»
Будущие события показали, что Сталин ошибался в одном — «военные люди» вроде Тухачевского были не прочь от того, чтобы играть в стране роль не «штыка» правых, а роль «первых скрипок» (недаром Тухачевский любил их делать).
Заканчивал Сталин письмо так:
«Покончить с этим делом обычным порядком (немедленный арест и пр.) нельзя. Нужно хорошенько обдумать это дело, Лучше бы отложить решение вопроса, поставленного в записке Менжинского (председатель ОГПУ. — С.К.), до середины октября, когда мы все будем в сборе.
Поговори об этом с Молотовым, когда будешь в Москве».
В октябре Сталин вернулся в Москву и вместе с Орджоникидзе и Ворошиловым провел очную ставку с Какуриным и Троицким, где те подтвердили свои показания.
Затем Сталиным были опрошены Гамарник — тогдашний начальник Политуправления РККА, командующий войсками Украинского военного округа Якир и заместитель командующего войсками Украинского военного округа Дубовой (все — будущие участники заговора Тухачевского). Их спросили — надо ли арестовать Тухачевского как врага? Все трое, естественно, заявили в один голос, что это, мол, какое-то недоразумение…
И 23 октября 1930 года Сталин сообщает уехавшему в «отпуск» Молотову:
«Вячеслав!
1) Посылаю тебе два сообщения Резникова (в 1930 г. слушатель Ин-та красной профессуры. — С.К.) об антипартийной (по сути дела, правоуклонистской) фракционной группировке Сырцова — Ломинадзе. Невообразимая гнусность. Все данные говорят о том, что сообщения Резникова соответствуют действительности. Играли в переворот, играли в Политбюро и дошли до полного падения.
3) Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100 %. Это очень хорошо.
3) Дела у нас идут более или менее неплохо… Как твои дела? Жму руку.
Сталин».
Сергей Сырцов (1893–1937), член партии с 1913 года, был тогда председателем Совнаркома РСФСР и кандидатом в члены Политбюро, Ломинадзе (1897–1935), член партии с 1917 года — первым секретарем Закавказского крайкома.
Сырцов в конце 1930 года был снят, работал на среднеруководящих должностях в промышленности, но в 1937 году репрессирован.
Увы, не напрасно.
Ломинадзе был переведен первым секретарем горкома в Магнитогорск и в 1935 году покончил самоубийством (натура это была неврастеничная, с большими амбициями).
А Тухачевский?
Как выяснилось в 1937 году, зря радовался Сталин тому, что тот «чист на все 100 %».
Зря поверил он Гамарнику, Якиру и Дубовому…
Да много еще кому верил он зря…
И, с учетом всех больших и малых предательств и отступничеств, перерождений и шкурничеств, с которыми Сталину пришлось столкнуться в 30-е годы, можно лишь удивляться тому, как он сумел перебороть растерянность от мысли — кому же доверять — и сохранил веру в то, что большинство людей, работающих рядом с ним, работают во имя тех же грандиозных общественных целей, что и он сам.
В ГЛУБИНАХ чьих-то личных амбиций, претензий, самомнений постепенно вызревали гнойники нескольких антигосударственных заговоров, которые, к счастью, прорвались не реальными выступлениями, а рядом открытых — для политиканов — и закрытых — для военных — процессов.
Однако нервом эпохи были не эти процессы, а первые сталинские пятилетки, которые в считаные годы преображали не только страну, но и людей, ее преображающих…
В свое время я приведу любопытную оценку начала 30-х годов «невозвращенцем» Сергеем Дмитриевским, а сейчас познакомлю читателя со взглядом на Сталина, высказанным другим русским националистом-антибольшевиком, эмигрантом с 1925 года Георгием Федотовым (1886–1951).
В 1936 году в № 60 парижского журнала «Современные записки» он опубликовал статью «Сталинократия», извлечения из которой я чуть ниже приведу…
Федотов отнюдь не восхищался Сталиным — он написал о лично Сталине неумно, неверно и глупо, не скупясь на выражения типа: «русский диктатор», «в порядке теории любой профессор Коммунистической Академии забьет Сталина», «…как бы низко ни оценивать культурный уровень Сталина… одного из самых серых и ординарных людей, выдвинутых ленинской партией…», «…поразительно низкий уровень культуры… делает этого дикаря совершенно беззащитным перед винными парами своего всемогущества…» и т, д, и т,п.
Даже в 1936 году, когда успехам СССР удивлялись уже многие, Федотов видел в новом строе лишь «ужас коммунистического рабства», уверял, что «сталинский режим… неотличим от фашизма», а «жесты» Сталина «кажутся прямо скопированными с Николая I»…
Федотов с 1942 года осел в США, остался убежденным антисоветчиком даже после войны, и многое из того, что он писал, позднее стало на Западе клише для оценок СССР.
Сейчас его и им подобные оценки нередко используются уже «россиянской» антисоветской пропагандой, и в «Сталинократии» 1936 года можно найти знакомые в XXI веке мотивы, например: «Сталин… есть «красный царь», каким не был Ленин, Его режим вполне заслуживает названия монархии» и др.
И все же очень любопытно то, что Федотов написал об СССР Сталина, а точнее — о тех, кто его создает.
Федотов писал (в целях экономии места я произвожу в его тексте значительные купюры, но суть, конечно, сохраняю):
«На кого же, в социальном смысле, опирается власть?.,
…Подлинная опора Сталина — это… чекисты, командиры Красной Армии, лучшие инженеры, техники, ученые и художники страны. Стахановское движение ставит своею целью вовлечь в эту новую аристократию верхи рабочей и крестьянской массы… Сталин ощупью, инстинктивно (ну-ну. — С.К.) повторяет ставку Столыпина на сильных… Извлекая непрерывно все активные и даровитые элементы народа для создания новой аристократии, режим обеспечивает себе добровольную и сильную основу… В этой новой аристократии есть один элемент, заслуживающий нашего пристального внимания. Это верхи интеллигенции, старой и новой… Не одни «технократы», организаторы производства введены в состав знати. Сюда относятся и лояльные власти ученые, и верные власти писатели. Литература и искусство в России признаны за политическую силу первой величины. Они проводят непосредственные директивы Сталина не только в хозяйственных и политических вопросах, но и в создании «нового» сталинского человека…»
Федотов вряд ли понял — по неизбывной «расейской» полуинтеллигентской ограниченности, — что он написал!
О какой эпохе прошлой русской истории можно было сказать то, что Федотов сказал об эпохе Сталина?
Ну, Петр действительно создавал новую — служилую — аристократию, недаром его кое-кто назвал «первым большевиком на троне». Однако Петр опирался на аристократию эксплуататоров, на аристократию имущих, да и создавал-то ее в интересах имущих!
А «аристократ»-токарь или «аристократ»-свинарь?
Ну ладно бы, если бы речь шла о «советском графе» Алексее Толстом, писателе… Но волжский парень Валериан Чкалов, машинист Кривонос, шахтер
