одного Шарика стало по крайней мере два.
Когда собака поняла, что от обалдевшего хозяина ждать помощи нечего, она горько усмехнулась и подобрала язык.
Несколько секунд вся морда Шарика, его уши и даже тело странно и непонятно дёргались, морщились и передвигались. Доносились какие-то неясные, приглушённые звуки: клохтанье, повизгивание, хрипы. Потом всё стихло. Шарик устало вывалил сухой язык и посмотрел на Юрку так, что он понял четвероногого друга.
«Хотел тебе всё объяснить, Юрка, но ничего не получилось. Не умею. Понимаешь? Очень это обидно – не умею, и всё тут».
И, не ожидая, пока Бойцов придёт в себя, Шарик медленно повернулся и медленно, осторожно, словно на льду, стал передвигать лапы. Он не шёл, а именно передвигал лапы – старательно и трудно.
Они подгибались и иногда подводили Шарика, разъезжались в стороны. Но Шарик упрямо подтягивал свои непослушные лапы и сосредоточенно вышагивал к приоткрытой двери.
В дверях он остановился и оглянулся. Взгляд у него опять был печальный и слегка растерянный. Потом на морде мелькнуло выражение усмешки. Как будто он хотел сказать: «Видишь, брат, как всё неладно получается. Прямо и не знаю, что делать. А ты не поможешь. Лежишь и молчишь».
Юрка действительно молчал, хотя и не лежал, а, скорее, сидел.
На прощанье Шарик пронзительно посмотрел на него, укоризненно покачал головой и скрылся за дверью: большой, длинный, странно… нет, не то что худой, а какой-то мосластый. Словно в нём костей было много больше, чем для него требовалось. И эти словно лишние кости выпирали из неопрятной, торчащей во все стороны шерсти.
Да, по всем приметам, в глубину космического корабля поковылял Шарик, и в то же время это был уже совсем не тот Шарик… «Ведь он хотел… – подумал Юра, – хотел что-то сказать мне… объяснить, что с ним произошло, но у него ничего не получилось. А почему? Наверное, потому, что у него язык не такой, как у нас. Язык у него слишком уж длинный».
И Юрий, сам того не замечая, высунул свой язык и кончиком попробовал достать хотя бы до подбородка или до носа.
Измерения показали, что по сравнению с собачьим языком Юркин язык был короче, наверное, в два раза. А может быть, даже больше.
«А как ему хотелось что-то мне рассказать… Как хотелось! – опять подумал Юрка и поэтому не успел убрать язык. – Ведь это, наверное, такое мучение – понимать, что говорят другие, и ничего не уметь сказать. Надо что-то с ним делать…» – благородно решил Юрка и услышал недовольный голос Тэна:
– Ты что язык показываешь?
– Какой язык? – искренне удивился Юрка: он совсем забыл, что после опыта не успел убрать свой язык.
– Ну, если у тебя два языка, тогда, конечно… вопрос уместный.
– Я не показываю. Просто… просто я посмотрел на Шарика…
– Не оправдывайся, – поморщился Тэн, – Шарик здесь ни при чём. Ведь он пошёл… – Тэн замялся, – ну, ты сам понимаешь…
– Ничего я не понимаю, – обиделся Юрка. – Просто он пить хочет – вот и пошёл.
– Не думаю… Во всяком случае, это ему не удастся.
– Почему?
– Для того чтобы отвернуть кран с водой, нужны руки, а у него, по-моему, нет рук.
– Он и зубами сумеет… Вы его просто плохо знаете. Это такой… такой… – с некоторой гордостью ответил Юрий и почему-то успокоился.
Ему и в самом деле показалось, что с Шариком не произошло ничего необыкновенного. Наверное, ему показалось, что собака так уж заметно изменилась.
Измениться, конечно, изменилась. Но в этом нет ничего удивительного: что ни говорите, а они находятся в космосе. И главное, с ними обоими происходят странные события. И науке ещё не известно, как всё такое и подобное влияет на собачий организм. Может быть, и сам Юрий изменился, только он ещё не замечает этого. Вот когда изменения заметят другие, хотя бы голубые люди, тогда нужно бить тревогу, а пока следует молчать и наблюдать.
Чтобы успокоиться, Бойцов задал Тэну новый, довольно каверзный вопрос:
– Ладно. С Шариком понятно. Непонятно другое. Что вы будете делать после этого полёта?
– Как что? – искренне удивился Тэн. – Считай: лететь до намеченной солнечной системы около десяти лет. Значит, туда мы прилетим, когда нам будет около восемнадцати. Года два, а может быть, и три потребуется для обследования самой системы и её ближайших космических окрестностей, на установление связей с соседней галактикой. Потом полёт назад, на Розовую Землю: он продлится лет семь… около восьми.
– Это почему так – туда десять лет, а обратно восемь?
– Потому, что наша солнечная система и нужная нам система, как и все в космосе, никогда не стоят на месте. Они перемещаются и иногда приближаются друг к другу. Вот как раз через восемнадцать лет и начнётся такое сближение. Если новая, обследованная нами солнечная система окажется подходящей для нашей цивилизации, наши люди смогут переселиться на её планеты.
– Это вы должны всё разведать? – недоверчиво спросил Юра.
– Да, мы, – совсем просто, как о чём-то само собой разумеющемся, сказал Тэн. – Значит, когда мы вернёмся на свою Землю, нам будет примерно двадцать пять лет. Из них восемнадцать мы проведём в космосе. Согласись, что мы будем и опытными, и совсем ещё молодыми космонавтами.
– Пожалуй…
– А это значит, что те из нас, кому не понравится космическая профессия, смогут остаться на Земле и получить другую специальность, а те, кого увлечёт космос, отправятся в новые, более сложные и дальние космические путешествия. Лично я уже твёрдо знаю – я полечу ещё не раз.
– Здорово вас готовят! – с уважением сказал Юрий и сполз в свою кровать. – Теперь я понимаю кое-что…
– Ну хорошо хоть не сказал: «Я всё знаю!» – засмеялся Тэн. И серьёзно, почти грустно проговорил: – Да, Юрка, для того чтобы чего-нибудь добиться, нужно всё время учиться и всё время тренироваться.
– С малых лет?
– Выходит, так, – мягко улыбнулся Тэн.
– Но это значит, что на Голубой Земле мы уже опоздали? – встревожился Юрий.
– Нет, почему же… – смилостивился Тэн. – Ведь у вас ещё нет таких кораблей, как у нас. Но…
– Но они же будут, – перебил его Юрий.
– Вот именно. Значит, нужно готовиться как можно раньше. А ты… – Тэн опять засмеялся, – ты даже не знаешь формулу своего любимого продукта. Я уж не говорю – всей еды. Я тоже, может быть, формул всех кушаний не знаю. Но любимых!..
– Но понимаешь, Тэн, – жалобно протянул Юрка, – нас же этому просто не учили…
– Что значит – не учили?! Ты что, Шарик, что ли? Научили его понимать – понимает. Не научили
