Я, быть может, завел бы беседу о минувших эпохах, о героях далекого прошлого, о королях, шутах, убийцах, и Охотниках. Но не уверен что вы увлекаетесь историей Ангодора. Попытался бы предложить вам интересные темы о жизни, будущем, мечтах и звездах. Но, право же, такие разговоры лучше оставить завсегдатаям Алиатских чайных. Да и сам я, признаться, в таких вопросах не силен. Быть может вы спросите кто же я? О, я как раз тот самый, случайный прохожий, неведомо каким образом оказавшийся рядом с пятым полигоном. Пробравшись мимо заснувшего охранника, я залез на трибуны и из тени, отбрасываемой кожаными «плащами», эдакими растяжками что висят в самом верху любой арены, смотрел на тренировку будущих боевых магов.
Доложу вам — весьма скучное занятие наблюдать за этими пока еще не оперившимися соколятами. Еще пройдет немало времени, перед тем как они гордо расправят крылья, и на правах сильного смогут бороздить небесные просторы, одним своим видом распугивая остальных обывателей поднебесной. Но иногда полезно немного поскучать.
В какой-то момент я уже собирался уходить, но меня заинтересовал тот самый юноша. Ох, простите — молодой мужчина. Я даже поспорил с самим собой, когда же он устанет. Ведь, несмотря на кажущуюся простоту, с такой тренировкой справятся немногие. Большинству уже через десять минут руки покажутся тяжелее Харпудова гребня. Но этот человек все продолжает рубить воздух. Будто бы ему не ведомы ни усталость, ни лень, ни просто здравый смысл. Ведь какой нормальный разумный станет целых три часа истязать себя однообразным упражнением.
И лишь когда солнце окрасило небо в кроваво-золотые тона, а на востоке засияли первые гостьи ночи, молодой мужчина в последний раз взмахнул саблями и убрал их в ножны. А затем он застыл, сохраняя абсолютную неподвижность. Будто некий злой черный маг обратил его в каменную статую, обрекая на вечный страдания. Ни с того ни с сего, любопытство захлестнуло меня подобно волне страшного цунами.
Не отводя взгляда от фехтовальщика, я спустился на несколько пролетов ниже. И правильно сделал. Потому как когда задул вечерний, освежающий ветер, человек разбил иллюзию проклятья. Он сорвался с места подобному урагану, что вырвался из клетки богов и теперь выплескивает свою ярость и гнев на безвинных смертных. Сабли, вновь покинувшие ножны, больше не вернулись обратно.
Внизу развернулось настоящее сражение. Вот только казалось что человек бьется не с тенью, воображаемым противником, а с чем-то неосязаемым, несуществующем ни в одной реальности. Он перетекал из позиции, сабли мелькали то где-то в темнеющей выси, то у самой земли, поднимая маленькие облачка песка. Ни на миг не замирая, юноша пытался одолеть что-то, чему я не могу дать описания. Будь на моем месте, небезызвестный мало сведущий прохожий, но бы с ухмылкой сказал что парнишка танцами увлекся. Но я бы не стал столь споро давать метафоры сему действию. Называть это танцами, это все равно что корриду обозвать салочками с быком.
Тем временем степень моего удивления только росла. Сабли все мелькая, расплываясь в воздухе серебристой дымкой, но недавно поднятый песок не падал. Противореча всем законам этого мира, он в такт стремительным выпадам летел за клинками юноши. И, клянусь своим перерождением, я ни чувствовал ни грамма энергии, а значит и магии. Будто бы сам ветер, встав плечом к плечу с человеком, пытается помочь ему в этой неравной схватке с нереальностью.
В какой-то момент, фехтовальщик ускорился на столько, что его полностью окружила песчаная сфера. А меньше чем удар сердце спустя, из этого кокона вырвалась рука, крепко сжимающая эфес сабли. А за ней, от кокона отделилась песчаная лента. Устремившись куда-то в закатную высь, он вскоре опала той самый пылью. Но уже давно, с другой стороны выстрелила её сестра-близнец. И еще не успел песок опасть, как за ней последовала третья, потом четвертая, пятая, восьмая… На арене, в закутке окруженном каменными стенами, будто бы рассвело маленькое солнце, песчаное, но солнце. Когда же я присмотрелся, то еле сдержал вздох удивления. На каменной кладке, в местах куда попадали песчаные ленты, образовались глубокие порезы. Простым оружием, совсем без магии такого не сделать. А её-то я не ощущал.
Наконец песчаная сфера исчезла, а на её месте оказался измотанный человек. От его тела поднимался пар, хотя ночная прохлада еще не вступила в свои законные права. Руки его дрожали, как дрожит осенний лист, срываемый ветром. Дышал он через раз, и явно прилагал для сего простого действия неоправданно большое усилие. Кое-как убрав сабли в ножны, он сперва сел на корточки, а потом и вовсе развалился на песке, на манер какой-нибудь морской звезды. И в момент, когда он повернул голову в мою сторону, наши глаза встретились…
Конец интерлюдии
Пять секунд, таков был мой новый личный рекорд. Что не плохо. Хотя, если честно, я до сих пор не видел боевого применения этой техники. И от одной мысли о том сколько еще предстоит работы, мне становилось дурно. Впрочем, сейчас меня это мало заботило. Устав, я с непередаваемым наслаждением развалился на песке. Остывший, он приятно холодил вспотевшую спину. Небо уже покрылось алым закатным саваном, и то тут, то там раздавались трели ночных птиц. Эти маленькие хористы уже прочищали горло, разминали голосовые связки и готовились к новому концерту. И как бы я не хотел его послушать, но надо было собираться. Все же пропускать вечеринку не хотелось. Собираясь вставать, я повернул голову в сторону южной трибуны, прикидывая расстояние до раздевалки с купальней. И в момент, когда я уже почти собирался вставать, перед моим взором предстал ворон. Хотя назвать эту птицу вороном, было бы оскорблением для этого пернатого. Размером он был с альпийского орла, а цвет его перьев был темнеем самой непроглядной ночи. А когда же мы встретились взглядами, и я по достоинству оценил его красные глаза, больше смахивающими на горные рубинами, он взмахнул своими исполинскими крыльями и исчез в наступающей мгле. Мда. Академия не перестает удивлять своей фауной. То здесь королевские коты тебя из больницы выручают, то ворон-орел за тренировкой наблюдает… Впрочем, уже через пару минут я забыл об этом любопытном инциденте.
Поднявшись с земли, и отряхнув штаны, я поплелся в сторону раздевалки. Открыв свой шкафчик, разделся и убрав пропахшую потом одежду, сделав себе зарубку в памяти что не худо бы простирнуться, отправился в купальню.
Хотя купальня слишком громкое наименования для этого уголка с трубой из под которой течет холодная, до стучащих зубов, вода. Но сейчас, разгоряченному телу, такой перепад был необходим. Быстренько растерявшись едким порошком, я открыв вентиль на полную катушку, запрыгнул под струю. По спину и груди все равно что утюгом провели. Но уже через мгновение нестерпимый жар обернулся промозглым холодом. Ухая и охая, я смыл себя известь и выпрыгнув тем же движением, насухо вытерся полотенцем. И все это меньше чем за минуту. Вот она армия как на человека влияет. Пусть и наемная, но все же армия.
Выходя с полигона и откланиваясь мирно спящему старичку в будке, я в который раз отметил контрастность Сантоса. Здесь не бывает затяжных рассветов, заполняющих все небо бледно розовым цветом или долгих закатов разливающих кровавое золото. В столице либо светло, либо темно, вот и сейчас, прошло не больше десяти минут, а по дорогам уже бегут государевы люди. С длинными шестами, на конце которых прикреплены масляные горелки, они зажигают фонари. И постепенно, улицы прощаются с густой ночной мглой, и окунаются в театр безумных теней. В такое время нужно быть особенно осторожным, потому как то что вы примите за серую, унылую, но страшноватую тень, в следующее мгновение может оказаться искусным воришкой, грабителем или душегубом.
И что самое противное, в это время очень сложно отыскать кэб-мена. Мало кто из них рискнет работать в такой обстановке. Поэтому покинув территорию Академии, я сместил шляпу так, чтобы взору ничто не мешало. Посильнее запахнувшись в плащ, я не спеша, наслаждаясь долгожданной прохладой, зашагал в сторону кабака. По дороге, что не заняла больше получаса, мне встретилось так мало разумных, что впору было радоваться за всех владельцев питейных и увеселительных заведений. Видимо Турнир приносит деньги не только казне государя, но и деятелям сферы услуг.
Наконец, свернув с Седьмой Купеческой, на Третью Рыночную, я оказался в тупичке, в конце которого, как маяк посреди океана, светились золотом окна кабака. Уже отсюда я слышал как в этом трехэтажном здании веселятся студенты. Невольно я ускорил шаг, и полы плаща взлетели поднимаемые встречным ветром. Скрипучая вывеска, сохранившая аромат свежей, недавно подновленной краски, заменяющей лак, гласила: «Пьяный Гусь». Немного постояв перед дверью, я готовился сродни тому как ныряльщик подготавливается к затяжному нырку. Вскоре я открыл дверь и погрузился в совсем иную атмосферу.
