— Все это ненужно… дайте мне уйти…
Тирран спустился в зимний сад.
С четверть часа он работал в саду. Эти обязанности были ему приятны. Они давали ему возможность побыть в одиночестве.
Копаясь в земле, он размышлял. Слишком подозрительно было поведение Секретаря в этой истории.
«Откуда вдруг такое участие?.. надо поговорить с Министром, попытаться что-нибудь выведать у него и чем-либо отвлечь Савву… но, прежде всего, нужно снять бремя с моей совести…» — Подняв голову, Тирран почувствовал чистый и нежный аромат сирени. Лиза опять явилась ему. Ей было 13 лет, не больше, очаровательная, изящная, просто ангел. Наверное, так и было на самом деле. Иногда ангелы открываются нам не такими, какие они есть, а под чьим-нибудь лицом и именем.
Увидев Лизу прямо перед собой, Тирран шагнул к ней, поскользнулся и упал лицом в грязь…
47
После непродолжительной и странной беседы с Тирраном в зимнем саду, Министр Внутренних Дел не находил себе места. Нервно зевнув, он прошелся по комнате, заглянул в зеркало. Выражение и цвет лица ему не понравились.
За окном послышался шум, восклицания.
Министр подошел к окну. Обыватели бежали по Каретному ряду, оглядываясь, задирая головы, как будто ждали комету. С запада на город стеной наплывали тучи. Полыхали зарницы…
Донеслись голоса:
— А ведь прав Астролог, смотри, что творится…
— Будет все как всегда… солнце сядет в тучу, а мы сядем туда, куда нас посадят…
Министр усмехнулся, разгладил лицо. Некоторое время он размышлял об открытии Астролога, потом решил искупаться. В бассейне к нему подошел слуга.
— Там, похоже, комедию разыгрывают… пришли вас арестовывать…
— Что-что?.. — В дверях Министр увидел офицера из Тайной Канцелярии и несколько человек из службы охраны. Полковник зачитал ему постановление об аресте.
Всякая Божья тварь в этом Мире Иллюзий и чистая и нечистая.
При обыске в комнатах Министра нашли магические эмблемы и символы, списки из египетских папирусов и ассирийских плиток, еврейские книги в красных и зеленых кожах…
В зале допросов и суда царил порядок, ни паутины, ни плесени по углам, даже чернила в чернильницах, обычно полные мух, были чистыми.
Прежде чем допросить Министра, допросили его слугу, который после пыток сознался, что Министр уже несколько лет питается лягушками из Франции, и что по ночам у него творятся Мистерии…
— Что-что?.. — Савва заерзал. Он сидел в кресле, опираясь ногами на голову и хвост льва. Услышав о лягушках и Мистериях, он нахмурился и кашлянул в слуховую трубку. Огромный белый дог, дремавший у ног Саввы, приоткрыл веки, покосился на дверь и глухо зарычал. Красный попугай встревожено перелетел с места на место.
В ту же минуту в стенах что-то зашуршало, чешуйками осыпалась известка. Савва закрыл голову руками. Послышался отдаленный гул, шаги, голоса. Вздулись гардины…
В ту же минуту офицеры службы охраны ввели в зал арестованного Министра.
Арест застал Министра врасплох. Он не знал, что и подумать. Он одернул фалды мундира, тронул дрожащими пальцами аксельбант, трофеи, посмотрел на статую, которая пальцем, прижатым к губам, советовала всем входящим хранить молчание, и икнул.
Судьи сидели полукругом и были почти неразличимы в своих мантиях, похожих на сутаны, однако Савва отметил, что ему не удалось скрыть от них тот смутный страх, который он вдруг испытал, когда на него посыпались чешуйки известки. Он округлил брови и, не скрывая раздражения, сказал Министру:
— А ты не плохо выглядишь…
— Я?.. — Министр побледнел.
— Причисли меня к какой-либо должности, я тоже хочу быть членом вашего братства, хоть каким-нибудь, хоть самым ничтожным…
«Я пропал… вот тебе и сон в руку…» — Министр закрыл лицо руками. Пахнуло холодом, сыростью, гнилью. Плеснулись бумаги на столе. Немой слуга оловянно качнулся, поймал бумаги.
«Пьян сволочь…» — подумал Савва и расслабленно махнул рукой.
Председатель суда, раскрасневшись от волнения, открыл папку с делом Министра, за последнюю ночь распухшую от бумаг. Он говорил не долго. Всех запутав, он запутался сам и сел, в надежде, что ничего не испортил.
— Мне кажется всем уже все ясно… кто против?.. — спросил Савва.
Судьи молча склонили головы.
— Никто, ну что же, в таком случае… боюсь, я вас разочарую, господин бывший Министр… в смысле улучшения удобств жизни… увести…
Министра увели. Ноги у него заплетались. В нижних этажах Башни у него отняли все трофеи, раздели догола и дали другую одежду. До утра он жил в тесноте среди пауков и мокриц. Утром он во всем сознался в обмен на сносную жизнь в Лагере.
Место, именуемое Лагерем, находилось в двух днях пути от города, но дорога туда показалась ему бесконечной. Наконец в лощине между сопками он увидел низкие и темные бараки. Они как будто закапывались в землю вместе со своими обитателями…
48
В парке было темно, сыро. Редкие прохожие нарушали тишину. Тени их то обгоняли, вытягивались вдоль аллеи, то шли рядом, постепенно отставая. По шатающейся, осклизлой лестнице Астролог спустился к набережной и как-то вскользь глянул на Башню. В верхних этажах Башни у него была небольшая комнатка, приспособленная для наблюдений за небом. По сочетанию небесных светил он вычислял гороскопы и довольно удачно угадывал многие из земных событий. И в этом не было чуда. С малолетства он жил в дальних странах, обучался там астрологии и другим искусствам. Ему было 30 лет, когда умер его отец, и он вынужден был вернуться на родину. Потянулась скучно-размеренная жизнь. В 35 лет он решил жениться на племяннице профессора музыки. Это была довольно милая особа. Черные улыбчивые глаза, черные кудри. Роль ее в этой истории незначительна. Одно можно сказать, с женой Астрологу не повезло…
Почти полгода он рассказывал ей о звездах. Расшифровывать его бред, стирать и развешивать на террасе его рубашки и носки, оказалось делом для нее непосильным. Как-то ночью, копаясь в своих рукописях, Астролог вдруг почувствовал, что ее нет в комнате. Он обошел все комнаты, заглядывал даже в шкаф, перевернул все вверх дном и успокоился лишь после того, как наткнулся на свое отражение в зеркале. Оно что-то искажало, что-то исправляло, но выглядел он лет на сорок, если не старше, и он разговаривал сам с собой. С тех пор это вошло в привычку.
Еще раз глянув на себя в зеркало, он оделся, собрал чемодан, взял зонт и ушел.
Больше он здесь не появлялся.
Однажды он сидел в парке и, разговаривая сам с собой, худой, бледный, в потертом сером плаще, застегнутом не на все пуговицы, по причине их отсутствия, что-то рисовал на песке. Иногда он поднимал голову и с туповатой улыбкой на лице осматривал редких прохожих. Он искал среди них товарищей по несчастью, чтобы стареть за компанию без горечи в сердце.
За его спиной поскрипывали качели. Скрип оборвался. Девочка 13 лет, не больше, слетела вниз, склонилась над рисунком, изображающим нечто, наморщила свое улыбчивое личико.
— С кем это ты разговариваешь?.. — спросила она неожиданно сиплым голосом.
— Голос у тебя, как орган… — Астролог улыбнулся, может быть, первый раз за много дней.
— Вовсе нет… — Девочка фыркнула и посмотрела на рисунок. — А это кто?..
— Это?.. гм… Прекрасная Дама…
— Разве они такие?.. — Девочка состроила гримасу.
— Они всякие… и вообще, что ты в этом понимаешь… — Астролог затер рисунок…
На город уже опускался вечер. Идти к старухе, у которой он снимал угол, не было сил. Он прилег на скамейке, лежал, ворочался среди обрывков газет, оберточной бумаги и ругался в полголоса:
— Проклятая жизнь… — Мопсик в заплатанной жилетке тихо заскулил и лизнул его свесившуюся руку. — Все-то ты понимаешь, псина… я, видите ли, не даю ей ни денег, ни любви и лишь иногда сам себе доставляю удовольствие… получается, что я… куда ты пошел, не уходи… впрочем, иди и скажи этой сучке, что я о ней думаю… — Лежать было неудобно. Стыла спина. По ногам ползали какие-то мошки. Он повернулся на бок и упал, ударившись виском о чугунную ножку…
Как будто вспыхнуло все, осветилась красота, которую большинство людей не замечает, и он очнулся с ощущением, что уже умер и его только что обмыли водой, настоянной на апельсиновом цвете.
Между тем над Астрологом уже столпились прохожие.
— Что с ним?..
— А вы кто?..
— Я врач… отойдите подальше, накурили, в глазах темно…
— У него, наверное, приступ астмы…
— Вы его знаете?..
— Еще бы мне его не знать… когда-то мы окончили одну и ту же школу, где научились пудрить друг другу мозги и корчить из себя интеллектуалов… помню, когда не было денег на натуру, мы позировали друг другу голышом… на мою сестру это действовало ужасно, как-то она даже описалась от избытка чувств… в общем, смех один, да и только… я, так, пшик, а он имел потрясающий успех, картины его шли нарасхват, где его только не носило: Вена, Париж, Рим… потом попался на удочку какой-то стерве и все козе под хвост… женщины — это как сон, в котором нет ни начала, ни конца… да, словами этого не передашь…
