Алечка понуро опустила гладко причёсанную голову. Старик смотрел на неё обескураженно и печально.
— Душа моя, — тихо проговорил он, — что хоть там?
— Не знаю, — прошелестел в ответ призрак. Мишке холодно стало от звука голоса, не принадлежащего этому миру. — Я-то ведь здесь.
— А зачем? — аккуратно спросил Бармин и тут же поморщился: защитный амулет он тоже носил.
— Феденька здесь, — отозвался призрак. — Сонечка, Валя, Манюша…
— Так им туда ещё рано, — Мишка решительно прервал перечисление родни и поправил цепочку. — Вон как греется… Опасно родичам-то.
— Алечка, — глухо каркнул старик. — Ты ж без меня не уйдёшь, да? Не сможешь?
Призрак, помедлив, кивнул. Дед устало прикрыл глаза; из коридора показались любопытные мордочки внуков. Выгнать бы… Чтоб хоть не видели. Сомневаться тут нечего, закон и регламенты уже подумали за Мишку. Андрюха, словно услыхав мысли коллеги, деликатно прикрыл дверь.
— Мы можем предложить полигон, — тихо сказал он. — Только видеться вам не позволят. Во избежание.
— Ну и зачем оно тогда? — проворчал Фёдор Иванович. Впалая грудь под флисовой рубашкой тяжело вздымалась, словно старику стало трудно дышать. — Пойду я. Всё одно зажился на белом свете, давно пора…
Мишка среагировал мгновенно; сам Верховский не нашёл бы, к чему придраться. Дед ещё не договорил самоубийственных слов, а серебристая сетка уже опутала ринувшийся на добычу призрак. Вид у Алечки был растерянный, словно она сама от себя не ожидала подобной прыти. Лучше уж не смотреть, не то совсем жалко станет…
— Фёдор Иванович, отвернитесь, — угрюмо скомандовал Старов, зажигая над ладонью язык пламени.
— Куда «отвернитесь»?! Я тебе покажу — «отвернитесь»! — запротестовал было дед, однако тут подоспел Бармин. Андрюха проворно развернул к себе кресло и бережно ухватил старика за запястья; всё это — с неизменным сочувствием на лице. — Ах ты, сопляк!.. Алечка!..
Призрак сам протянул дрожащую руку навстречу огню. Мишка готов был поклясться, что на бесплотных щеках блеснули слёзы. Пламя вспыхнуло остро и высоко, почти до трёхметрового потолка, и тут же опало; следом развеялась за ненадобностью ловчая сеть. Фёдор Иванович всё ещё хрипло кричал на Андрея. Мишка не глядя сунул освободившуюся руку в сумку и выудил походную аптечку.
— Вот, — сначала успокоительное, затем укрепляющее. Куда такие потрясения в девяносто семь-то лет? — Пейте. Это приказ.
Дед глянул на Старова почти что с ненавистью. Неужели присягу нарушит?.. Нет, выхлебал, давясь, оба снадобья. В комнату шумно ввалились внуки; Люда потянула носом и громко охнула. Мишка встретился взглядом с Сашей.
— Я предупреждал, — тихо сказал он.
— Я помню, — серьёзно кивнул парень. — Спасибо вам.
— Миш, может, снотворного? — шепнул жалостливый Андрюха.
— Если Фёдор Иванович захочет.
Не захотел. Старик бессвязно ругался, скорее горько, чем зло. Ну и пусть его, мало, что ли, на головы контролёров обрушено проклятий? Лишь бы живой остался… Чтоб не так, как в пятницу. Чтоб не кусать в кровь губы, как Ксюша, и не сжимать бессильно кулаки, как Ярослав. Внучка обрушилась на деда с объятиями; вот и хорошо, авось хоть так старик поймёт, что жить лучше, чем не жить.
— Пошли, Андрюх, — позвал Мишка. — Дальше не наше дело.
— Сейчас, — Бармин кивнул и опустился на корточки перед стариком. — Фёдор Иванович… Нет на свете ничего дороже, чем жизнь человеческая. Не держите на нас зла.
Мишка перевёл дух только на улице. Одуряюще пах цветущий шиповник, в грязно-багровом небе плыли куда-то не то низкие облака, не то клочья дыма от труб ближайшей теплоэлектроцентрали. Бармин прерывисто вздохнул и сунул руки в карманы. Будет теперь переживать… Да он всё подряд переживает.
— Хорошо сказал, — похвалил Мишка. — Про жизнь.
— Это из книжки, — пояснил Андрюха. — Из «Слова». Хотя вообще-то мысль не новая. А нам не туда разве?
— Может, и туда, — Старов завертел головой в поисках машины. — Не грусти давай. Всё же обошлось…
— Я знаю, — кивнул Бармин и снова вздохнул. — Задумался… Это же как любить надо, чтобы вот так запросто…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сильно, — неуклюже брякнул Мишка. На что бы такое перевести разговор, пока Андрюха окончательно не скис? — Дедок-то крепкий, а? Против таких чар выдержал!
— Я читал, что так бывает, — оживился Бармин. — Когда без артефактов чары сбрасывают, даже серьёзные. Воля должна быть железная…
— Воля волей, а цепочку лучше не снимать.
— Это да. А Костя не носит вот, — припомнил Андрюха. — Хотя Александр Михайлович лично на всех заказывал.
— Ну, может, другая какая-нибудь фигня есть, — пожал плечами Мишка. — Как у Макса. Хотя Макс и цепочку тоже носит…
— Костя говорит, что отсутствие поблажек дисциплинирует, — сообщил Бармин.
— Костик строгий слишком, — Старов снял машину с сигнализации и приглашающе качнул головой. Андрюха резво оббежал капот и забрался на пассажирское сидение. — Он сам к себе очень требовательный, вот и думает, что все остальные — как он.
— Он добра желает, — резонно заметил Андрей. — Уже, наверное, пришёл дежурить. Я ему позвоню.
— Ага, давай, — Мишка осторожно тронулся с места, вертя головой, как бдительный сурикат. — Тебе в офис за чем-нибудь надо?
— Вроде бы нет.
— Тогда по домам, — решил Старов. — Шефу потом отчитаемся.
Андрюха, как всегда, был полностью с ним солидарен.
XXVII. В здравом уме
Тонкая полоска света наискось перечеркнула комнату и легла на край разворошённой постели. Беспорядок, неуклюжий и безыскусный, на фоне выдержанной в безупречном минимализме комнаты казался чудовищно грубой заплаткой. Ксюша плеснула в стакан воды из почти пустого графина и выпила в несколько жадных глотков, потянулась за пультом от кондиционера. Будильник равнодушно показывал полпятого утра; сна совсем не осталось, сколько ни кутайся в осточертевшее одеяло и не переворачивай отвратительно тёплую подушку. В пору посменных дежурств время сливается в один сплошной поток, который стрелки на циферблате нарезают на мелкие равные частички. Если задёрнуть плотнее тяжёлые шторы, вовсе не понять, день сейчас или ночь.
Ксюша забралась с ногами в ближайшее кресло и прижалась спиной к упоительно холодной кожаной спинке. Телефон приветствовал её пустым экраном; ещё бы, в такую рань не спит разве что дежурный Чернов. Можно было бы набрать и ему, если бы не уверенность, что ничего хорошего он не скажет. Никаких дел у Ксюши к Косте нет, а просто так выговориться — это точно не по его части. Палец замер над номером, подписанным «Мой». Впору в очередной раз удалять. Удивительно до смешного, как по-разному всё начинается и как одинаково заканчивается. Одним и тем же вопросом: «Почему ты не можешь, как все?» Наверное, услышав его снова, она что-нибудь разобьёт о голову, в которую придёт светлая мысль это выяснить. Что ж, ещё одному человеку офицер Тимофеева ни за что больше не позвонит с невысказанной просьбой выслушать и успокоить.
Утреннее солнце остро сверкнуло на тиснённых золотом буквах. Толстый фолиант по практической магии, бережно заложенный резной металлической пластинкой, уже четвёртый день делал всё, что мог, чтобы отвлечь Ксюшу от назойливых мрачных мыслей. Она одолжила его месяц или полтора тому назад, но всё никак не могла как следует засесть за учёбу. Понадобилась прошлая пятница, чтобы хватило силы воли вновь загнать себя за учебники. Ксюша рассеянно погладила видавший виды корешок. Книги — это прекрасно, это полезно и интересно, особенно если речь о таких редкостях, но сейчас хочется к людям. К людям, которые в такую несусветную рань досматривают десятый сон…
Ксюша снова схватилась за телефон. Не у неё одной сбился привычный распорядок дня, а если и нет — сообщение не звонок, вряд ли разбудит. «Не спишь?» — такое себе начало разговора; впрочем, не со всеми обязательно соблюдать вежливые ритуалы. «Не сплю. Что-то случилось?» В этом, пожалуй, весь Ярослав. Ксюша задумалась над ответом. Ничего, в общем-то, не случилось. Ничего нового. «Как в субботу?» Да, лучше определения не придумаешь. Как в субботу.
