чтобы его спасали.
– Не говори так.
– Я буду так говорить. И вы все знаете, что я прав.
– Ты с самого начала верил, что Ариадна изменится, – говорит Мойра.
– Я ошибался.
– Ты думал, что она сама справится, но ей нужны близкие. Всегда были нужны.
– Ей никто не нужен. В ней не осталось ничего человеческого. Я видел утром ее взгляд, видел, как черная дрянь скапливалась в ее глазах. Ариадна мертва.
– Хватит! – недовольно восклицает Мэри-Линетт. – Прекрати так говорить.
– Вы со мной не согласны?
– Нет.
– Нет? – Я хватаю Мэри за запястье, она пытается вырваться, но во мне вспыхивает такая дикая злость, что я становлюсь сильнее, злее, яростнее. Думаю, тетя Ариадны просто не ожидала от меня такого натиска, поэтому не успевает дать отпор. – Вы мне не верите? Вот. – Я толкаю женщину к столу, к мертвому телу Эбигейл. – Вот что она сделала, милая Ари, хорошая Ари. Ари, которую мы все любим и хотим спасти.
– Ты сходишь с ума, – отвечает за сестру Норин, – прекрати! Мы видим девочку. Но она умерла потому, что Дьявол руководит Ариадной, он говорит ей, что делать.
– Эта девочка умерла потому, что я выстрелил! Все проще, Норин, соображаете? Кто вам сказал, что Люцифер руководит вашей племянницей? Вы это видели? Знаете?
– Черт возьми, Мэтт, – Хэйдан взволнованно хмурится, – пожалуйста! Ари стала такой из-за меня. Она ведь мне жизнь спасла. Помнишь?
– Помню. Я и не отрицаю, что раньше она была хорошей. Просто теперь ее нет.
На кухне воцаряется тишина. Все на меня пялятся, а мне наплевать. Пусть смотрят! Они до сих пор верят, что мы можем что-то изменить? Что-то исправить? Все кончено! Мойра наверняка знает об этом. Вот и пришла, потому что совесть замучила.
– У меня нет совести, – парирует Судьба, а я зло усмехаюсь.
– Тем для вас лучше.
– Ариадна должна была умереть еще тогда, в школе, но вмешался ее отец. И история изменилась. Все пошло совсем не так, как я ожидала.
– Значит, вы удивлены не меньше нас.
– Я поражена, что ты продержался так долго, – неожиданно сообщает она, а я гляжу на нее, ничего не понимая. – Иногда люди выходят из-под контроля, сами выбирают путь. Ты слишком долго боролся с тем, что было очевидным. Все знали, что Ариадна Блэк перешла на темную сторону, а ты верил, что она добрая. Ты больше не веришь.
– Вы весьма проницательны для Судьбы.
– Мне очень жаль. Это самое грустное.
– Что именно?
– Когда человек ломается.
Отворачиваюсь. Она идиотка! Кто ломается? Почему ломается? Не она ли выбирает себе жертву, не она ли взваливает на нее проблемы? Лицемерка… Мне хочется ударить ее со всей силы, хочу уничтожить ее, хочу сделать ей так же больно.
– Мне больно, Мэттью! – горячо отвечает она на мои мысли, а я стискиваю зубы.
– Мне здесь больше нечего делать.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Мойра хватает меня за плечо. Хочу скинуть ее руку, но она сильная, очень сильная. Смотрю на ее лицо, покрытое веснушками, и медленно, едва слышно прошу:
– Отпустите.
– Иногда, чтобы найти себя, нужно потеряться.
– Что?
– Ты потерян, но найдешь выход.
– Аминь, – грублю я и сбрасываю ее руку. Она отшатывается.
– Послушайте, я никогда не хотела, чтобы люди страдали, но это необходимо. Таков этот мир. Люди не начинают жить по-настоящему, пока не окажутся перед лицом смерти. Мне приходится. Вы понимаете? Я обязана. И мне правда жаль, ребята, потому я пришла.
– Что вы имеете в виду? – интересуется Норин.
– Считайте это подарком судьбы, – кривится она. – Я постучалась к вам в дверь, потому что вы бросили мне вызов. Немногие бросают мне вызов.
– В чем заключается вызов? – хриплю я, стиснув от ярости зубы. – В том, что мы, как идиоты, верили в то, чего никогда не будет?
– В том, что вы верили.
Все замолкают, а я застываю около выхода. Взгляд падает на бледное лицо Эби. Но я отворачиваюсь. Не хочу смотреть. Не могу! Это жжет, адски жжет.
– Дельфия Этел, – неожиданно произносит Мойра Парки, и я оборачиваюсь:
– Что?
– Она поможет исправить случившееся. Она умеет исправлять.
– Этел? – переспрашивает Мэри-Линетт, не отрывая глаз от Парки. – Дельфия – один из потомков Этел, который обладает водной стихией?
Мойра улыбается, отчего веснушки на ее лице становятся ярче, а затем исчезает.
Молчание. Мы стоим на кухне и не двигаемся, потому что никто не знает, что делать и как себя вести. Мы думали, конец близко, и мы были правы. Только конец иного рода.
Я ухожу. Наплевать мне на это место. Я столько сделал, стольким пожертвовал. Я не могу тут больше находиться. Иду по коридору, чувствуя, как лица на фотографиях, не шевелясь, прожигают мне спину, кожу – мертвые лица в позолоченных рамках. Все, кто здесь жил, прикасался к темноте, может, поэтому все они давно погибли.
Я вырываюсь из коттеджа и вдыхаю ледяной воздух. Нужно забыть все. Но как?
– Эй, подожди, стой! – вдогонку кричит Хэйдан и выскакивает за мной. – Мэтт!
– Я ухожу.
– Но куда?
– Домой.
– Черт, прошу тебя, не надо!
Я не отвечаю. Успеваю сделать два шага, брат догоняет меня, весь такой правильный, взволнованный. Такой добрый! Доброта убивает похлеще злости.
– Мы должны поговорить, – говорит он, а я раздраженно закатываю глаза.
– О чем?
– О том, что случилось.
– Я не хочу.
– Но тебе придется. Слышишь? Хочешь ты этого или нет, ты должен.
– Что я должен? – Я смотрю на Хэйдана. – Что? Чего я не сделал? Где срезал путь? Когда поставил свои намерения выше ваших? Я все. Делал. Правильно.
– Знаю, – эмоционально кивает брат, – я понимаю, Мэтт.
– Нет, не понимаешь. Это не ты выстрелил.
– Но и не ты.
Усмехаюсь. Зло смотрю на брата. Что он пытается сделать? Внушить мне, что я ничего не сделал? Что я не виноват? Что все было не напрасно, а Ариадна не умерла месяц назад?
– Прекратим этот разговор. – Мой голос ледяной, как зимняя стужа. – Я ухожу.
– Нет, черт возьми! – орет Хэйдан. – Никуда ты не пойдешь, Мэтт! Ясно? И знаешь почему? Потому что я тебе не позволю.
– Вот как?
– Да. Я тебя не отпущу. Ты не имеешь права уходить.
– Имею.
– Нет. Мы столько всего сделали, а ты…
Я пытаюсь его обойти, но он упрямо встает на пути.
– Какого черта? – возмущается он, округлив ореховые глаза. – Просто поговори.
– «Просто поговори», – передразниваю я, скривившись. – Просто останься. Просто помоги Ари. Просто убей ради нее человека. Ничего не бывает просто, Хэрри, ничего. Хватит читать мне проповеди. За ними я схожу в церковь.
– Тебе страшно.
– Нет.
– Да, я понимаю,
