Откуда взялись эти акромегалы, также не составляет загадки. На их черных боках красуется эмблема Чкаловского авиакосмического завода и, судя по не слишком потертому виду гигантских погрузчиков, им еще не приходилось бродить по городу до нынешнего дня. Что ж, мы можем чувствовать себя польщенными. Раз Душа Антея пустила против нас, ничтожных людишек, такие могучие силы, значит, она действительно полагает, что воюет с серьезным противником. Или же ей попросту любопытно, насколько распространяется наше везение, и она решила поднять в этой игре ставки. И подняла так, что нам ставить на кон, оказывается, уже нечего.
– Все, кэп, припрыгали! Как гытца, прощай оружие! – Дроссель в бессильной злобе грохает ладонью по пулеметному щитку. – Будь уверен, пехота не двинет в бой, пока крокодилы тут капитально шороху не наведут. А когда они это сделают, нас можно будет голыми руками брать. А можно и не брать. На кой этим тварям, спрашивается, нужны десять перемолотых в фарш трупов? Ну, что скажешь? Бросаем все, созываем братву и рвем когти, а?
– Полностью с тобой солидарен, – отвечаю я. – Но, как человек военный, я не вправе покидать пост без приказа. Или пока не станет совершенно очевидно, что дело дрянь. А это выяснится, лишь когда акромегалы дойдут до площади.
– А, по-моему, все и так уже очевиднее некуда, – заявляет Ольга, еще не успевшая занять свою позицию на куполе. – Побегу-ка я обратно к Папаше, помогу ему глаза разуть. А не поверит, так на закорках его сюда притащу, дабы лично убедился в полной хреновости наших перспектив. Пока, герои!
– Ага, и поторопись! – кричит ей вслед байкер. – А то нет у меня желания проверять, свалим мы из «Тугарина» или нет три подъемных крана величиной с полквартала каждый.
Багорщики по-прежнему отираются на дальних подступах к театру, не намереваясь лезть раньше времени под пули и перепоручив эту неблагодарную работу акромегалам. Но стрелять по ним нет ни малейшего смысла. И если после ранения у Кунжутова не помутился разум, значит, Ольге не составит труда уговорить его отдать приказ к отступлению. Пусть даже не в метро, а по поверхности, но лишь бы подальше отсюда.
Шагоходы между тем неумолимо приближаются. Смотреть на их наступление без дрожи в коленях невозможно. Высоченные осветительные мачты стадиона «Спартак» титаны валят с легкостью, с какой я сломаю куст репейника. Подвернувшееся им на пути через центральный парк колесо обозрения выстаивает ненамного дольше. Отреставрированный в прошлом году театр музыкальной комедии, попав под тысячетонную ногу акромегала, оказывается стертым с лица города всего за полминуты. Сколько продержится Сибирский Колизей, когда эти твари накинутся на него все сразу? А сколько вам потребуется времени, чтобы растоптать корзинку для пикника?
То-то и оно.
Нежелание Кунжутова поддержать Ольгин план пропадает, как только акромегалы врезаются в последнюю разделяющую нас преграду – квартал административных высоток. Пылевое облако докатывается до площади, где смешивается с дымом и окутывает все вокруг густой непроглядной завесой. Приговорившая нас к смерти Душа Антея словно завязывает нам перед казнью глаза. Очень милосердно с ее стороны. Одно плохо: все терзающие меня сейчас фобии – а их, уверен, никак не меньше дюжины, – обостряются с удвоенной силой. Огромные тени маячат в серой пелене под аккомпанемент грохота падающих зданий, а я стою в сгущающемся мраке и чувствую, как мой и без того неважнецкий боевой дух окончательно улетучивается. И потому донесшийся из окон фойе долгожданный приказ к отступлению радует меня, словно известие о выигранном в лотерею джек-поте.
Услышав призывные крики Тукова и Хакимова, Дроссель победоносно хохочет и на радостях хлопает меня по плечу. Повторять для нас приказ, разумеется, не нужно. Мы бросаемся к лестнице во все лопатки и слышим, как акромегалы уже давят со скрежетом подбитый транспорт и ломают в сквере последние уцелевшие деревья. Не исключено, что приказ Папаши безнадежно запоздал и нам не успеть вырваться из театра до того, как его стены рухнут. Однако мы стараемся об этом не думать, ибо проку от подобных провокационных мыслей сейчас нет…
Снявшиеся с позиций и готовые к отступлению «фантомы» вновь собираются у баррикады. Мы с байкером поспеваем туда почти одновременно с покинувшими катакомбы Элеонорой, Яшкой и Эдиком, коих вывели из подвала Ольга и Сквайр. Кухарка и юноша явно не в восторге от того, что их выгнали из убежища, и дрожат так, будто соревнуются между собой, у кого это получится сильнее. Верхолаз Яшка не боится высоты, но сегодняшнее испытание оказывается для него чересчур суровым. Эдика несет Сидней. Мальчик обнимает его одной рукой за шею, а в другой держит планшет, без которого я нашего художника еще ни разу не видел. Англичанин то и дело морщится – видимо, дает о себе знать сломанное ребро, – но не желает перепоручать свою бесценную ношу кому-то другому.
Кунжутов опирается на плечо Кондрата. Ефремов, судя по всему, немного оклемался и готов двигаться самостоятельно. Куда именно нам предстоит бежать, мы с Дросселем понимаем без лишних вопросов. Указывая в южное окно вестибюля, полковник разъясняет дожидающимся нас «фантомам», каким образом лучше всего достичь входа в метрополитен на том краю площади. Дабы его расслышали, Папаше приходится надрывать голос. Царящий снаружи грохот не позволяет нам общаться друг с другом в нормальном тоне.
Байкер не слушает краткий инструктаж, а забирает у Тукова тяжеловатый для того ручной пулемет «Гадюка», затем находит в арсенале второй такой же и вешает его себе за спину. После чего распределяет боеприпасы. Магазины «Гадюки» весят намного легче «тугаринских», поэтому их поручено нести Элеоноре и Ефремову. Последнему – в нагрузку к его кейсу с оборудованием. Достается один магазин и Яшке. Он крепко вцепляется в доверенный ему груз и таким образом немного унимает свой мандраж. Женщине, однако, это не помогает. Ее плечи продолжают дрожать даже несмотря на то, что в каждой руке у Леопольдовны находится по увесистому контейнеру.
Никто, само собой, не предлагает присесть на дорожку – теперь для нас дорога каждая секунда. А еще на всех входах в метро стоят железные решетки, вскрытие которых также требует времени. Как только все мы оказываемся в сборе, Кунжутов, махнув рукой, командует «за мной!» и, поддерживаемый Кондратом, ковыляет к парадным дверям через брешь в баррикаде. От крыльца до нужного нам входа на станцию не больше двухсот шагов. Как далеко от нас сейчас акромегалы, неизвестно, но, судя по грохоту, их троица уже явно на подходе к театру.
Все мы, кроме, может быть, детей, понимаем, что наша пробежка до метро рассчитана больше на авось, чем на трезвый расчет, сделать который в непроглядной мгле совершенно нереально. Но я и не предполагал, что удача отвернется от нас буквально на пороге. Едва Кунжутов и Кондрат выходят на крыльцо, как корпус вестибюля содрогается от сокрушительного удара, колонны все как одна подламываются и портик обрушивается на лестницу грудой многотонных обломков. Слышится надрывный отчаянный вопль, моментально потонувший в шуме обвала, и полковник с боксером исчезают, будто их и не было…
Идущие следом за ними Ефремов, Туков и Дроссель еще только приближаются к дверям, а я и остальные пересекаем баррикаду по загроможденному разбитой мебелью проходу, когда нас обдает облако ворвавшейся снаружи пыли. Мы как один застываем на подкосившихся от испуга ногах и ударяемся кто в крик, кто в ругань. Еще мгновение назад лидер «фантомов» и его помощник шли во главе группы, и вот уже на их месте высится курган из серых глыб. Они шутя выдавливают двери, а те, что помельче, закатываются в вестибюль, вынуждая академика, Мишу и байкера броситься обратно как ошпаренных.
– Назад!!! – орут в один голос Туков и Дроссель. Лев Карлович тоже кричит, но понять, что именно, невозможно. Да это и не обязательно – все и так очевидно. – Назад! В фойе!
Три месяца жизни в кромешном Аду научили «фантомов» подчиняться приказам, не задавая лишних вопросов. Замыкающие группу Ольга и несущий Эдика Сквайр не видели из-за баррикады, как рухнул портик, но на предупредительные окрики реагируют молниеносно: разворачиваются и бегут в глубь театра. Я, Максуд, Элеонора и Яшка следуем их примеру и, перепрыгивая через валяющиеся повсюду кресла, чешем туда же. Едва не придавленные глыбами Ефремов и двое «фантомов» наступают нам на пятки и продолжают наперебой поторапливать нас. Что, в принципе, лишнее. Обуянные страхом, мы несемся прочь из вестибюля чуть ли не наперегонки.
Проникающий в окна бледный свет заслоняет огромная тень, и здание содрогается повторно, да так, что пол уходит у нас из-под ног. Потеряв равновесие, мы с Туковым валимся на пол и не вбегаем, а закатываемся в фойе по гладкому мраморному полу. Прочие участники забега оказываются устойчивее нас и даже помогают нам встать. Байкер рывком поднимает меня за шиворот, но я не оскорбляюсь такой беспардонности в свой адрес. Наоборот, премного благодарен железноголовому другу, поскольку с моими отбитыми голенями мне не удалось бы подскочить с пола так расторопно.
