class="p1">Молча пройдя к столу и сев в кресло, обвел взглядом присутствующих. Почти всех знал лично. Кое к кому приходилось записываться на прием, чтобы решить различные вопросы. И всегда эти чинуши относились к нему с эдаким покровительственным снисхождением. Пусть и не выпендривались, как перед более мелкими предпринимателями, и порой даже навязывались с подобием дружбы, но никогда не упускали случая намекнуть, что хозяева жизни именно они, и все вокруг вертится именно с их позволения, выраженного размашистой подписью. И за эти подписи Хватову приходилось немало отваливать и откатывать. А иначе никак, иначе пришлось бы сворачивать бизнес. Они и сейчас смотрят на него с вызовом. Мол, что ты за хрен такой тут угнездился? Мол, мэр сегодня один, завтра другой, а мы всегда. И только у Торчилина с Селедкиным взгляды какие-то пришибленные. Видать, все еще не отошли от трудовой терапии, устроенной им Майоровым. Неплохо было бы всю эту братию прогнать через терновый лабиринт. Там сейчас, если он правильно понял оговорку Макса, проходят курс робинзонады какие-то иностранные шпионы.
– Итак, – то ли разозлив, то ли раззадорив себя, Юрий Григорьевич хлопнул ладонью по столу, заставив присутствующих дружно вздрогнуть, – скажу откровенно, еще вчера сам не предполагал, что займу это кресло. Потому никаких вступительных речей не приготовил. Потому сразу, если так можно выразиться, возьмем быка за фаберже. С кем не знаком, познакомимся в процессе. А на сегодня вы откладываете все свои дела – один день город переживет и без вашего чуткого руководства – запираетесь в кабинетах, отключаете телефоны и излагаете на бумаге все основные моменты собственной теневой деятельности с начала этого года.
– Что вы имеете в виду? – удивленно вопросил Торчилин.
– Что такое исповедь или явка с повинной знаете? Берете ручку, бумагу и пишите подробно о том, когда и сколько бюджетных денег освоили на личные нужды, от кого и сколько взяток получили, сколько проектов зарубили из-за отказа сунуть вам на лапу.
– Не слишком ли круто вы берете, уважаемый Юрий Григорьевич? – покраснев лицом, сделала ударение на слове «уважаемый» зам по социальным вопросам Фокина Антонина Семеновна. – Если вы решили непременно заменить членов администрации на своих людей, то так дела не делаются. Мы тут, знаете ли, не первый год сидим. В конце концов, не знаю, кто вас назначил, но до официальных выборов вы всего лишь временно исполняющий обязанности и трогать сработавшийся коллектив не имеете права!
Взбодренные такой речью присутствующие дружно закивали, бросая на самодура презрительно-снисходительные взгляды.
– Антонина Семеновна, с чего вы взяли, что будут какие-то выборы? – улыбнулся Фокиной Хватов. – И с чего вы взяли, что я собираюсь от вас избавиться? Вот уж нет уж, дорогие, в прямом смысле этого слова, члены администрации. Уволиться у вас не получится, даже если вы сами этого захотите!
– Вы можете прямо сказать, чего от нас хотите? – насупил кустистые брови зам по торговле Саркис Толкинян.
– не многого. Хочу всего лишь, чтобы вы возместили нанесенный городу ущерб, – Хватов снова изобразил наивную улыбку. – А в качестве наказания я определяю вам честный труд на своих же рабочих местах в течение трех лет. И не делайте такие ужасные глаза. Понимаю, что это слишком жестокое наказание, но уволиться я вам не позволю. На этом все. К концу рабочего дня жду ваши исповеди, изложенные на бумаге. И да, без моего позволения покинуть здание администрации никто не сможет.
– Вы… – Фокина вскочила со стула. – Вы… Не забывайте, что вы тоже не безгрешен!
В ответ, изо всех сил стараясь придать лицу выражение серьезной дебиловатости, Юрий Григорьевич задрал подбородок и с пафосом произнес:
– Азм есть князь, а потому неподсуден!
– Сумасшедший! – воскликнула Фокина и яростно застучала каблуками к выходу.
– Вам следует обратиться к психиатру, – постучав себя указательным пальцем по виску, посоветовал самопровозглашенному мэру зам по культуре и образованию Редькин Александр Сергеевич и направился вслед за Фокиной.
За ним, бросая подозрительные взгляды на Хватова, потянулись остальные. Однако в приемной членов администрации задержал один из посланных Стрелковым парней. Он пресек возмущения демонстрацией корочки капитана ФСБ и посоветовал всем отключить мобильные телефоны, мотивировав тем, что звонки будут отвлекать их от выполнения задания, возложенного мэром. Сами телефоны забирать не стал, но предупредил, что при любом несанкционированном звонке или выходе в Интернет последуют немедленная конфискация и дисциплинарное наказание.
– Климентий! – позвал Хватов, как только чиновники вышли.
Посреди кабинета материализовалась полупрозрачная фигура бородатого старца в длиннополой рубахе из грубого полотна, таких же штанах и дырявых лаптях.
Зашедшая в этот момент секретарша Тамара по-мышиному пискнула и сползла по стенке на пол, закатив глаза под лоб.
– Палыч, она у тебя что, умрунов не видела? – удивленно вопросил оставшегося в кабинете Лошадкина Хватов.
Судя по бледному виду хозяина кабинета, он тоже никогда ничего подобного не видел, и не сиди на массивном стуле, вполне возможно прилег бы сейчас рядом со своей бывшей секретаршей.
Несмотря на то, что окрестности города волею Лешего наполнялись тайным народцем, духами, нежитью и разными тварями, в городе возвращенцы поселялись неохотно, с опаской, что их снова изгонят. Потому основная масса граждан ничего о них не знала, а если кто-то что-то и слышал, то не верил. Зато среди посвященных считалось престижным заиметь домового. И надо сказать, спрос пока превышал предложения. Если иных духов явилось на зов владыки приличное количество, то бездомных домовых в природе попросту не существовало. Если при разрушении дома или изгнании из него домовой в течение пары-тройки суток не находил новое пристанище, то либо превращался в полуразумного шушуна, либо вовсе развеивался. Проблема заключалась еще и в том, что домовой не мог сам взять и вселиться в какое ни попадя жилище. Необходимо было, чтобы владелец жилья сам пригласил духа, при этом дав ему имя. Став, таким образом, духом дома, домовой переходил по наследству ко всем последующим хозяевам пока, как уже говорилось выше, его не изгоняли особым ритуалом, или жилище не разрушалось. Однако, сами понимаете, кто ж в наше время, находясь в здравом уме, решит звать к себе домового? Вот так и повывелись они все, оставшись небольшим числом лишь в полуразрушенных избах давно заброшенных людьми деревенек.
Хватов оказался одним из первых у кого поселился домовой. Достался ему, можно сказать, по блату, благодаря близкому знакомству сына Андрюхи с пришельцами. Но приглашать и нарекать пришлось самому Юрию Григорьевичу. Назвал он домового Толиком. Толян оказался капризным старикашкой – и то ему не так, и се не по покону, и это надо переставить. Благо
