– Вот как ты выполняешь мои просьбы! Оставался бы ты у Сахарного – чинить стул и слушать его нескончаемые вопли.
– Я быстро исправлю ошибку, – сказал я и бросился на кухню.
Заметив, что даже наспех приготовленный ужин привел мою наставницу в хорошее расположение духа, я решился спросить:
– Не могли бы вы, прекрасная Гиацинта, поведать мне одну из историй вашей необычной жизни?
– Что за любопытный и маловоспитанный человек! – удивилась она. – Здесь я вправе задавать вопросы. Только ваша жизнь меня совершенно не интересует.
– Очень жаль, – огорчился я, – вы же мне очень интересны.
– Вы что, собираете интервью для желтой прессы?
– Как вы могли подумать? Ваша жизнь является поучительной историей для меня.
– Как мне надоела невежественная провинция, – устало сказала она.
Я умоляюще посмотрел ей в глаза.
– Ну ладно, в качестве исключения расскажу тебе что-нибудь.
Жила я в детстве со своей тетушкой, которой была отдана родителями на воспитание. Я почему-то не любила играть с девчонками в куклы, а сидела целыми днями дома и завороженно смотрела в пустой телевизор. Тетка нещадно била меня за это, пытаясь излечить от сумасшествия.
А я любила наблюдать за тремя домовыми, которые с утра до вечера крутились вокруг этого ящика. Они то залезали в него, то вылезали, корчили рожи. Тетке нельзя было рассказать о них – она жила в совершенно другом мире и их не замечала.
Детство у меня было своеобразное: в пять лет я стала летать. Учила меня этому одна женщина, которая давно умерла, но очень часто прилетала ко мне через окно. Если окна были плотно закрыты, то она произносила заклинание – и окна распахивались настежь. Я ее ужасно боялась, но ничего не могла поделать. Женщина заставляла меня летать вместе с ней, и мы долго парили над ночным городом. В темном небе нас никто не замечал, хотя летали мы над самыми домами. Выше подниматься было тяжело, ибо там мало энергетических коридоров, по которым можно скользить. Часто женщина хотела забрать меня с собой навсегда. Тогда я, опустившись на землю, убегала от своей ужасной и коварной преследовательницы. Один раз я не смогла влететь назад в окно и позвонила в три часа ночи в дверь своей квартиры, в ночной рубашонке. Тетка ахнула от удивления – как мог крохотный ребенок ночью попасть на улицу?
У меня была длинная черная коса до колен, которую я очень любила. Эта коса росла с младенчества и ни разу не была пострижена, поэтому она обладала магической силой. Коса была своенравной, хотела – расчесывалась, хотела – нет. Хотела – заставляла меня идти на луг, поваляться в траве. Косу звали Елизаветой. Когда ей хотелось летать, она поднималась к форточке и вытаскивала меня на улицу, заставляя парить над ночным городом.
В двенадцать лет летающая женщина перестала являться мне, и я осталась без учительницы. Но по ночам ко мне стало приходить некое существо, похожее на тюленя, оно откуда-то из пространства плюхалось мне на постель. Оно было прохладным, а на ощупь напоминало твердое желе. Я рано стала интересоваться мужчинами, чтобы спастись от потусторонних пришельцев. Вскоре я познакомилась со своим Звериком – Али, который и стал гоняться за косой Елизаветой с ножницами, постепенно отрезая ее. Когда косы не стало, я потеряла свою магическую силу, и с тех пор волосы умерли, летать я перестала и постепенно увлеклась внешним миром. Сразу после школы я вышла замуж за своего Зверика, и мы стали жить в Очаково, под Москвой. Зверик был умный: он читал только философию, а я готовила и убирала в доме и кое-где подрабатывала на еду. Зверик был настоящим философом и поэтому запрещал рожать детей. Когда я забеременела, он чуть не выгнал меня из дому. На девятом месяце я все еще продолжала выполнять всю домашнюю работу. Однажды, возвращаясь из магазина с покупками, я ощутила, что начались схватки, упала и стала рожать прямо во дворе. Как раз шел дождь, и я родила прямо в луже. В это время Зверик проходил мимо и сделал вид, что не узнал меня. А потом не пустил домой с новорожденным. Пришлось мне скитаться по чужим домам, но долго никто меня не хотел терпеть с ребенком, и я часто ночевала в подъездах. На улице была уже зима. Я вешала мокрые пеленки на батареи, и так они до утра высыхали. Зверик не хотел и слышать о ребенке.
Когда ребенок подрос, я отдала его бабке на воспитание и после этого вернулась домой. Но Зверик жил уже с какой-то Надей. Я сказала, что не буду им мешать, а наоборот, буду готовить, убирать и радоваться их счастью. Тогда Зверик согласился. Надя приходила нарядная и разукрашенная, вечером она ложилась с ним спать, а утром уходила на работу. Надя была некапризной женщиной, и уживаться с ней было легко. В доме часто гуляли московские эзотерики, друзья Зверика, а я должна была им готовить и убирать после них. Когда выпивка заканчивалась, Зверик посылал меня в магазин за водкой, требуя еще и хорошей закуски, но денег никогда не давал. Мне приходилось красть в магазине кур, а также все остальное. Для этого я пришила к одежде длинные внутренние карманы.
Когда в доме появился Адмирал, я в него безумно влюбилась и выбрала его своим Королем на год. Адмирал таскал меня по пьяным компаниям, а ночью бросал у своих друзей и уходил, а когда я возвращалась, сильно ругался. После года такой жизни я ушла от Адмирала и вернулась к Зверику. Но он уже спал на диване с новой женщиной, а я – в углу на продавленной раскладушке. Ночью я просыпалась и тихо ненавидела Зверика, впиваясь в него глазами. Ненависть к нему достигала такой силы, что я проваливалась через спину в потусторонний мир и там странствовала всю оставшуюся ночь, а к утру возвращалась в свое спящее тело.
Однажды в потустороннем мире я встретила магическую женщину, которая мне чрезвычайно понравилась. Я долго просилась к ней на обучение. Наконец, она решила взять меня, но с одним условием: я должна выполнять все, чего бы она ни попросила. Мне так надоел этот мир, что я,, недолго думая, согласилась. Магисса учила меня всему, что знала сама. Мы часто летали с ней на болото и с девушками водили хороводы. Я видела, как некоторые из них превращались в огоньки и заманивали путников в трясину. Они также забирали души у своих любовников. На болоте они разводили большой костер, ставили на него огромный медный котел, затем заманивали туда души любовников и всю ночь варили их на медленном огне. После этого мужчины начинали хиреть и чахнуть, теряя острие духа…
– Ваша жизнь полна ужасных страданий, – воскликнул я. – Неужели не нашелся человек, который мог бы понять вас?
– Как видишь, меня окружали холодные люди.
– Позвольте мне сделать вас счастливой!
– Ах, .молодой человек, разве вы сможете понять душу, в которой все струны порваны жестоким обращением?
Гиацинта говорила чуть театрально, с иронией, но боль в ее голосе была настоящей. Я склонился к ней и нежно поцеловал изящную руку.
– Не стоит так спешить, – молвила она. – День был столь насыщенным, что я едва стою на ногах. Вы можете лечь в маленькой комнате, а я буду в большой.
С этими словами она выскользнула из кухни и направилась в свою комнату. Едва я собрался навестить ее, как в двери щелкнул замок. Я понял, что придется опять читать дневник, дабы отвлечься от романтических чувств. С большим смятением я открыл наугад тетрадь и прочитал:
"Вы должны понять, что на самом деле нет никакой ревности, ибо жизнь, с одной стороны, являет собой мыльный пузырь, а с другой – волшебный сон Брамы.
А из Петровича тебе надо сделать Петрушку: то, что в нем заложено, должно расти дальше. Элементу безумия надо придать приятные формы.
Наша задача – добиться совместного действия и при этом остаться самими собой. Но совместная работа в Школе – это опыт соборного Посвящения, который совершенно уникален.
Представьте, что вас двое или трое, и больше не будет, и вы останетесь одни, а вам надо будет многое познать и пересечься со многими судьбами, передать импульс Школы. Поэтому надо создать друг для друга благоприятный климат, научиться считаться с пожеланиями каждого.
Миряне объединены между собой либо общим гипнозом, либо деньгами. Вы же должны быть едины, выполняя задачу Луча.
Петрович зачислен в Пажеский корпус, а ты – в Рыцарский, и между вами лежит почти непреодолимое расстояние.
Твой конфликт с ним, с другой стороны, неплох, ибо он позволяет взглянуть глубже на природу ваших отношений. Но в критике будь беспощаден только к себе. Не надо бояться конфликтных ситуаций и даже смерти – вы должны научиться неуловимой гибкости. Конфликт – это знак: смотри глубже в себя, здесь зарыт клад, иначе скоро придет конец внутреннему росту. Смотри глубже – и любой конфликт, являющийся свинцом, будет преображен в золото. Но необходимо углубиться в себя не на пять метров, а на пятьдесят…"
