118 И были бы закрыты все пути
Для правосудья, если б сын господень
Не принял униженья во плоти.
121 Чтоб ты от всех сомнений был свободен,
Добавлю поясненье,[1208] и тогда
Ты зоркостью со мною станешь сходен.
124 Ты говоришь: "И пламя, и вода,
И воздух, и земля, и их смешенья,
Придя в истленье, гибнут без следа.
127 А это ведь, однако же, творенья!
И если речь твоя была верна,
Им надо быть избавленным от тленья".
130 Брат! Ангелы и чистая страна,
Где ты сейчас, — я так бы изложила, —
В их совершенстве созданы сполна.[1209]
133 И те стихии, что ты назвал было,
И сложенное ими естество
Образовала созданная сила.
136 Сотворены[1210] само их вещество
И сила тех творящих излучений,
Что льют светила, движась вкруг него.
139 Душа животных и душа растений
Из свойственной среды извлечены
Лучами и движеньем звёздной сени.
142 А ваши жизни в вас вдохновлены
Всевышней благостью и к ней всецело,
В неё влюблённые, устремлены.
145 На этом основать ты можешь смело
И ваше воскресенье, если ты
Припомнишь, как творилось ваше тело
148 И творенье прародительской четы".
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Третье небо — Венера. — Любвеобильные1 В погибшем мире[1211] веровать привыкли,
Что излученья буйной страсти льёт —
Киприда, движась в третьем эпицикле;[1212]
4 И воздавал не только ей почёт
Обетов, жертв и песенного звона
В былом неведенье былой народ,
7 Но чтились вместе с ней, как мать — Диона,
И Купидон — как сын; и басня шла,
Что на руки его брала Дидона.[1213]
10 Той, кем я начал, названа была
Звезда, которая взирает страстно
На солнце то вдогонку, то с чела.[1214]
13 Как мы туда взлетели, мне неясно;
Но что мы — в ней, уверило меня
Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно.
16 Как различимы искры средь огня
Иль голос в голосе, когда в движенье
Придёт второй, а первый ждёт, звеня,
19 Так в этом свете видел я круженье
Других светил, и разный бег их мчал,
Как, верно, разно вечное их зренье.[1215]
22 От мёрзлой тучи ветер не слетал
Настолько быстрый, зримый иль незримый,
Чтоб он не показался тих и вял
25 В сравненье с тем, как были к нам стремимы
Святые светы, покидая пляс,
Возникший там, где реют серафимы.[1216]
28 Из глуби тех, кто был вблизи от нас,
«Осанна» так звучала, что томился
По этим звукам я с тех пор не раз.
31 Потом один от прочих отделился
И начал так: "Мы все служить тебе
Спешим, чтоб ты о нас возвеселился.
34 В одном кругу, круженье и алчбе
Наш сонм с чредой Начал[1217] небесных мчится,
Которым ты сказал, в земной судьбе:
37 «Вы, чьей заботой третья твердь кружится»;[1218]
Мы так полны любви, что для тебя
Нам будет сладко и остановиться".
40 Мои глаза доверили себя
Глазам владычицы и, их ответом
Сомнение и робость истребя,
43 Вновь утолились этим щедрым светом,
И я: «Скажи мне, кто вы», — произнёс,
Замкнув большое чувство в слове этом.
46 Как в мощи и в объёме он возрос
От радости, — чья сила умножала
Былую радость, — слыша мой вопрос!
49 И, став таким, он мне сказал: "Я мало
Жил в дольном мире;[1219] будь мой век продлён,
То многих бы грядущих зол не стало.
52 Я от тебя весельем утаён,
В лучах его сиянья незаметный,
Как червячок средь шёлковых пелён.
55 Меня любил ты, с нежностью не тщетной:
Будь я в том мире, ты бы увидал
Не только лишь листву любви ответной.
58 Тот левый берег, где свой быстрый вал
Проносит, смешанная с Соргой, Рона,
Господства моего в грядущем ждал;[1220]
61 Ждал рог авзонский, где стоят Катона,
Гаэта, Бари, замкнуты в предел
От Верде к Тронто до морского лона.[1221]
64 И на челе моем уже блестел
Венец земли, где льётся ток Дуная,[1222]
Когда в немецких долах отшумел;
67 Прекрасная Тринакрия, — вдоль края,
Где от Пахина упёрся в Пелор
Залив, под Эвром стонущий, мгляная
70 Не от Тифея, а от серных гор,[1223] —
Ждала бы государей, мной рождённых
От Карла и Рудольфа, до сих пор,
73 Когда бы произвол, для угнетённых
Мучительный, Палермо не увлёк
Вскричать: «Бей, бей!» — восстав на беззаконных.[1224]
76 И если бы мой брат предвидеть мог,
Он с каталонской жадной нищетою
Расстался бы, чтоб избежать тревог;[1225]
79 Ему пора бы, к своему покою,
Иль хоть другим, его гружёный струг
Не загружать поклажею двойною:
82 Раз он, сын щедрого, на щедрость туг,
Ему хоть слуг иметь бы надлежало,
Которые не жадны класть в сундук".
85 "То ликованье, что во мне взыграло
От слов твоих, о господин мой, там,
Где всяких благ скончанье и начало,
88 Ты видишь, верю, как я вижу сам;
Оно мне тем милей; и тем дороже,
Что зримо вникшим в божество глазам.
91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;
Я тем смущён, услышав отзыв твой,
Что сладкое зерно столь горьким всхоже".[1226]
94 Так я; и он: "Вняв истине одной,
К тому, чем вызвано твоё сомненье,
Ты станешь грудью, как стоишь спиной.
97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье
Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел
Преображает в силу провиденье.
100 Не только бытие предусмотрел
Для всех природ всесовершенный Разум,
Но вместе с ним и лучший их удел.
103 И этот лук,[1227] стреляя раз за разом,
Бьёт точно, как предвидено стрельцом,
И как бы направляем метким глазом.
106 Будь иначе, твердь на пути твоём
Такие действия произвела бы,
Что был бы вместо творчества — разгром;
109 А это означало бы, что слабы
Умы, вращающие сонм светил,
И тот, чья мудрость их питать должна бы.
112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?"
И я: "Не надо. Мыслить безрассудно,
Что б нужный труд природу утомил".
115 И он опять: "Скажи, мир жил бы скудно,
Не будь согражданином человек?"
«Да, — молвил я, — что доказать нетрудно».
118 "А им он был бы, если б не прибег
Для разных дел к многоразличью званий?
Нет, если правду ваш мудрец[1228] изрёк".
121 И, в выводах дойдя до этой грани,
Он заключил: "Отсюда — испокон
Различны корни ваших содеяний:[1229]
124 В одном родится Ксеркс, в другом — Солон,
В ином — Мельхиседек, в ином — родитель
Того, кто пал, на крыльях вознесён.[1230]
127 Круговорот природы, впечатлитель
