Эрван улыбнулся в ответ: искренне и немного грустно.
«Нет, капитан. Вы шли к этому всю жизнь, а я… Всего-то провёл судно через пару рифов. Ещё и чуть не угробил при этом…»
Эрван отвернулся, бездумно глянул на знакомые гравюры. Продолжил про себя, не сомневаясь, что капитан его слышит:
«Я не знаю, есть ли такая штука – судьба. Вы говорите одно, доктор другое… Но я верю: в мире есть справедливость. Должна быть! А если её нет, надо сделать так, чтобы она была! Это ведь в наших силах, правда? Вы начали этот поход: не в Морском Ключе и даже не в Устье… Вам и заканчивать. Это и есть справедливость».
Долгое молчание. Эрван уже хотел было обернуться, проверить, жив ли капитан, – слишком неожиданной, пугающей была тишина…
«Ты сделал много, Эрван, – там, у румпеля. Но здесь, сейчас… ещё больше. Это истинный дар – неожиданный и великодушный. Благослови тебя Бог!»
Эрвану послышался странный звук: то ли треск, то ли хлопок. Тихий, но чёткий, он донёсся не снаружи, но изнутри – из самых глубин естества.
Эрван ошалело замотал головой: тонкая ниточка, соединявшая два разума, исчезла.
Он посмотрел на капитана: тот хотел было встать… и с тихим стоном рухнул обратно.
– Боюсь, до мостика мне не добраться. Наверно, и впрямь – не судьба.
Он угрюмо склонил голову.
Эрван подошёл вплотную, протянул руку:
– Пустяки, капитан! Я помогу.
Эпилог
Ветер почти стих. Море понемногу откатывалось назад, оставляя на влажном песке мятые комья водорослей. Между ними копошились глянцевые, будто облитые глазурью крабы. Небо расчистилось, и звёздные блики заплясали на мелких волнах.
Эрван облюбовал удобный валун – гладкий и округлый по краям, словно большая галька. Присел, бездумно глядя на диск восходящей луны.
От опушки леса, вплотную подступавшего к берегу, тянуло сыростью пополам с запахом палой хвои.
Эрван втянул воздух, наслаждаясь привычным с детства, но почти забытым за последние годы ароматом.
Недовольно поморщился: к сосновому запаху примешался едкий дым – футах в трёхстах от берега ярко занялись костры.
Пьяный гомон матросов заглушил шелест моря.
Он поморщился. Встал было, собираясь найти местечко поспокойней…
– Свободно?
Бастиан… И как эта громадина ухитряется так незаметно подходить? Который раз ловит!
Эрван кивнул, стараясь не выдать раздражения. Потеснился, освобождая место. Бастиан сел рядом.
Долгое молчание.
Луна карабкалась всё выше, меняя цвет с тускло-жёлтого на молочный и попутно уменьшаясь в размерах. Море отступило ещё на пару футов. Крабы, едва заметные в бледном свете, поспешили за прибоем, деловито зажав клешнями нехитрый улов.
Первым не выдержал Бастиан. Спросил, косясь на белеющие под расстёгнутым воротником бинты:
– Ты как?
– Нормально.
Голос Эрвана был спокойным и равнодушным. Он не солгал, всё так и было: ни хорошо ни плохо. Нормально.
– Ну-да, ну да… – Бастиан покивал, не отводя взгляда. Вдруг рявкнул – повелительно и резко:
– Вдохни! Глубже, глубже!
Эрван машинально повиновался – и еле сдержал стон. Грудь пронзила острая боль.
– Герой… – усмехнулся Бастиан. – Запомни на будущее: я никогда не спрашиваю просто так. Ясно?
Эрван кивнул молча – на ответ не осталось сил. Боцман сбавил тон, пробурчал более миролюбиво:
– Держи лекарство, парень! С личным приветом от Лоэ.
В ладони Эрвану легла тяжёлая фляга. Он вынул пробку, осторожно понюхал содержимое: в ноздри шибанул едкий дух спиртного.
– Откуда? – спросил он, кое-как отдышавшись.
Бастиан довольно хохотнул:
– С этим пойлом занятная штука вышла: ещё когда мы в Устье к походу готовились, капитан приказал одну бочку медовухи в арсенале спрятать, за фальшивой стенкой. Я сам доски и заколачивал – пока наши дуралеи с береговыми тавернами прощались.
Боцман крякнул, с наслаждением потянулся – Эрван услышал, как захрустели суставы.
– Ну вот. А когда ты нас о камешек приложил, стенка вдребезги, бочонок вывалился, само собой, – и ни тебе капли! Всё на месте, до распоследнего глоточка. Будто пойло само решило – пора, значит. Его ж для того и берегли: окончание похода отметить. Вот ребята и того… отмечают.
Боцман мотнул головой в сторону костров, где нестройный хор закончил горланить «Милую Гвенн» и под хриплый аккомпанемент волынки завёл «Вдовушку из Керуака».
– А охрану выставили? Там хоть кто-то на ногах к полуночи останется? А то мало ли что…
Бастиан с досадой отмахнулся:
– Пусть гуляют, хуже не будет. Если у этой земли есть хозяева, они так и так что хочешь с нами сделают – хоть с пьяными, хоть с трезвыми. Нас всего-то четыре дюжины осталось, не забыл? А ребятам отдых нужен – заслужили. Как-никак, сегодня еле от смерти ушли!
– Вот-вот, – угрюмо отозвался Эрван. – Сидят там небось у костра и думают: чуть не угробил нас этот сопляк! Хорошо, капитан не оплошал: вовремя на мостик вернулся.
– Ах вот оно что… – протянул Бастиана. – То-то от всех сбежал, аж искать пришлось. – Он задумчиво хмыкнул. Продолжил с добродушной усмешкой: – Много ты о себе думаешь, парень. Да ты им сейчас до одного места! Палуба под ногами не качается, мясо на вертеле, медовуха в кружке – что ещё человеку надо?!
– Всё равно, – Эрван хмыкнул, упрямо наклонил голову. – Те, что поумнее, наверняка думают.
– Думают, – с лёгкостью согласился боцман. – Да не то что ты вообразил.
Бастиан нахмурил брови:
– Пей давай! Лоэ предупредил: не выпьешь до дна, рёбра не срастутся. Он туда намешал какой-то гадости, если что, нос зажми – и залпом!
Эрван послушался: жидкость раскалённой струёй потекла через горло в пищевод, лавой заплескалась в желудке… Когда Эрван вытер слезы и отдышался, по жилам разлилось приятное тепло, боль отступила. Слегка закружилась голова, горизонт начал мягко раскачиваться.
«Зря я столько сразу… – запоздало сообразил Эрван. – Да ещё натощак…»
Голос Бастиана отдалился, потерял чёткость, превратившись в смутное бормотание. Эрван украдкой ущипнул себя за ладонь, замотал головой. Навострил уши.
– …Лоэ всё в толк не возьмёт: как ты ухитрился сам себе ребра переломать? Грудью о румпель бился, что ли?
Эрван почувствовал, как запунцовели щеки.
«Спасибо, хоть темень! Дай Бог, не заметит…»
Тихо ответил, избегая насмешливого взгляда:
– Может, и так. Не помню.
– Не помнит он… Ладно, дело прошлое. А что до умных, как ты выразился… – Боцман ехидно фыркнул. – Лоэ просил сказать тебе кое-что. Передаю дословно: «Ты всё сделал правильно». Правильно, понял? И не забивай башку всякой дурью – не идёт тебе.
– А капитан? – Эрвана охватило чувство стыда, запоздалое и оттого ещё более сильное: как он мог сидеть здесь, изобретая нелепые обиды, когда Салаун был едва не при смерти? И вспомнил-то о нём случайно… Скотина.
– Что капитан? Надеюсь, ты его здоровьем интересуешься, а не мнением о своей драгоценной особе? Или ты и на него тоже… дуешься? – с насмешкой произнёс Бастиан, но, видя раскаяние Эрвана, продолжил чуть мягче: – Оклемается капитан. Лоэ сказал, значит, так оно и есть.
– А ты сам его… видел? – тихо спросил Эрван.
– Ну да. Я ж только что с «Горностая». Глаза твои где? Не видал, как ялик причалил?
Бастиан задумчиво всматривался в лагуну, где стояло на якоре изувеченное судно.
– Слаб он ещё, конечно. Как дитя – хоть с ложечки корми! Может, Лоэ и кормит, кто его разберёт… – буркнул он после паузы.
– Не говорит почти, тяжело ему. Но кое-что и он тебе передал.
Бастиан медленно сунул руку за пазуху, ухмыляясь нетерпению Эрвана. Вытащил кулак, разжал: на мозолистой ладони тускло поблёскивал знакомый камень в грубой оправе.
От удивления Эрван почти протрезвел:
– Это… это… Неужели мне? – выдохнул он наконец.
Бастиан скупо улыбнулся:
– Знакомая штука, я вижу. Как там Хлыст говорил? – Боцман продолжил глубоким и чистым голосом, слова размеренно срывались с губ – Эрван ни разу не слышал, чтобы боцман говорил так: – «…Иногда эти камни называют морскими сапфирами, иногда – солнечными. Они поистине бесценны, потому что никто не знает, откуда они берутся и как их добыть. Говорят, что они и не камни вовсе, а застывшие слезы океана. Кто знает… Но одно известно точно: никто и никогда не находил их на суше. Камней этих вряд ли больше десятка, и владельцы берегут их как зеницу ока – потому что нет для людей моря ничего ценнее».
Эрван ошалело уставился на боцмана: остатки хмеля разом вылетели из головы.
«Ты знаешь Хлыста? И о сапфире? Откуда? Кто ты, Бастиан? И что скрываешь?»
Эрван не успел задать ни одного вопроса – боцман приложил палец к губам. Затем печально и тихо продолжил:
– Да-да. И я был моложе, и Хлыст… Но он уже тогда учил – а я учился.
Бастиан мечтательно усмехнулся.
– Я, может, и во флоте остался только потому, что сильно мне эти слова в душу запали. Больно интересно стало: как они хоть выглядят – слезы эти? Вот и посмотрел. Сподобился.
