— Не знаю, — вздохнул Першинг, — может быть, но пока они не переменятся, я ненавижу их всех. Пока не кончится война, пока не будут уничтожены Гитлер и фашизм, я не могу питать иных чувств к этой проклятой стране.
Я поместил гостей в четвертом этаже комендантского дома, отведя им три комнаты. Американец попросил отдельную комнату, предупредив, что будет работать и, может быть, запоздает к обеду.
Миронов и Запольский, забрав с собой с моего разрешения старшину, пошли побродить по городу. Рудин и фотокор Володя, заперев ванную и задрапировав все окна, стали проявлять свои снимки, американец стучал на машинке.
У меня сидел Насс, принесший списки иностранцев, проживавших здесь при гитлеровском режиме и так или иначе связанных с нацистами. Я внимательно просматривал списки, делая отметки в своей записной книжке. Мне надо было прощупать все подозрительные места, всех людей, которые в первую очередь могли быть связаны с так неожиданно появившейся в городке оперативной шпионской группой. В списке были и болгарские студенты, и австрийские дельцы, и сербские комитаджи, и французские молодые дворянчики из «королевских молодчиков», обучавшихся в фашистских школах какому-то «новогерманскому праву». Список был невелик. Шестьдесят девять человек значилось в нем, но очень могло быть, что именно тут и находился кто-либо из верных помощников С-41 и С-50.
В дверь постучали. Я прикрыл список книгой и сказал:
— Войдите.
В комнату вошел американский гость. Он приветливо улыбнулся мне, кивнув головой Нассу.
— Это помощник бургомистра нашего города, познакомьтесь. Социалист, просидевший в тюрьмах при Гитлере около пяти лет, — представил я Насса.
— А, опора, актив, как говорите вы, русские. Что ж, это нужные люди. На них лучше всего опираться в этой стране, — по-русски ответил Першинг.
Насс поднялся и вежливо поклонился корреспонденту. Першинг тряхнул его руку и по-немецки заговорил с ним.
— Вы знаете и немецкий? — спросил я.
— О-о! Я знаю и португальский, и даже баскский язык. Ведь мы, газетчики, передовой народ, и чем больше мы знаем, тем дороже нас ценят наши издатели, — отсмеялся Першинг и, открывая портсигар, протянул его Нассу.
— Благодарю вас, сэр, я не курю, — сказал Насс.
— А я курю с девятилетнего возраста, — закуривая свою сигару, сказал Першинг. — Какого только зелья не перепробовал за свою бродячую жизнь! И опиум, и гашиш, и табаки — от виргинского до черного крутого африканского «потами». Жевал и бетель, пил пряный сок негритянского «тура-кива» — и здоров, как бык. А вы, господин помощник бургомистра, местный житель или только приехали сюда? — неожиданно, без всякой связи с ранее сказанным спросил американец.
— Я до войны довольно долго жил в Шагарте, — ответил Насс.
— Любопытно. Значит, вы позволите мне, скажем, вечером или завтра порасспросить вас о городке? Он очень любопытен, такой, я бы сказал, игрушечный, тихий, как бы забытый и людьми и богом городишко. В таком хорошо отдохнуть хотя бы неделю-другую после всех треволнений войны, не правда ли? — обращаясь ко мне, закончил Першинг.
— Да, конечно. Здесь тихо, фронт далеко, самолеты противника здесь не появляются. Главные коммуникации в стороне.
— И правильно, кому нужен этот заброшенный городок! Разве только нам, корреспондентам, отдохнуть денек-другой, помыться, отоспаться и написать здесь хорошую, обстоятельную корреспонденцию. Ба-а! — вдруг щелкнув себя по лбу, расхохотался Першинг. — А ведь это идея! Честное слово, это гениальная мысль!.. Вместо того чтобы писать друг на друга похожие, стереотипные батальные очерки о том, как наши союзники, храбрые русские солдаты, без удержу гонят фашистские орды, взять да и написать на контрастах фронта и тыла одну-две статьи о тихом городке, чудом уцелевшем от войны и в течение недели ставшем под строгим, но справедливым контролем русских образцом будущей, истинно демократической Германии.
Насс пожал плечами и вежливо улыбнулся.
— До этого еще, господин…
— Першинг, — подсказал американец.
— …господин Першинг, еще очень и очень далеко.
— Ничего. Мы и наши друзья русские поможем вам стать настоящими людьми, — успокоил его корреспондент, — Так как? Одобряете мою мысль, не прогоните, если я через неделю-другую после фронта вернусь к вам сюда на денек, чтобы написать такую статью?
— Пожалуйста, будем рады, а господин Насс поможет вам познакомиться со всеми достопримечательностями города.
Насс молча поклонился.
— Может быть, вы задержитесь и теперь начнете писать эти статьи? — спросил я.
Американец задумался.
— Нет, сейчас не могу. Я не хочу отрываться от моих друзей корреспондентов. Мы вместе посетим передовые части ваших храбрых войск, я сделаю одну-две заметки, а уж затем обязательно вернусь к вам.
— Олл райт! — улыбаясь, ответил я.
Першинг встал.
— А теперь я пойду, прогуляюсь по городу, погляжу на людей, наберусь впечатлений.
— Может быть, дать вам провожатого? — предложил я.
— Нет, спасибо. С моим знанием немецкого языка этого не нужно, а затем — я люблю бродить один. Никто не мешает сосредоточиться, да и население относится иначе. И говорит правдивей, и держится проще, когда тебя не сопровождает официальное лицо.
Американец ушел, и мы снова принялись за списки. Когда все иностранцы были занесены в отдельные графы и их характеристики, связи, знакомства с местными жителями были уточнены, я спросил Насса:
— Что делала фрау Вебер в дни гитлеровского режима для подполья?
— Немало. Она была надежным звеном для связи между заключенными и их семьями и находившимися в подполье борцами против нацистов. Кроме того, она, как химик и художница, не раз была использована нами для разных секретных работ, начиная от писания листовок вплоть до тайного слушания по радио русских военных сводок.
— Очень рад, что ваши слова рассеивают мои последние сомнения.
— А вы в ней сомневались, господин комендант?
— Вы же сами сказали мне вначале, что рекомендовать ее можете, а ручаться за нее воздерживаетесь, хотя вы и лучше знаете ее, чем я. Кстати, вот посмотрите эту штуку, — я протянул ему карманный фонарик, найденный на С-41. — Говорит ли вам что-нибудь это?
Насс внимательно осмотрел фонарик и тотчас же обратил внимание на марку фирмы, выгравированную на передней никелевой пластинке, а затем показал мне на синее стекло лампочки.
— Так и есть! Это кварцевая лампа.
— Скажите, а откуда могла знать об этом фрау Вебер? Она даже сослалась на вас, что-вам также знакомы подобные фонарики.
