Попрощались. Уходя, Варшава, как всегда, не смог не окликнуть:
– Токарев! А ведь будет фарт с тобой – посадишь?
– А я и не скрываю! – откликнулся Василий Павлович.
– Ну-ну, – пробурчал вор и, дойдя уже до Горного института, неожиданно сердито гаркнул:
– «…И старуху мать, чтоб молчала, блядь!»
Варшава сам от себя и не ожидал, что так близко к сердцу принял последние слова Токарева. Мог ведь, собака легавая, хотя бы из вежливости ответить вроде того, что, мол, да брось ты, – так нет же!
Через несколько часов вор собрал у себя честной народец – то есть всех, кто сбрасывал документы Есаулу.
Речь свою Варшава начал с обращения:
– Джентльмены!..
Кратко изложив суть претензий угрозыска, вор перешел к опросу:
– Ну, и какие будут мнения?
Мнения были немудреные:
– … Чтоб у суки этой хуй на лбу вырос, покалечу ту иуду!..
– … Легавые сами зарапортовались!
– … Токаревские прокладки – говорил я, что любые темы с уголовкой карцером попахивают?!
…И так далее – как и на любом производственном собрании, эмоций было много, а конструктивных предложений – ноль.
– Хорош шипеть! – цыкнул раздраженно Варшава. – Сам Токарев подбрасывать эту ерунду нам не стал бы!
– Ага! – ухмыльнулся по-жигански засиженный карманный вор Тихоня. – Говорила мене мать – не водись с ворами!
Варшава коротко глянул на него и повысил голос:
– Не стал бы! А среди нас – тоже полоумных не замечено. Стало быть, кто-то…
– Подставил! – ахнул от догадки Есаул.
Вор поводил раздумчиво головой на реплику старого приятеля:
– Ну, на сурьезные проблемы этим не подставишь – чай, не при Иосифе Грозном живем… И не на оккупированной территории… Хотя – клин, конечно, лишний промеж нас с уголовкой таким манером вбить можно… Подставил… Дали себя подставить! Кто мог узнать, что мы сбросы делаем? Вот тот и пошутковал. Манера у него такая – он, я же говорил, даже пятки тому терпиле треугольником расписал – типа того, что, мол, блатные куражились…
– Если найдем – так я ему жопу на британский флаг порву, – уже серьезно, при общем молчании пообещал Тихоня.
– Если!!! – ощетинился Варшава. – Если… Думайте, кто чего видел, кто чего слышал. Знаю – если кого Баба-яга за язык дернула – вслух не скажет. Пусть тогда ко мне приватно подойдет, я сор выносить не буду…
Озадаченно шушукаясь, все разошлись, но минут через пятнадцать к Варшаве вернулся Есаул и признался, густо краснея и запинаясь:
– Сразу-то как-то и не вспомнил… Я – старый каторжанин, а тут… Тебе скажу. С месяц назад дело было. Выпивал я раз сильно, и знаешь, с кем? С племянником. Он с Перми. Работает там опером. В Питер редко-редко приезжает. Хороший такой пацан – все мне рассказывает, что надо, мол, по закону, без рукоприкладства… Советуется со мной. Ну, по-человечьи… И вот я ему и рассказал – ну, для примера, как наш мир иной раз может и с уголовкой договориться… потому что на его территории в Перми как раз и баня есть… Помянул я – сам знаю, что косяк, – и тебя, и Токарева… Объяснил, где тайник у нас и для чего по такой системе запустить карусель решили…
Варшава раздраженно слушал и не понимал:
– И что? Этот племяш твой с Перми сюда обратно приехал и учудил все это?!
– Господь с тобой! – Есаул даже руками всплеснул и продолжил: – Дело-то уже после закрытия бани было… Потому говорили свободно, громко, а потом я – глядь: а в соседней кабинке паренек еще трется… Такой – никакой… И как он проскользнул? Я же всех выпроводил… Вот он-то всю историю и мог слышать. Такая вот канитель.
Вор подобрался, почуяв след:
– Так, а что мы про него знаем?
– Ничего…
– Ну, как он выглядел-то? Манеры?
Есаул задумался:
– Не с нашего огорода. Это – сто пудов. Блеклый такой, улыбка заискивающая… Я потому и значения не придал…
Варшава снова начал злиться:
– Какой «блеклый»?! Мы что с тобой – художники? Опиши!
У Есаула от напряжения даже лоб бисеринками пота покрылся:
– Ну… помнишь фильм «Адъютант его превосходительства»? Там в контрразведке был такой офицерик молоденький, он кого-то там замучил, а ему потом полковник сказал: «Я сомневаюсь, подпоручик, была ли у вас мать…»
– И?..
– Вот у паренька – навроде такие же глаза.
Варшава устало дотряс в свой стакан пену из бутылки «Жигулевского»:
– Эх…
Вор отхлебнул и вдруг выпрямился:
– Глаза пластмассовые?
– Нет, он – зрячий!..
Варшава завертелся, отставив стакан:
– Блядь, ну – как у куклы, которая моргает, когда ее качаешь?
– Во-во… навроде того…
– Во-во!!!! Эх, Есаул!!!
Вор от огорчения даже вскочил и забегал по комнате, а его приятель с опасливым удивлением смотрел на него.
– Ты что, его знаешь?
– Ни ухом ни рылом – но так хочу познакомиться!!!
– Объясни толком.
Варшава снова присел за стол, подпер голову кулаком:
– Объясняю. Еще раз увидишь его в бане… хоть в пиво что подмешивай, хоть бутылкой по затылку – это тебе на усмотрение… а потом – мухой за мной. Кровь Проблемы на нем. Остальное тебе надо?
Потрясенный Есаул молча покачал головой, а Варшава так расстроился, что даже не стал костерить приятеля за запаленную систему главпочтамта…
Вор позвонил Тульскому, сказал коротко:
– Заскочи вечерком, новости есть…
…К Варшаве Артур заявился вместе с Токаревым-младшим, поскольку они вдвоем целый день, как проклятые, отрабатывали связи Треугольникова – чем чуть ли не до слез растрогали Кружилина, который решил, что друзья стараются для него – чтоб из прокуратуры вздрючки за материал не было.
Отработка связей покойника ничего не дала, хотя парни ходили и на производство, и по друзьям, и даже искали несуществующую любовницу…
– Заходи… Заходите, – встретил вор молодых людей и дернул бровью в сторону Артема непонимающе.
– Здорово. Это Артем, друг мой. Ну, сын Василия Павловича. Помнишь, я тебе рассказывал.
– А-а, – протянул Варшава. – Тогда, конечно. Стало быть, чужих нет. Ну, садитесь, почаевничаем.
Когда сели за стол, вор так пристально начал разглядывать Артема, что Тульский даже заерзал – ему стало неудобно.
– Цыть! – прикрикнул на него Варшава. – Я, может, гляжу – насколько он на батьку похож. Хотя – сразу-то так и не кажется, вглядываться надо.
Вор вынес с кухни к столу сушки, хлеб с молоком и брусок сыра российского. Посмотрел, как лихо молодежь начала уничтожать продовольствие, и усмехнулся:
– Спелись, значит. Тульский и Токарев – вместе сложить – «тэтэшка» получается…
– Что? – переспросил Артур с набитым ртом.
– Я говорю – Тульский – Токарев – так пистолет «ТТ» расшифровывается, фирштейн?
– А ведь точно…
Ребята переглянулись, заулыбались от неожиданно возникшей ассоциации, впрочем, жевать не перестали. Варшава сначала молча смотрел на них, давая утолить первый голод, потом сказал:
– Ну, если вы вместе такие грозные, как волына, – слушайте сюда…
И начал подробно рассказывать – и про систему возврата документов, и про все то, о чем поведал ему Есаул. Под конец его речи Артур с Артемом уже не жевали, сидели молча, как пришибленные…
– Вот такая мухосрань, – закончил вор и посмотрел на притихших парней внимательно: – Ох, братцы-кролики, найти его надо. Я бы сказал – сыскать, и ценой – любой. Давайте. Ваше время пришло.
– Если бы не текучка, – вздохнул Тульский, но Варшава не дал ему договорить:
– Если бы у бабушки был хер с яйцами – то была бы она дедушкой! Давайте, как псы, – на след нападайте, руки-ноги свяжем, приволочем… батьке твоему!
Вор лукаво глянул на Артема и продолжил, словно мечтал:
– А если он не докажет, то я с Тихоней желчью его упыриной цветочки на могиле Проблемы полью.
Артем даже поежился, Варшава почувствовал, как сгустилась атмосфера в комнате, и решил разрядить ее.
– А! – Он быстро по-блатному выдохнул в упор воздух в лицо Артуру.
– А! – тут же ответил ему тем же Тульский, демонстрируя, что не забыл еще эхо уличных манер.
– Помнишь! – довольно рассмеялся Варшава и потрепал Артура по загривку, а потом добавил серьезно: – Ищите его, пацаны. Ваше это дело, хотя вроде впрямую и не касается… Чую – не угомонится мразь эта…
Выйдя от Варшавы, приятели долго молчали, переваривая новую информацию. Наконец Тульский спросил:
– Ну, как он тебе?
– Интересный человек, – убежденно кивнул Артем, – с такой энергетикой – просто караул!
Артур польщенно улыбнулся, как будто добрые слова говорились о нем самом.
– Ну, а по поводу этого… Фантома-Невидимки какие мысли есть?
На этот раз Артем не отвечал долго:
– Не за что зацепиться… Он – как угорь, уползает все время. Если все, о чем мы думаем, делал действительно один и тот же человек – он талантлив. Хотя и вряд ли применимо к нему такое хорошее слово. Может быть, он даже в чем-то гениален. И он не повторяется. И пока не делает ошибок. Поэтому в баню, конечно, он больше не придет. Если опять-таки – все это делает один и тот же человек…
