Василий Малин, взвалив немца на плечи, перепрыгнул траншею. Но через два десятка метров пришлось ему вместе с ношей скатиться в воронку. Немцы густым перекрестным огнем поливали едва ли не каждый метр земли. Подоспевший Савченко помог привязать немца к плащ-палатке. Они поползли к нейтральной полосе, волоком таща пленного за собой. Ракеты висели, почти не угасая. Пулеметные очереди подбирались все ближе и ближе к ним. Пулей сорвало с Малина пилотку.
— Черт! Аж волосы обожгло, — сплюнул он, хватаясь за голову. Они уткнулись в землю, прикрывая собой немца, и тут услышали справа впереди знакомый и такой родной голос своих ППШ. Вступили группы обеспечения.
— Давайте, ребята, давайте отсечный… — Савченко облегченно вздохнул. Но рядом ухнула мина, взвизгнули совсем где-то возле головы осколки, по голенищам сапог, по плащ-палатке ударило щебенкой.
— Ах ты ж, зараза! Теперь не выпустят. Где же Симоненко, ракету…
Взрыв был такой силы, что казалось, земля разверзлась под ними. Савченко почувствовал, как горячая, упругая волна ударила его сзади, как задрало плащ-палатку, тяжело придавило ноги…
Старший лейтенант Андреев то напряженно вглядывался в сумрачный горизонт, освещаемый бледными вспышками ракет, то, поднося руку к глазам, без конца смотрел на часы, подсвечивая циферблат тусклым лучом крохотного трофейного фонаря с подсевшей батарейкой. «Ах, Симоненко, Симоненко, пятый час, светать скоро начнет». Вынув из кармана смятую пачку, вытянул из нее сломанную сигарету. Прикуривая, он скорее не увидел, ощутил каким-то шестым чувством изменения в голубовато-зеленой небесной мгле над нейтральной полосой. Желтая ракета, описав плавную четкую дугу, медленным метеоритом таяла низко над горизонтом.
Догоревшая спичка больно прижгла пальцы Андреева, и в этот момент он услышал громкое и властное: «Батаре-э-я, приготовиться!»
Малина с немцем завалило землей почти с головой.
— Малин, Малин, живой, что ли?.. — Савченко, разгребя землю, подергал разведчика за сапог.
— Вроде бы пока жив, а как клиент наш — не ведаю, — Малин вытащил немца, а тот, отчаянно дрыгнув ногой, рванулся в сторону. Однако Малин поймал его за полу шинели и так придавил к земле, что тот притих.
— Ты смотри, живуч! Нас оглушило, а его разбудило.
— Наша ракета, Малин, двинули…
Позади догорала желтая ракета, выпущенная сержантом Симоненко.
Подхватив немца, они бросились вперед и вскоре услышали голос своих минометов. Мины ложились так близко, что снова пришлось залечь. Когда они поднялись, то увидели стороной обходящих их Симоненко, Завгороднего и Квитко. Савченко подал условный сигнал.
— Левее, левее берите, — позвал Симоненко. — За мной! — Он тащил под руку Квитко, который еле держался на ногах. Шея и грудь его были залиты кровью. Сзади ковылял Завгородний, из ушей его тоже текла кровь.
— Справитесь, братцы? — спросил Симоненко приблизившихся разведчиков. — Помочь не могу, видите — у меня медсанбат…
— Что значит помочь, ребятам помогай! — могучий Малин взвалил на спину пленного и, обходя воронки, аршинным шагом двинул вперед. Савченко взял под руки Завгороднего. А наперерез им кто-то бежал, тяжело и гулко стуча по земле сапогами. Симоненко сорвал с шеи автомат.
— Стойте, стойте! Сирень… Стойте же, говорю вам. Мины!
Разведчики узнали голос сапера Белых, а вскоре из темноты вынырнул он сам.
— Ребята, мины здесь кругом — вы здорово уклонились в сторону. — Белых ладонью зажимал предплечье левой руки, шинель была выпачкана в крови. — Задело, понимаешь, все из-за вас, лешаки. Давайте за мной — к «коридору». Да по следам, по следам моим, а то разнесет вместе с вашей добычей…
Утро выдалось дождливым. Тучи плыли медленно и низко, едва не задевая макушки высоких, заскорузлых вязов, возле которых примостились штабные землянки. С деревьев слетали последние мокрые листья. Порывы ветра швыряли в подслеповатые окна землянок дождевую шрапнель.
Лейтенант Ротгольц, кончив писать, собрал бумаги в планшет. Рядом с ним, у торца стола сидел пленный — худощавый голубоглазый блондин лет тридцати, с длинными, как у девушки, ресницами. У входа, прислонясь к косяку, стоял приземистый коренастый автоматчик из штабной охраны.
Скрипнула, отворяясь, дверь, и автоматчик, посторонившись, пропустил через порог старшего лейтенанта Андреева.
— Ну, как дела, Андрей Васильевич? — спросил Андреев, проходя к столу.
— Аллес гут, — ответил Ротгольц, улыбаясь. — Хорош гусь?
— Ариец, — сдержанно ответил Андреев.
— Еще какой. Старший стрелок. У них это звучит — «обер-шютце». А величают его Фридрих Боймер.
Немец насторожился.
— С тридцать седьмого года воюет мужик, Францию прошел, Чехию, Польшу.
— Подходящий экземпляр, поздравляю, Андрей.
— Не по адресу поздравления, Костя. А показания его в самом деле превзошли все мои ожидания. Кое-кто здорово порадуется им.
Поднявшись, Ротгольц прошелся, разминая от долгого сидения ноги, подойдя к стене, выглянул в небольшое оконце под притолокой.
— Да… Уж небо осенью дышало. Уж реже солнышко…
Немец вдруг заморгал — заморгал длинными ресницам», улыбнулся и робко выдавил из себя: «Пу-у-жкин…»
— Ишь ты — полиглот! Что же сразу не признался, что понимаешь по-русски?! Немец замотал головой:
— О, найн! Мале-мале… Дрезден… колледж.
— Да, Костя… А ведь и у них поэты были — будь здоровчик! Вот послушай:
Их вольт мейне шмерцен эргессенЗих алл ин айн айнциг ворт…
— Все равно не пойму, Андрей, переведи лучше.
— Ладно, слушай, перевод, правда, приблизительный:
Хотел бы в единое словоЯ слить свою грусть и печальИ бросить то слово на ветер,Чтоб ветер унес его вдаль…
Немец встрепенулся, привстал даже со скамьи:
— Унзер Хайне, унзер Хайне…
— Сидеть! — одернул его Ротгольц. — «Унзер»! Ваш Гейне никогда не поднял бы руку на русского человека.
Немец жалобно и виновато улыбался.
— Засмущался… А ведь и глазом не моргнет этот умелец, перерезав тебя из пулемета пополам, — сказал Андреев. — Проткнет штыком пацана, не задумываясь…
— О, найн, найн! — немец замахал руками. — Гитлер шлехт, зер шлехт… капут!
Распахнулась дверь. В комнату буквально влетел капитан Филатов.
— Полковник едет. Ну как, Костя, живы ребята?
— В общем да… два ранения, контузия…
— Ну что же, отвечу тебе в тон: две Красных Звезды, пять медалей «За отвагу», — Филатов ударил рукой о широкую ладонь старшего лейтенанта Андреева так крепко — будто выстрел раздался в небольшой землянке дивизионного штаба.
ВИЗИТ В ПРЕИСПОДНЮЮ
Итог, который немецкому командованию пришлось подвести на этом участке фронта в конце января 1943 года, был поистине ужасен: за 14 дней русского наступления группа армии «Б» была почти полностью разгромлена. 2-я армия оказалась сильно потрепанной, к тому же она потеряла во время прорыва основную массу своей боевой техники. 2-я венгерская армия была почти полностью уничтожена, из 8-й итальянской армии удалось спастись лишь некоторым частям корпуса альпийских стрелков…
Из воспоминаний немецкого генерала фон Бутлера. — «II Мировая война. 1939—45». М., 1957.Зима 1943 года выдалась злой, трескучей, вьюжной. Будто сама природа взбунтовалась против фашистского нашествия. Над полями неделями завывала, трубила пурга, яростные крещенские морозы сковывали все живое и мертвое. По обочинам дорог валялись заледеневшие трупы фашистов, искореженные вьюгой и морозами так, что они «сидели» и даже «стояли» в сугробах и в сумерках наводили ужас гораздо больше, чем живые немцы, окруженные нашими войсками и окопавшиеся в городах Горшечное и Касторное, что неподалеку от Воронежа. В районах этих городов засели семь немецких и две венгерские дивизии. Немцы старались прорваться на запад и юго-запад — к своим. А венгры…
Ранним февральским утром, еще затемно, на КП командира 237-й стрелковой дивизии генерал-майора Дьяконова раздался телефонный звонок. Звонил комиссар дивизии полковник Прокофьев:
— Товарищ генерал, разведчики вернулись с той стороны. Да, с гостями. Да… Да… Именитых гостей привели, знатных…
— Выезжаю, полковник, выезжаю, — генерал поднялся из-за стола.
Адъютант снял со стены его меховой дубленый полушубок.
Через двадцать минут генерал был в штабе дивизии. Его встретил начальник разведки 38-й армии полковник Максимов. В помещении находились офицеры штаба, дивизионные разведчики. В углу на двух широких скамьях сидели офицеры и солдаты венгерской армии.
