Некоторое время Астролог рассматривал заводную балерину.
«Прелестная фигурка… но надо уходить… вообразил себе невесть что…»
Послышались шаги, голоса, звуки музыки. Полный недоумения, он склонил голову, прислушался. Тишина.
Снова послышались шаги, голоса, напев. Заводная балерина как будто привстала на цыпочки, вскинула руки…
«Кажется, я схожу с ума…» — Астролог встал, встряхнулся.
Вошла дева.
— Я вспомнила, где я вас видела… на кладбище… я еще раздавила ваши очки…
— Вы ничего не слышите?.. шаги, голоса, звуки музыки… — сдавленным голосом прошептал Астролог, нелепо улыбаясь.
— Это камни поют… уже несколько дней…
44
Всю вторую половину дня Тирран перечитывал свои мемуары. За окном шел дождь, погода была мерзкая, но в комнате было тепло, в камине потрескивали дрова, на стенах поблескивали отсветы, создавая иллюзию заката.
Тирран отвлекся.
На фоне однотонного неба цвели лилии, гвоздики, хризантемы, желтые, белые, фиолетовые. Вспомнилось, как он пережидал дождь у подножия Лысой горы рядом с еврейским кладбищем под растянутым на ветках куском брезента, вместе с мошкарой. Лиза бежала по отмели, когда он окликнул ее, обернулась на бегу, завернутая в кисею дождя. Ей было 13 лет, может быть чуть больше. Он снова окликнул ее. Она приостановилась. Увидев бледное, как будто измазанное мелом лицо Тиррана, она испугалась, она подумала, что он призрак из Башни. Слухи о призраке расходились по городу, как круги по воде. И все же она подошла к нему. Надо было быть сумасшедшей, чтобы решиться на такое…
Они почти не разговаривали. Все еще шел дождь и среди водянисто-лиловой мути постепенно, вкрадчиво открывалась вся ее красота и невинность. Она сидела, пропуская струйки дождя сквозь пальцы, тонкие, длинные изящно очерченные. Ее нежность и уязвимость волновали, будили какие-то бесстыдные желания…
Тирран невольно вздохнул. Он то мертвел, то оживал в бессильном отчаянии и снова забывался…
Его рука медленно-медленно подползала к ней по песку, тронула голое шелковистое колено. Она слегка отодвинулась.
— Не бойся, ведь это только игра… — с придыханием прошептал он. Он впитывал каждую частичку ее невинного тела…
Она не сопротивлялась, она лишь молча вздрагивала…
Замечтавшись, Тирран не заметил, как заснул, и вдруг проснулся. Он не отдохнул и не успокоился. Чувствуя оцепенение и тяжесть в ногах, он встал и побрел в кабинет. Шелковый халат тянулся за ним, как хвост павлина. Некоторое время он стоял у окна, вглядываясь в пелену моросящего дождя, потом, дернув за шнур звонка, вызвал для доклада Министра Внутренних Дел…
Министр был явно обеспокоен. Накануне он видел странный сон, что-то совершенно невообразимое, как будто он шел на доклад к Тиррану и неожиданно очутился в зале, опоясанном колоннами и гирляндами чадящих ламп. Стены залы были затянуты черным лоснящимся сукном и странными орнаментами. Посреди залы в круге лежала голова Старика, глазами делающая ему знаки приблизиться. Он нерешительно приблизился.
— Я давно тебя поджидаю… ты должен занять мое место… — прохрипела голова.
Довольно неприятный сон. Министр долго не мог успокоиться. Под утро сон повторился. Он даже закричал во сне, до смерти перепугав шпица и левретку. Кутаясь в одеяло, он повернулся к стене. Слегка кружилась голова, перед глазами все еще мелькали картины сна, но должность, в которой он пребывал, не позволяла ему долго думать об этом. Он откинул одеяло и постарался забыть сон.
Перед тем как отправиться на доклад к Тиррану, он объехал город. Он делал это каждое утро. По дороге он записывал свои впечатления. В городе было необычно тихо и спокойно.
Миновав Южные Ворота Башни, лимузин остановился. Министр вышел и направился к лестнице главного входа. Мимо проходили люди, которым он отдавал свою симпатию, уверенный в том, что она взаимна. Он чувствовал себя сосредоточием их любви и внимания.
В коридорах Башни царило необычное оживление. Это его несколько насторожило.
«Интересно, из-за чего вся эта сует?.. неужели из-за этой девочки… какой идиотизм…» — Поискав глазами Шуута, он распахнул плащ. Ему вдруг стало жарко.
В приемной Тиррана было все как обычно, и Министр несколько успокоился, но уголки его губ едва заметно подрагивали и голос иногда прерывался, когда он докладывал Тиррану о случившихся за ночь происшествиях в городе.
На миг Министр вдруг потерял нить мыслей, наткнувшись блуждающим взглядом на бюст Старика, стоявший за спиной Тиррана.
— Что-то еще?.. — Тирран поднял голову от бумаг, в беспорядке разбросанных по столу.
— Нет… — Лицо Министра вдруг съежилось, покрылось красной сыпью.
— Ладно, иди… — Выждав, когда за Министром закроется дверь, Тирран обернулся к рыжеволосой деве в черном. Она сидела в кресле у камина.
— Не спускай с Жанны глаз и доставляй ей всевозможные невинные удовольствия, усыпляй ее тревогу… пусть забавляется музыкой, цветами, украшениями… и говори с ней иногда обо мне, подготавливай ее, возбуждай ее желание понравиться мне… а это зачем?.. что это за письма?..
— Они случайно попали мне в руки… — Дева опустила глаза. Среди писем было несколько таких, с которыми она остереглась знакомить даже Тиррана. В них открывались обстоятельства и вещи настолько откровенные, что у нее голова шла кругом. Подняв глаза, дева быстро глянула на Тиррана. Он читал письма…
«Зачем они держат меня здесь, в этой отвратительной Башне?.. все эти запоры, замки, ржавые решетки, как будто я совершила преступление… а эта ведьма, которую они приставили ко мне… она меня просто пугает… прошлой ночью я проснулась в ужасе, она осмелилась ласкать меня… она говорила со мной о таких вещах, о которых даже подумать стыдно и страшно…»
«Моя ненаглядная, бедная моя девочка, ангел мой, потерпи еще несколько дней…»
«Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе… я испытываю такое волнение… ах, почему я не могу выразить словами того, что чувствую и вынуждена жить вздохами…»
«Девочка моя, боюсь, что мой план слишком опасен… трудно все предвидеть… ты получишь это письмо тем же путем… каким-то чудом карлик пробирается сквозь одному ему известные лазейки и с такой удивительной ловкостью, несмотря на костыли… прощай моя ненаглядная…»
«Я согласна на все, опасности меня не остановят… а твой посыльный вовсе не такой урод, как ты его описал, у него веселый вид и довольно цветущее лицо, он так мило улыбается… он уверяет меня, что родился с костылями, но мне кажется, он притворяется… костыли нужны ему лишь для отвода глаз…»
— Кто этот хромой?.. — Тирран отбросил письма.
— Это человек Министра… — дева поперхнулась и закашлялась. Глаза ее наполнились слезами.
— Вот как?.. я тебе не верю… с Министром мы вместе росли, и он всегда был на моей стороне…
— Я тоже всегда была на твоей стороне… — прошептала дева.
— Сообщай мне обо всех его интригах… я хочу знать, что он замышляет… и время от времени приглашай девочку на прогулку в зимний сад, чтобы я мог ее видеть… — Тирран прикрыл глаза рукой. Он уже витал в облаках, и дева ушла с явным чувством удовлетворения, которое ей давало сознание, что она выполнила свою миссию, однако колени ее дрожали и ноги подгибались…
Ночью деву мучил кошмар. Она собиралась на прием к Графине и прикалывала восхитительную брошь к груди, и вдруг звон стекол, треск рушащихся стен, грохот падающих лестниц, вопли, стоны…
Она очнулась вся в холодном поту, завывая от боли и страха и взывая о помощи, но все обитатели Башни погибли под развалинами…
— К чему все это?.. — прошептала она и пораженная открывшейся ей вдруг истиной, затихла…
Отпустив деву, Тирран собрал нескольких своих заместителей, посоветоваться, как наказать Министра Внутренних Дел, этого наглеца иудея, чтобы он впредь не забывался. Разговор получился тяжелым…
Заместители Тиррана уже разошлись, а Тирран все еще сидел и размышлял…
Министр вырос в провинции. Его отец писал книги, в которых предсказывал появление Избавителя и Савва упрятал его за решетку вместе с доказательствами, где он вскоре умер. Жена погребла его на еврейском кладбище рядом с отцом и дедом и осталась совершенно одна с ребенком на руках. Ее братья и сестры тоже умерли в разных местах. В городе оставаться было опасно, и после недолгого раздумья она переехала в Тоцк. Какое то время она жила в бараке, в узкой комнатке с низкими потолками и одним окном, выходящим на кладбище, вся обстановка которой состояла из расшатанного венского стула и ржавой кровати, потом переселилась к сторожу на кладбище, когда и за эту нору нечем стало платить. Она помогала сторожу и ухаживала за могилами. Неожиданно она получила письмо, предупреждающее ее об опасности, и снова вынуждена была бежать под покровом ночи, изменив внешность и имя. Укрылась она в небольшом, пыльном городке с неприличным названием «Вобля» и некоторое время бедствовала. Бедный все равно, что мертвый и она сошлась с Начальником Лагеря. Год или два она жила с ним, как с мужем, пока Начальник Лагеря не погиб при странных обстоятельствах. Всех ее мук все равно не перечесть. Время было смутное, обстоятельства быстро менялись и когда сын, Григорий, окончил школу, она отправила его в город учиться на еврея.
