– Но те, что у вас, настоящие?
– Уж поверьте, Таннер. А теперь вам не помешает присесть на минутку… Нет, стойте, где стоите.
Щелкнув пальцами, она подозвала кушетку.
Почти вся мебель в квартире Зебры была самоуправляющейся, и теперь эти предметы реагировали на наше присутствие на манер чутких домашних любимцев. Кушетка зашевелилась и осторожно шагнула с возвышения. В Мульче повсеместно отдавали предпочтение паровой тяге, считая такие устройства самыми надежными. Но здесь, в Пологе, сохранились более совершенные полуразумные машины. Комнаты Зебры были битком набиты подобной техникой – не только мебель, но и сервороботы, от «шершней» величиной с мышь до механизмов размером с увесистый кулак, ползающих по потолку и летающих по комнате. Стоило потянуться к чему-нибудь, как услужливый робот спешил на помощь. Должно быть, до эпидемии такие устройства показались бы примитивными, но я не мог избавиться от ощущения, что в мебель вселилось семейство фамильных привидений.
– Теперь можете садиться. – Зебра помогла мне опуститься на кушетку. – А лучше прилягте. Я скоро вернусь.
– Поверьте, я никуда не спешу.
Она исчезла из комнаты, а я лежал, балансируя на грани дремоты. Не хотелось так легко поддаться сну. Хватит с меня видений из жизни Небесного.
Когда Зебра вернулась, на ней не было пальто, а в руках она держала два стакана с горячим травяным отваром. Я послушно влил питье себе в глотку. Не могу сказать, что сильно полегчало, но это было получше, чем галлон дождевой воды, которой мне пришлось отведать в Мульче.
Зебра вернулась не одна. Из-за спины выскользнул потолочный робот – белый цилиндр-многоножка с зеленой яйцевидной головой, на которой мерцали дисплеи медицинской аппаратуры. Подобравшись поближе, штуковина выпустила чуткие датчики и занялась моей ногой. Время от времени она попискивала, и на дисплеях возникали диаграммы, позволявшие судить о серьезности моего ранения.
– Ну как? Я выживу или умру?
– Вам повезло, – отозвалась Зебра. – Она стреляла из низкоразрядного лазера. Это дуэльное оружие, оно не наносит серьезных повреждений, разве что окажутся задеты жизненно важные органы. Луч хорошо сколлимирован, поэтому окружающие ткани затронуты минимально.
– По-моему, вы меня дурачите.
– Черт возьми, а разве я сказала, что это не больно? Но жить вы будете, Таннер.
– Может быть, – пробормотал я, извиваясь от боли, пока машина бесцеремонно исследовала мою ляжку. – А вот пользоваться этой ногой – вряд ли.
– Вам это и не понадобится, по крайней мере до завтра. Машина может лечить вас, пока вы спите.
– Не уверен, что мне хочется спать.
– Почему? У вас бессонница?
– Можете удивляться, но это действительно так.
Она не выразила никакого участия. Пожалуй, стоит рассказать ей об индоктринационном вирусе.
Что я и сделал.
– Можно было выгнать его еще в хосписе «Айдлвилд», – сказал я, – но мне не хотелось ждать. В результате я время от времени путешествую в голову Небесного Хаусманна, когда засыпаю. – Я показал струп на руке.
– Человек с раной в ладони, приди на наши убогие улицы и покарай неправедных… – пробормотала Зебра.
– Я прилетел только для того, чтобы отдать кое-какие долги. Надеюсь, вы понимаете: возможность лишний раз посмотреть такой сон не вызывает у меня энтузиазма. Разум Небесного Хаусманна – не то место, где хочется задержаться подольше.
– Я о нем почти ничего не слышала. Если не ошибаюсь, это какая-то очень древняя история, случившаяся на другой планете.
– Мне она не кажется древней. Когда она становится частью тебя – точно голос, который все громче звучит в голове… Я знал одного типа, подцепившего этот вирус еще до того, как мы познакомились, – подозреваю, он мне его и передал. Этот парень дошел до того, что впадал в панику, если поблизости не было какой-нибудь вещички, связанной с Небесным.
– С вами ничего подобного не происходит, – отозвалась Зебра. – А давно начали распространяться индоктринационные вирусы?
– Все зависит от штамма, но вообще это старое изобретение.
– Тогда вам, похоже, повезло. Если вирус появился в медицинских базах данных Йеллоустона до эпидемии, он должен быть известен моему медицинскому роботу. Тогда удастся синтезировать антитела.
– Нищенствующие считали, что это займет несколько дней.
– Они предпочитают перестраховаться. День или два – этого вполне хватит, чтобы выгнать вирус. Если только он нам знаком. – Зебра ласково похлопала по белому корпусу аппарата. – Но мы постараемся. Ну как, теперь сможете спать спокойно?
Мне нужно найти Рейвича, твердил я себе. Значит, нельзя терять времени – ни единого часа. Я уже потерял полночи с тех пор, как прибыл в Город Бездны. Но на то, чтобы выследить Рейвича, потребуется не один час, а может, и не один день. Чтобы продержаться, мне необходимо залечить свежую рану. Вот славно будет, если я сыграю в ящик от усталости, поймав Рейвича на мушку! Впрочем, на его месте я бы все равно не спешил смеяться.
– Подумаю об этом, – отозвался я.
* * *
Как ни странно, на этот раз Небесный Хаусманн мне не приснился – может быть, потому, что я рассказал о своей проблеме Зебре?
Мне приснилась Гитта.
Я думал о ней постоянно, с тех пор как пробудился в «Айдлвилде». Стоило вспомнить о том, какой она была красивой, о том, что ее больше нет, – и боль, словно от удара кнутом, прожигала меня насквозь. Ее голос звучал в ушах, я ощущал ее аромат, как будто она стояла рядом и внимательно слушала, когда я по настоянию Кагуэллы давал ей очередной урок. Не думаю, что эти воспоминания покидали меня хоть на минуту с тех пор, как я прибыл на Йеллоустон. В лице каждой женщины, что попадалась навстречу, я искал сходство с Гиттой, пусть даже не всегда осознавал это. Я не снимаю с себя ответственности за смерть Гитты. И все же ее настоящим убийцей был Рейвич.
Я очень редко размышлял о событиях, которые привели к ее гибели, и почти не вспоминал о том, как это произошло.
Теперь эти воспоминания обрушились на меня во сне.
* * *
Само собой, этот сон был совсем иным. Во-первых, события жизни Хаусманна обычно проигрывались в моей голове в строгой хронологической последовательности. Во-вторых, то, что я видел, далеко не всегда совпадало с моим представлением об этом человеке. Но мои настоящие сны были отрывочными и спутанными – обычные человеческие сны. И сон, в котором я участвовал в походе по Полуострову и в засаде, закончившейся гибелью Гитты, не напоминал документальную съемку в отличие от снов о Небесном. Но когда я проснулся, показалось, будто этот сон открыл дорогу целому потоку воспоминаний, которые я считал утраченными. Утром я смог подробно осмыслить все, что произошло тогда.
Последнее, что я помнил довольно ярко, – это визит на корабль ультра, во время которого я сопровождал Кагуэллу. В тот день капитан Орканья предупредил нас, что Рейвич задумал нападение на Дом Рептилий. Если Орканья не лгал, Рейвич продвигался через джунгли на юг. Ультра отслеживали путь по излучению тяжелого оружия, которое нес его отряд.
К счастью, Кагуэлла довольно быстро провернул все дела с ультра. Уже тогда он изрядно рисковал, посещая висящий на орбите корабль, а неделю спустя это стало бы практически невозможным. Награда за голову Кагуэллы достигла таких размеров, что некоторые из фракций, до сих пор сохраняющих позицию нейтральных наблюдателей, объявили, что перехватят любое судно, где он предположительно находится, а в случае отказа выдать – просто собьют. Будь ставка поменьше, ультра могли бы не обращать внимания на подобные угрозы. Но на этот раз они официально объявили о своем присутствии и уже проявляли определенную заинтересованность, прощупывая почву в ходе торговых переговоров с этими фракциями. Кагуэлла оказался фактически заперт на своей территории, которая постоянно уменьшалась.
Но Орканья держал слово. Он продолжал снабжать нас информацией о местонахождении Рейвича, который приближался к Дому Рептилий, причем ультра сообщал координаты с той самой точностью, какой требовал Кагуэлла.
Наш план был достаточно прост. К северу от Дома Рептилий, в джунглях, очень мало дорог, и Рейвич уже выбрал одну из них. Есть место, где джунгли подступают вплотную к тропе; его-то мы и выбрали для засады.
– Это будет нашей экспедицией, – сказал Кагуэлла, когда мы в подвале Дома Рептилий склонились над столом с разостланной картой. – Там настоящая страна гамадриад, мы еще ни разу в нее не забирались – просто не представлялось случая. Так что можем сказать Рейвичу спасибо.
– У вас уже есть гамадриада.
– Мелюзга! – презрительно бросил он, словно эту рептилию вообще не стоило держать в террариуме.
Я не сдержал улыбки, вспомнив, как он торжествовал, когда заполучил эту «мелюзгу». Чтобы поймать гамадриаду, какой бы величины она ни была, требуется настоящее мастерство. Но он хотел большего. Он был настоящим охотником, страстным и ненасытным. Всегда существовала более крупная добыча, и он не мог успокоиться, пока не добивался своего, – но после этого непременно должно было появиться нечто невиданное.
