— Ты вчера уже был хорош, — с горячностью осадила его жена. — А сколько это стоит? — обратилась она к экскурсоводу.
— Все входит в стоимость путевки, — успокоил ее экскурсовод. — Программа называется «Дар солнца — людям».
— Хорошо, попробуем вино… и в магазины, — заключила жена рабочего, обращаясь к мужу и дочери.
День начинался жаркий. В салоне автобуса стояла плотная духота, только когда тронулись и покатили по лесопарку, в открытое окно потянуло прохладой. Экскурсовод не умолкал ни на минуту:
— Посмотрите направо, посмотрите налево… Этот театр построен тогда-то, в нем выступал… В этом доме состоялось…
Молодой человек говорил заученно, скороговоркой, поминутно посматривал на часы. Надя никак не могла понять: то ли он хочет побыстрее отделаться от группы, то ли боится не успеть до обеда рассказать о всех достопримечательностях. Еще работая гидом по Москве, Надя заметила — многочисленная поверхностная информация утомляет экскурсантов, они выходят из автобуса усталые и разбитые, и наоборот, когда задерживаешься на чем-нибудь одном, появляется интерес к рассказанному, задаются вопросы. По собственной инициативе Надя сокращала экскурсионные точки, оставляя только самые интересные места, связанные с жизнью великих писателей, музыкантов, художников — к счастью, заведующая турбюро не знала об этих нововведениях — в подобных учреждениях запрещалось отходить от четких установок. И вот теперь Наде стало скучно от монотонного бормотания молодого человека. Глядя за окно на светлые от солнца улицы, ей захотелось выйти из автобуса и просто прогуляться.
В дегустационном зале туристов посадили за столы, на которых стояли маленькие рюмки. Симпатичная молдаванка в белом переднике налила в рюмки по двадцать пять граммов разных молдавских вин и объяснила, как нужно пробовать вино, чтобы определить «его букет». Первыми опорожнили свои рюмки девушки и женщины, их глаза заблестели, на губах появились улыбки.
— Изумительные напитки, — причмокнув, закатила глаза Стелла и спросила у молдаванки, нельзя ли еще выпить вино за отсутствующих приятельниц.
Молдаванка покачала головой, но показала на буфет в углу зала:
— Вы можете купить, но только одну бутылку.
Рабочий долго неопределенно смотрел на рюмки и поджимал губы — столь мизерные дозы ему казались оскорбительными. Услышав про буфет, он под укоризненный взгляд жены подошел к стойке и вернулся с бутылкой портвейна «Томай» и двумя стаканами. Разлив портвейн, подмигнул Наде и выпил; довольно крякнув, вылил в стакан содержимое своих рюмок и залпом опрокинул «весь букет».
Старушки дольше всех смаковали напитки, а под конец, захмелевшие, невероятно развеселились, и, пока шли к автобусу, бессмысленно хихикали.
На турбазу вернулись к обеду. За столами уже сидели молодожены и женщины, ходившие на рынок — и те, и другие сияли: первые, потому что побыли наедине в мужском домике, вторые вдоволь отоварились дешевыми фруктами.
— Вы немного потеряли, — сказала им Надя, все больше осваиваясь в роли групповода. — То, что мы узнали, можно прочитать в справочнике. Но после обеда предстоит экскурсионная прогулка в Пушкинский парк, это очень интересно.
На экскурсию отправились все, кроме молодоженов, которые опять остались «погулять». У входа в парк группу встретил невысокий старик в белом костюме с огромным портфелем в руках.
— Запаздываете, дорогие мои, запаздываете, — сердито выговорил он, хотя группа приехала вовремя. — Я понимаю, обед, отдых и все такое. Но как можно не спешить на свидание с Пушкиным! Я такой человек — если договорюсь о свидании с кем-то, даже работаю плоховато — все смотрю на часы, боюсь опоздать. Или кто-то должен мне позвонить и не звонит. Я волнуюсь, нервничаю. Надо бережно относиться к людям, ценить чужое время.
Повернувшись, старик вошел в аллею и начал не рассказ о Пушкине, а как бы завел беседу с ним — с неподдельным волнением в голосе вызывал дух поэта. Размахивая портфелем, легко и изящно шел по аллее и говорил об удивительной личности, читал стихи. Маленький, в белом костюме, он точно ангел порхал среди роскошных деревьев и все дальше уводил группу в прошлое. Он говорил все громче и быстрее — спешил выговориться. Увлеченность старика передалась группе, люди заразились его состоянием: старушки прослезились, Стелла только и вздыхала:
— Изумительные стихи! Изумительной красоты! Здесь все необыкновенно, одна красота сменяется другой!
Но рабочий с женой, а потом и еще две женщины с автобазы, стараясь быть незамеченными, все-таки направились к выходу из парка. Прощаясь со стариком, Надя заметила отсутствие еще четырех человек и покраснела — ей стало стыдно за исчезнувших туристов. Но еще большая горечь вселилась в нее, когда она подумала, что и великие произведения могут не находить отзвука, звучать в пустоте.
Старик тоже заметил, что группа поредела; разгоряченный, вытер лоб платком и пробормотал:
— Я понимаю, кое-кому нравится наш город, хочется побольше увидеть, купить сувениры, но прикоснувшись к великому, спешить нельзя… Конечно, наш город не может не нравиться, я понимаю. У нас чистые улицы, красивые дома, много зелени… Но ведь у нас… Ну да ладно. Благодарю вас за внимание.
Вечером в холле турбазы состоялись танцы: двое парней с электрогитарами и ударник три часа сотрясали корпус однотонными оглушающими ритмами. Молодежная часть Надиной группы принарядилась и разошлась хоть куда — девушки танцевали без передышки. Особенно Стелла, раскрасневшаяся, со сбитой прической и горящими от возбуждения глазами, она то и дело подбегала к Наде, стоящей у окна и с улыбкой наблюдавшей за танцующими, и, задыхаясь, восклицала:
— Изумительные музыканты! Как московские! А почему вы не танцуете? Как же не хочется? Пошли! Изумительная музыка!
На танцы прикатили парни из города. Небрежно, даже развязно, они подходили то к одной девушке, то к другой, молча брали за руку, выводили на середину зала и начинали дергаться, не обращая внимания на партнершу, а порой и откровенно разглядывая соседок. Наде не нравились такие парни, пресыщенные, со скучающими лицами. Конечно, если кто-нибудь из них пригласил бы ее танцевать, она пошла бы, потому что любила танцы, но ей хотелось потанцевать с умным, веселым парнем. Таким как Володя. «И где он сейчас?» — подумала Надя, выходя из холла и усаживаясь на ступени перед входом в корпус. К ней подбежал какой-то пес, начал вилять хвостом, пытаясь обратить на себя внимание — он явно отвлекал девчушку от мрачных мыслей, взбадривал ее, напоминал, что в жизни, кроме любви, полно всего замечательного.
Кряхтя и отдуваясь, на соседнюю скамью тяжело опустился сторож старик; размяв папиросу, закурил, хрипловатым голосом с южным акцентом пожаловался на духоту, потом, то ли обращаясь к Наде, то ли просто размышляя, проговорил:
— Вот наблюдаю я за отдыхающими, не могут они отдыхать по-человечески, не могут. Все чего-то нервы себе треплют, суетятся. Нет чтобы пройтись, посидеть у озера, вон там за леском, — старик кивнул в сторону. — Хорошее озеро, искупаться можно, посидеть на бережку, подумать о жизни… Нет, все чего-то суетятся. Видать, устают сильно на работе… А здесь получили свободу и не знают, чего с ней делать, со свободой-то… Это как лошадь, ежели она всю жизнь проработала в шахте и ее вывести на свет, она ж ослепнет… А ты чего припечалилась? — повернулся он к Наде. — Обидел кто?
Надя покачала головой.
— У вас, у дивчин, одна печаль — от любви. Вот ведь как бывает: все у женщины есть, и внешность, и учится там или работает, и муж есть, и ребенок, — нет, все чего-то ей не хватает. Не умеете вы быть счастливыми, вот что я скажу. Все ваши печали, как говорит наша врачиха, микротрагедии. Вы и не знаете, что такое настоящая трагедия. Вы ж все послевоенные. О войне только понаслышке знаете. И сейчас бывает, смерть там, тяжелая болезнь… Конечно, у каждого своя трагедия. Вон у него, у барбоса, ежели сопрут кость, для него это тоже трагедия… Ты не печалься, все образуется.
Со стороны лесопарка из темноты вышел мужчина и решительной походкой направился к турбазе — еще издали Надя разглядела знакомый джинсовый костюм.
— Кого я вижу! Надежда! — весело проговорил Володя, протягивая Наде крепкую ладонь. — Пошли потанцуем!
Он ввел Надю в гущу танцующих и громко, старясь перекричать ритм-группу, спросил:
— Ну как отдыхается? Отлично? А танцы как? Правда, ничего, но хуже, чем у нас в Монино? В Монино на танцы пойдем?
Увидев девушек из группы, он извинился, подошел к Стелле, потом к дочери рабочих, что-то им говорил, расточал улыбки, но при этом издали дружелюбно кивал Наде. После танца снова подошел к ней.
— Ты, Надежда, молодец. Все здорово организовала, мне рассказали. Знаешь, кто здесь самая хорошая девушка?
