его раненым и похуже, он будет в порядке гораздо быстрее тебя. Тебя нужно уложить — мой друг не простит мне потом, что я о тебе не позаботился.
— Заботься здесь! — огрызнулась я, ощутив новый прилив боли в голове, да такой, что опять затошнило, и привалилась к чешуйчатому боку.
В поле зрения наконец появились Крорр и Инги, приволокшие Харда, с заломленными руками, изрядно помятого и изодранного, но все еще сверкающего ненавидящим взглядом по сторонам. Не уверена, что виверна можно удержать так, пожелай он обернуться, но пока им это удавалось.
— Вы все предатели и жалкие идиоты! — вякнул пленник в сторону метаморфов и Киана. — Как вы могли предать все то, к чему мы стремились столько времени!
Очень хотелось врезать по его мерзкой роже или даже с ноги ему ввалить, и плевать мне, что это, типа, гадко бить и так побежденного. Этот сука подлых приемов не чурался, так что хрен ему, а не порядочность. Сил бы мне еще хоть чуть, и я бы ему зубами глотку вырвала. Но пока могла калечить и мочить его только глазами и мысленно.
— Ты тупой старый мешок с костями, уверенный, что на свете существует только два мнения: твое и неправильное, и этим ни черта не отличаешься от стольких человеческих диктаторов в свое время, а ведь так кичишься своим происхождением, — выкрикнула и зашипела от резкой боли в ребрах. Точно что-то сломал, урод!
— Не смей меня сравнивать с себе подобными! — оскалился на меня Хард и схлопотал от Крорра пинок под колени, технично отправивший его на землю. Выглядел рыжий целым и невредимым и даже как будто особенно довольным. Как некто, открывший в себе что-то необыкновенно замечательное.
— Эй! — похоже, Рихор уже не в первый раз пытался привлечь общее внимание. — У нас, судя по всему, серьезная проблема, и все планы насмарку.
Парень настойчиво тыкал куда-то в небо, и, прищурившись, я заметила стремительно уносящуюся прочь точку, подозрительно похожую на следящий дрон. Особо напрягать мозги, чтобы понять, что он ликторский, вряд ли стоило.
— Твою же ж мать! — Вскипевшая злость все же победила мое разбитое состояние, и я таки вскочила, намереваясь садануть Харду хорошенько. — Паскуда, ты все испортил!
— И этим горжусь! — задрал он презрительно губу. — Какими бы ни были планы, в которые ты втянула Киана вместе с этим вражеским ублюдком, я рад, что их расстроил. Еще немного времени — и парень одумается и поймет, что ты просто коварная нарочно засланная дрянь, норовящая разрушить все изнутри!
— Да оборжаться, ты прям как ревнивая мамаша, оберегающая своего наивного инфантильного сыночку от подлой златоискательницы, взявшей его за яйца! — Ей-богу, мне даже пинать его расхотелось из-за этого обиженного отблеска в глубине глаз. Сволочь он, конечно, но на Мак-Грегора ему в определенном смысле совсем не плевать. Это, видно, даже какое-то стремление его спасти от плохой-плохой Войт, пусть изначально важна не искренняя забота, а лишь злость из-за потери влияния.
— Вот только этот ящер не слабовольное чмо, и с тобой он больше не согласен не потому, что свои мозги у меня между ног растерял, а потому что давно уже способен думать и решать самостоятельно, и его взгляд на многие основополагающие вещи не совпадает с твоим, а тебя от этого клинит, ведь ты в нем видел инструмент для своих целей. — Тыкала я в длинноволосого козла пальцем. — Ну надо же, как он посмел заиметь свое мнение и послать тебя! Конечно же, так быть не должно, и нужно найти виноватого! Ты, дебил, разве не понял, что убив меня, угробил бы и его? Если о ком-то действительно заботятся, то никогда так не поступают! Когда кто-то дорог тебе, ты должен находить способы мириться с теми, кто важен для этого существа, хоть сто раз это поперек горла, проклятый ты эгоист!
— Жалкая человеческая шлюшка, не много ли ты о себе возомнила? Думаешь, имеешь такое значение для него? — Хард очень старательно презрительно кривил губы, силясь донести до меня, какая я на самом деле никчемная, но в сторону все еще бесчувственного Киана зыркнул с тревогой. Неужто хоть немного стало доходить? — Да скольких он через себя пропустил!
Оскорбленный плохой дядечка пытается плюнуть посмачнее и задеть? Ну-ну, могло бы сработать, и самую малость царапнула мысль о прошлом, но я запросто справилась. Мак-Грегор теперь мой! Нет сомнений, нет неуверенности.
— Ага, их пропустил, а за меня зацепился! Член, мля, застрял, а ты такой весь кинулся на помощь, сам-то он никак не вытащит! — язвительно заметила я. — Твоя долбаная проблема в том, что ты ни хрена не хочешь замечать и признавать чужое право на изменение и движение вперед в ином направлении, не в том, которое указываешь ты. Попробуй уместить в своей закостеневшей начисто башке, что не все с этой стороны пустыни хотят устраивать сраный новый катаклизм, не все желают продолжать ненавидеть людей, не все хотят возвращаться в твой чертов мир! И это их право!
— Не мой — наш мир!
— Для кого? Для тех, кто родился уже здесь и никогда иного не видел? Их родина уже здесь, и это нормально — хотеть в своем доме жить в спокойствии.
— Это чушь! Брехня!
— Да неужели? А тебе на ум не приходило, что, может, уже и нет никакого вашего мира?
— Не смей говорить такое! — рыпнулся Хард вперед, уничтожая меня взглядом.
— Почему же? Кто сказал, что это не так? Вдруг нет ни вашего, ни нашего прежнего мира, а есть только вот этот, покореженный, но постепенно заживающий? Что если вместо того, чтобы открыть проход к себе и отомстить людям, ты и твои последователи окончательно уничтожите то единственное, что мы имеем для всех? Бум — и нет больше ничего. Ни вашего, ни нашего. НИ-ЧЕ-ГО!
Эта мысль сформировалась в моем сознании только что, но была неожиданно настолько четкой и окончательной, будто и правда была знанием, а не гипотезой без подтверждения.
— Заткнись! Не смей! Лживая сука! — взбеленился Хард, и я даже успела уловить первичную волну магии обращения, ударившую по моим и так болезненным нервам, но маленький кулачок полукровки аккуратно врезал папане между лопаток, заставив подавиться вдохом и явно сбив настрой, но рот ему, к сожалению, не закрыл. — Разве вы не видите, что делает эта вероломная дрянь? Убеждает вас отказаться от главной мечты, порождая сомнения!
— Не выдавай свои мечты за наши, — хриплый голос Мак-Грегора был тихим, но твердости в нем через край, а обнявшие меня руки подарили почти блаженство, и стало
