в издательстве, а после пошлет матери букет лилий в знак извинений.
Приняв это решение, Рик открыл оставшееся сообщение, то, от неизвестного адресата.
«Уважаемый мистер Скорокер,
Ваша секретарша дала мне ваш почтовый адрес. (Я действительно удивляюсь ее настойчивости) И вот раз уж у меня появился ваш адрес, я решила персонально донести до вас смысл моих слов. Последние полгода вы настойчиво присылаете мне варианты бизнес предложений. Так вот, причина моего отказа заключается в том, что история, написанная мной, завершена и продолжать ее я не намерена. Поэтому заключать с вами контракт относительно книги, которую я вероятней всего не напишу, не имеет смысла. Надеюсь я вполне ясно изложила свою позицию.
Лорал Крол, автор „Тени на стекле“»
Рик заинтересовано перечитал сообщение. Оно не было гневным, но и дружеским не являлось.
А Вивьен, оказывается, быстро действует, на удивление, очень быстро. Похоже, она и впрямь решила спихнуть этого несговорчивого автора. Но так как в этом длинном разъяснительном послании не было и намека на приглашение на вечер молодых авторов, следовало то, что его Вивьен еще не отправила. И Рик тоже решил его пока не упомянать, быстро печатая свой ответ.
«Уважаемая мисс/миссис Крол,
Почему вы не желаете взяться за новую книгу, за еще одну неординарную историю? У вас неповторимый и индивидуальный стиль. И я уверен, что вы без особого труда смогли бы воплотить новую историю в жизнь. Или вы человек одного романа и не уверены в своих силах?
P.S. Вивьен моя помощница, а не секретарь. Моего секретаря зовут Дик.
Рик Скорокер, гендиректор „Паблишин Риал“»
***
Несмотря на свое сильное нежелание куда-либо идти, следующим вечером Рик все же припарковал свою машину возле загородного дома его родителей. Взвесив все за и против, он решил, что, если не хочет их постоянного вмешательства в его жизнь, ему следует время от времени показываться у них, чтобы убедить их в том, что у него все хорошо. Крепко стиснув руками руль, он долгое время сидел в машине, не решаясь выйти. Он оставлял себе путь к отступлению. Может, стоит просто пригласить мать на обед на днях? Или на ужин? И тогда ему не придется сейчас идти в этот дом.
Нет.
Это нужно сделать сейчас. Ему не хотелось идти туда, но ведь он уже приехал. Он разжал руки и освободил руль от своей хватки. Он поднял с пассажирского сиденья букет лилий, который купил для матери. Эта женщина была падкой на подарки. А лилии были ее любимыми цветами. И сегодня это был единственный способ, чтобы отвлечь ее, чтобы она не задавала лишних вопросов. Вопросов, на которые он просто не хотел отвечать.
Рик подошел к двери и постучал. У его родителей был большой загородный дом с немалым количеством прислуги, вот почему дверь ему открыла миловидная горничная в костюме индийской наложницы. Его мать любила наряжать свою прислугу в самые невероятные наряды. Они были милыми куклами в ее руках.
Женщина поприветствовала его и поспешила удалиться. Работницы его матери были кроткими и не особо разговорчивыми. Рик прошел вглубь по коридору к просторной гостиной. Вся его семья была там, но никто еще не садился за стол. Близнецы оккупировали диван, уткнувшись в планшеты, они не замечали ничего вокруг. Отец с матерью, занявшие мягкие кресла возле камина, о чем-то тихо переговаривались. Рядом с ними в другом кресле меньшего размера сидел Томас, то и дело вклиниваясь в их разговор, давая советы или принимая чью-то сторону. Он вписывался в эту семью гораздо лучше самого Рика.
Рик прошел вглубь к массивному камину. Он поцеловал мать в щеку и вручил ей свой маленький подарок. Женщина приветливо и добродушно ему улыбалась, обнимая за плечи. Это было ее традиционным приветствием. Отец сделал то же самое. Этот простодушный старик, как всегда, был слишком весел.
Оказалось, что они до последнего ждали его, не садясь за стол. Томас даже слегка посмеивался над тем, что все же смог выманить сонного медведя в лице его брата из берлоги. А близнецы… Они вели себя, как обычно. Отстраненные. Они молчали, не обращая никакого внимания на происходившее. Создавалось впечатление, что их и вовсе там не было. Что поделать? Таковы они типичные подростки в период пубертата. Таких, как они, лучше не трогать, если не хочешь вызвать бурю.
Рик занял единственное оставшееся кресло возле камина, делая вид, что его интересует разговор, который вели его родители. За последние несколько лет он хорошо отточил это умение: делать вид, что его хоть что-то интересует. Хотя уже давно он позабыл, что такое проявлять интерес.
Примерно на середине разговора о современной рекламе в гостиную с бокалом апельсинового сока вошла она. Холодная и надменная кукла. Алексис Скорокер. Рик в действительности ненавидел эту женщину. Ненавидел до глубины души. Каждый раз, видя ее, а это случалось в последнее время довольно часто, он вспоминал тот их разговор, состоявшийся в Барселоне, и каждое сказанное ей тогда слово отдавалось в нем эхом лютой ненависти.
«Неужели ты не понимаешь? Ты ей не пара! Она никогда не любила тебя и вряд ли смогла бы. Год давно истек! Не ищи с ней встречи. Она не хочет этого!»
Рик сжал руку в кулак, отдаленно замечая, как побелели костяшки его пальцев. Ему хотелось высказать ей все прямо в лицо. Прямо сейчас. Он сделал глубоких вдох, пытаясь успокоиться. Нужно собраться, пересилить себя. Боясь, что если откроет рот, то скажет что-то не нужное, он кивнул в знак приветствия. Женщина сделала то же самое, пронзив его своим холодным испытывающем взглядом. Медленно проковыляла к креслу, где сидел Томас. Ее огромный живот буквально перевешивал ее. Сейчас она не выглядела так грациозно, как пару месяцев назад. Беременность однозначно не шла ей. Она не относилась к той категории женщин, которых беременность делает краше. Ее она делала просто большой и неповоротливой. Том встал с кресла и поцеловал женщину в щеку, а та неуклюже плюхнулась на его место.
— Алексис, на какое число установили роды? — осведомилась Эмма, мать Рика.
— К сочельнику должна родить, — девушка подарила ей вымученную улыбку. По ней было видно, что ей не терпелось покончить с этим.
— Рождество с малышом, — хихикнула пожилая женщина. — Забавный ты заготовила подарок.
— Мне тоже кажется, что у меня неплохое чувство юмора, — Алексис поудобней устроилась в кресле, а Томас положил руки к ней на плечи. Они производили впечатление счастливой семьи.
Рик скривился. Ему было неприятно наблюдать за этими счастливыми лицами, когда он
