– Беги, Жар, беги!.. Верой и правдой служи Алёше…
И тут снизу, с улицы:
– Ольга! Прыгай! Я поймаю тебя!..
– То подскочил на своё вороном коне Соловей, рядом бежал и Алёша.
И тогда Оля, прижимая к груди ребёночка, прыгнула с десятиметровой высоты на руки Соловью – тот поймал её, и одновременно крыша провалилась, вокруг посыпались пылающие балки, конь извернулся, но всё же одна ударила в плечо Соловью – Оля не пострадала, потому что предводитель разбойников загородил её – он заскрежетал зубами – плечо было раздроблено; левая рука тут же повисла, и он уже не мог ею двигать. Но вот выпрямился – огляделся взглядом, в котором уже не было прежней ярости, но только тоска.
Победа солдат над разбойниками была явной: предательство Луки сыграло не малую роль – многие полегли, так и не поняв, что враг зашел к ним со спины. Теперь лишь отдельные кучки отчаянно рубились с напирающими солдатами.
Голос Соловья прозвучал так громко, что, казалось, стекла в большом доме вот–вот вылетят:
– Надо уходить! Вы то как: остаетесь иль со мной?
В это время из–за угла объятого пламенем дома вылетел Жар – хотя он прихрамывал на заднюю ногу, но нёсся почти так же быстро, как и прежде.
– С вами, конечно! – крикнул сквозь гул пламени Алеша. – Не даваться же в руки воеводы! Опять в повозку, да в Белый град?!..
– А как же Ярослав? – молвила Оля.
– Ярослав – конечно… – вздохнул Алёша. – Столько всего… – он в мучении оглянулся, увидел ещё несколько смертей.
– Скорее – враги уж близко! – процедил сквозь сжатые зубы Соловей.
Втроем уместились они в седле и Соловей крикнул своему вороному коню:
– Ну, Вихрь! Не раз ты меня выручал, из беды вызволял, от врагов уносил, вот и сейчас скачи со всех сил! Ну!
К большому дому подъезжали дубградские солдаты на своих конях. Вихрь заржал и рванулся вперед, он несся по улочке. Волны жара исходящие от горящих домов, обжигали наездников. Жар несся за ними. Ревело пламя и трещали перекрытия в домах, искры в бешеных хороводах носились по улочкам. Сквозь все это Алеша услышал крики солдат:
– Главарь их уходит!
Навстречу выбежали солдаты, один из них замахнулся окровавленным мечом, но конь летел на него, не останавливаясь. Перегнулся в седле Соловей и достал солдата своим длинным мечом обагренным уже кровью воеводы и многих других… А вот и ворота – там плотной стеной встали солдаты, они кричали что–то, указывая на стремительно приближающегося коня.
– Пригнись! – крикнул Соловей – Алеша дернул вниз голову, и прямо над ним просвистело несколько стрел.
– Вихрь, давай! – закричал Соловей так, что солдаты отдернулись, а конь, оправдывая свое имя, словно вихрь врезался в их ряды; несколько солдат были смяты, отброшены ударом в сторону, остальные же разбежались сами.
Теперь дорога была открыта и лишь небольшое пространство отделяло беглецов от спасительного леса.
Сзади доносились крики, проклятья, рев пламени и еще откуда то издали детский плач. Но деревья все ближе и ближе. Еще один рывок могучего тела Вихря и они будут спасены!
Соловей вдруг вскрикнул негромко и Алеша почувствовал, как дернулось его тело, а потом как то разом осело:
– Что – ещё одна рана? – стараясь повернуться, спросил юноша.
Соловей ответил тихим голосом:
– Нет, нет, не обращайте внимания. Скачи, Вихрь.
Первые ели еще были озарены отсветами пожарищ, дальше же и крики и отсветы пламени затухли, и лишь черные стволы да коряги мелькали вокруг. Казалось, что ветви – это корявые руки огромных чудищ которые хотят схватить беглецов, несколько раз Алеше приходилось пригибаться. Соловей делал глубокие вздохи и тут же со стоном выбрасывал морозный воздух обратно. Прошло несколько минут бешенной скачки и вот Вихрь вырвался на небольшую заснеженную поляну.
Соловей зашептал:
– Стой… Все прилетел Соловей…
Конь остановился, а Соловей шепнул на ухо Алеше:
– Ну вот за нами погони нет. Вы ребятки слезайте с коня, да мне помогите спуститься, на сырую землю лечь.
Алеша и Ольга спрыгнули на землю, тут Оля невольно вскрикнула когда увидела, что из спины оседающего в седле человека торчит стрела. Но малютка на её руках поморщился во сне, ручки свои маленькие, пухленькие вскинул – и Оля – как нежная, любящая мать, отошла, осторожно его покачивая в сторону, и зашептала тихие–тихие, сокровенные слова, которые только и могла шептать любящая мать.
А Алеша подхватил Соловья который уже падал на землю. Конечно, такой груз был велик для Алеши – но он всё–таки смягчил падение. Соловей лежал на спине – стрела, точно одинокое, обглоданное железное дерево на поле выступало из неё. Стрела вонзилась как раз в левую лопатку – вошла глубоко, разорвала артерии возле сердца, и теперь обильно вырывалась оттуда кровь.
– На спину мне надо. – простонал Соловей, – на звезды напоследок посмотреть…. Ну, Алеша, дергай стрелу. Сразу вырывай, не тереби в теле.
Алеша схватился за стрелу и, закрыв глаза, что было сил дернул ее – стрела оказалась в его руках, обожгла жаром умирающего тела – юноша с отвращением отбросил её в сторону.
Соловей сначала вскрикнул, потом застонал, задышал отрывисто и перевернулся на спину… Некоторое время глаза его были мутны от боли, но вот они прояснились и блаженная, едва заметная улыбка заиграла на уголках его губ. Он протянул руку к чистому, морозному и сияющему ночному небу, которое дивным волшебным шатром раскинулось над их головами. Руку он свою опустил на голову Оли, которая успокоила маленького, и теперь опустилась рядом с ним на колени, провел по ее волосам, заглянул в глаза, потом посмотрел на Алешу и молвил тихо:
– Посмотрите на это дивное небо. Посмотрите, на эти звезды, которыми все оно усеяно. Каждая из этих звездочек неповторима, а собранные воедино они столь прекрасны, что могут излечить самую больную душу. Надо только уметь смотреть на эту красу….
Подбежал запыхавшийся Жар, и скорбно опустив голову, остался стоять в стороне. Ольга вновь заплакала, плакал и Алеша, плакал и Соловей, но то были не слезы отчаяния, а слезы печали, слезы расставания друзей. Соловей шептал:
– Запомните эти мгновенья. Запомните небо, а потом когда будут вас смущать богатства земные, золото да каменья вспомните его: вечное небо. Вспомните, и все богатства и власть, которую некоторую так любят, покажется вам чем–то таким маленьким–маленьким, просто соринкой рядом с этой бесконечностью. И все страсти людские – Ничто! – Пустотой они представляются в конце этого пути… Вот жизнь моя закончена и все страсти мои, все дела мои теперь представляются мне лишь кратким мгновеньем – как снежинка я витал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
