лицо. Водитель курил, стряхивая пепел в окно рядом с Низамом. Ветер доносил обрывки фраз, но они говорили на своем языке. Сначала голоса звучали спокойно, потом водитель стал наезжать на Низама, а тот, судя по интонациям, не очень убедительно огрызался.
Руки у меня устали, и я спрыгнул, размял мышцы, а когда снова забрался на дерево, разговор был окончен. Выброшенная водителем сигарета ударилась об асфальт, брызнув искрами. Низам отошел от машины. Взревел мотор, и машина сорвалась с места, взвизгнув покрышками. Никогда не видел, чтобы простые «жигули» так летали… Низам сел на корточки посреди дороги и долго смотрел вслед удаляющимся красным огням, свесив руки между колен и поплевывая себе под ноги. Потом закурил и направился к дырке в заборе своей обычной шаркающей походкой.
У меня кулаки зачесались встретить его. Плевать на благородство, я неожиданно нападу со спины и оглушу ударом по шее. Он весит килограммов девяносто, но я смогу оттащить его подальше от части, просто это займет какое-то время. Ну и пусть, времени у меня целая ночь. Связать ремнем и допросить. А потом свернуть голову и закопать. Когда найдут тело, я уже буду на пути в Афганистан.
Пекуш мне твердо пообещал, что сразу после соревнований будет решен вопрос о моем переводе.
– В принципе рапорт подписан. Только пока без числа. Но ты хорошо уяснил, что от тебя требуется?
– Красиво проиграть Звонареву, – сказал я равнодушно, и так же равнодушно посмотрел командиру в глаза. – Так, чтобы со стороны все выиграло натурально. Чистая победа на восьмой или девятой минуте. А в начале поединка хорошенько его потрепать.
– Молодец! Я всегда знал, что ты не подведешь. Это поражение на твоей дальнейшей спортивной карьере не отразится. А в армии не всегда получается делать, что хочешь. Иногда приходится делать то, что прикажут. Не бери в голову, не ты первый, не ты последний. По сути, нам с тобой оказано большое доверие. Из высших соображений надо провернуть дело так, будто система генерала Звонарева – самая лучшая и что только она заслуживает того, чтобы быть положенной в основу обучения армейскому рукопашному бою. Между нами, его система – полное говно, и любой боксер или самбист уделает генеральского рукопашника. Но если надо – значит, надо. Надо показать – покажем. Покажем? – Пекуш с такой силой хлопнул меня по плечу, что я пошатнулся…
…Низам прошел мимо меня. Я не стал нападать. Сегодня я не готов. У меня нет опыта выступления на соревнованиях после убийства и захоронения трупа. Вдруг это на меня так сильно подействует, что я не смогу проиграть Звонареву и на первой же минуте отправлю его в нокаут со сломанной челюстью?
Проходя вдоль санчасти, Низам бросил окурок в окно. Он ударился в стекло и упал. Низам усмехнулся, сунул руки в брючные карманы и двинулся дальше, а я вернулся в палату и предпринял попытку лечь спать.
Только мне удалось задремать, как появилась Оксана.
– Не ожидал, что ты придешь.
– Я хотела пораньше, но соседи все никак не ложились.
– Вчера они меня не засекли?
– Во всяком случае, не сказали об этом. – Она села на кровать рядом со мной. – Готовишься к бою?
Она гладила меня по голове, а взглядом обшаривала комнату. Я спросил, что она ищет. Оксана, замявшись, ответила, что кроссовки и спортивный костюм.
– Только ты не подумай чего, это подарок и он останется твоим! Просто лучше, если он будет лежать у меня, вдруг его здесь кто-то увидит? Ты его спрятал?
– На чердаке.
Оксана сморщила носик:
– Там же грязно!
– Сейчас принесу.
Я быстро сгонял на чердак и вернулся с кроссовками и костюмом. Оксана заглянула в пакет и что-то поправила, делая сверток компактнее. Я подумал, что его можно было положить в ее «Санобработку», но не стал говорить. Хочет нести домой – пусть несет.
– Наверное, тебе перед соревнованиями нельзя тратить силы, – сказала Оксана.
– Мне можно.
– Я думала…
– Ничего, я могучий!
Какая разница, как я отдохну и с какими силами выйду на бой, если его итог заранее предрешен? Чем слабее я буду выглядеть, тем правдоподобнее окажется мое поражение. А переспать с Оксаной у меня больше шансов не будет. Вряд ли после моего провала на чемпионате она прибежит меня утешать. А через неделю я из части уеду, и мы больше никогда не увидимся.
Я забрал у Оксаны и поставил на табуретку пакет. Потом легко толкнул ее в плечи, укладывая на кровать, и сам пристроился сверху. Оксана рассеянно и запоздало отвечала на мои прикосновения. Наша близость получилась вялой и неловкой. Бледная копия предыдущей ночи, как будто мы оба выполняли наскучившую обязанность. Несколько раз, закрывая глаза, я представлял на месте Оксаны Ингу.
Когда Оксана встала и начала собираться, я испытал непонятное облегчение.
– Дай сигарету.
– Может, лучше не надо? Тебе же завтра…
– Плевать!
Она положила рядом со мной пачку «Мальборо», в которой оставалось штук пять сигарет. Я закурил, пуская дым в потолок, и представил, как Бальчис, выйдя по нужде из казармы, видит в окне санчасти оранжевый огонек.
Оксана присела рядом со мной:
– Ты победишь?
– Я постараюсь.
– Ты должен выиграть.
– Я всем вокруг должен. Тебе, Пекушу… Даже Афганистану!
– Я не понимаю, ты про что?
– Не обращай внимания, у меня так часто бывает перед соревнованиями. Предстартовая меланхолия.
– Никогда про такую не слышала.
– Да, это редкая вещь.
– С тобой точно все нормально? – Оксана наклонилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Я заслонился сигаретным дымом.
Все ли со мной нормально? Сложно сказать. Все относительно. По сравнению с Телятниковым у меня все просто великолепно. А по сравнению с Константином Ордынским, который был на гражданке, все как-то не так.
Нельзя сказать, что приказ Пекуша проиграть генеральскому сыну был для меня, как обухом по ногам. Я не первый год в спорте, чтобы верить в олимпийские идеалы. Пусть победит тот, кто достоин победы? Замечательно, но не всегда достижимо. Договорные бои были и будут. Другое дело, что мне в них участвовать не приходилось. Я выигрывал и проигрывал честно. Что ж, все когда-то бывает впервые.
По крайней мере наше соглашение взаимовыгодно. Пекуш завоевывает расположение генерала, а я сматываюсь из этой клоаки, в которую угодил по протекции сослуживца отца. Какой черт принес его тогда в Ленинград?!
Впрочем, что толку его проклинать? Надо было своей головой думать. А не подумал тогда – думай сейчас…
Я поиграю на нервах у зрителей и дам себя победить на девятой минуте. Потом рассчитаюсь с Низамом и отправлюсь укреплять социализм в афганских горах…
– С тобой все нормально? – повторила Оксана.
Я кивнул. Она поцеловала меня и ушла.
За окном уже начинало светать…
2
В кубрик заглянул Пекуш:
– Все готовы? Пошли!
Неровной колонной мы переместились в спортзал. Напротив входа на стене висели два транспаранта: «Привет участникам соревнований!» и «Быстрее, выше, сильнее!».
Зрителей оказалось больше, чем я ожидал, человек шестьдесят. Они сидели на стульях, установленных в четыре ряда. В основном, это были военные в чинах не ниже майорского. Отдельно расположились гражданские. Усатые, смуглые, в черных костюмах и при белых воротничках, они напоминали итальянскую мафию.
Я опасался, что увижу Оксану, но женщин не было ни одной.
Отдельно от всех за столом расположился генерал Звонарев. Он оказался крупным мужчиной с глубоко посаженными глазами и сильно выступающим подбородком. Ни малейшего сходства с Оксаной в его лице не наблюдалось. На столе перед ним лежали бумаги и стояло несколько бутылок с «пепси-колой»
