Был вечер. В Тижу ей открыл дверь незнакомый слуга. «Позовите господина Зарагира», — сказала она ему. Тот отступил назад, чтобы пропустить ее, но она отрицательно покачала головой, показывая, что нет, не пойдет, осталась стоять снаружи, глядя через окно, что происходит в доме. У г-на Зарагира были гости. Увидев, как он пересекает гостиную, направляясь к выходу, она убежала в сад и прислонилась там к дереву. Г-н Зарагир остановился на пороге. «Кто там?» — спросил он. Потом шагнул в темноту и повторил: «Кто там?» Заметив светлый силуэт, он подошел ближе. «Вы», — прошептала г-жа Зарагир, как-то порывисто, неловко бросившись ему на грудь. Он не оттолкнул, но и не обнял ее. Он просто дал ей выплакаться. Через какое-то время он попытался поднять ей лицо.
— Нет, нет, — сказала она, еще теснее прижимаясь к нему.
— Ну что ж, — ответил г-н Зарагир, — плачьте, плачьте на моем плече, если вы вернулись для этого.
Сентиментальное происшествие
Роман[7]
Дорогому Рене Клеру посвящается
Катерина Валь-Дидье, дама замужняя, слыла серьезной и сдержанной, тогда как ее подруга, Мариза Лежан в браке уже не состояла и вела достаточно рассеянный образ жизни. Они совсем не походили друг на друга, и, пожалуй, это их и сближало. Г-жа Валь-Дидье старалась не давать пищи пересудам, считалась с мнением окружающих и никогда не выставляла напоказ свои любовные приключения, опасаясь нарушить покой семейного очага. «Всему свое место», — говорила она и вела себя осмотрительно. У нее были темные волосы. Ее восемнадцатилетняя дочь Клотильда заканчивала учебу в Англии, г-н Валь-Дидье радовался, глядя на нее, и гордился ею.
Что касается Маризы Лежан, то она была очень довольна, что у нее нет детей. Ей вечно не хватало времени на развлечения, характер у нее был живой, и она умела превращать удовольствия в нечто очень симпатичное и не приводившее к серьезным последствиям. «У меня собственные принципы», — говорила она, и поэтому вела себя совсем неосмотрительно. Волосы у нее были белокурые. Живая, смешливая, она очень нравилась мужчинам, они любили ее, не испытывая опасений, поскольку она ничего не требовала от них, кроме удовольствия, которое испытывала в их обществе. Господин Валь-Дидье, как бы между прочим, ухаживал за ней, и дамы таким образом научились ценить друга друга. Но, хотя г-жа Валь-Дидье считала, что ее безупречная репутация позволяет ей общаться с дамой, поступавшей как заблагорассудится, Мариза Лежан подсмеивалась над предрассудками г-жи Валь-Дидье и немного жалела ее. Обе служили друг для друга источником непрестанного изумления и чувствовали себя сообщницами неизвестно в каком деле. Избегая слишком интимных подробностей, они посвящали друга друга в свои планы и все же в одном и том же отеле на побережье Нормандии оказались совершенно случайно. Именно там во время прогулки они и познакомились с очень пожилой, очень добродушной и очень богатой иностранкой, которая гордилась тем, что знает всех вокруг и их обеих тоже. Она спросила, давно ли они прибыли, чем они занимаются и где поселились. Катерина и Мариза ответили в один голос, что только что приехали, поселились в отеле и в Нормандии собираются отдохнуть.
— Жить в отеле? Вы с ума сошли. Почему в отеле? Живите у меня. Я как раз собираюсь в Нью-Йорк. Располагайте моим домом. Чужой дом особенно приятен, когда хозяева отсутствуют. Не правда ли?
Подруги переглянулись, подумали и согласились, а очень пожилая, очень богатая и очень добродушная дама пригласила их перекусить в соседней кондитерской. «Ну вот, — начала она, — надо сказать, что мой внук, Петер фон Эль, приехал ко мне на поправку. Он служил офицером, шесть лет провел на войне и, вернувшись домой, столкнулся с губительными последствиями войны: оба брата пали на поле брани, родители разорились, родного дома больше не существовало, он разыскал их, нищих и растерянных, в Вене. Все это, а также другие обстоятельства, о которых я собираюсь рассказать вам, привели к тому, что он вынужден был лечиться.
— Бедняжка! — в один голос воскликнули Катерина и Мариза.
— Честно говоря, мне не хотелось бы оставлять его одного. Много лучше, если вы будете рядом, тем более, что Петер нисколько вас не стеснит. Он немного растерян, что, впрочем, понятно, и старается поэтому держаться особняком. Ест он у себя, возможно, вы и вовсе его не увидите.
— Бедняжка! — повторили подруги.
— Да, бедняга Петер живет под угрозой получения ужасного известия, которое мы не можем пока, учитывая состояние его здоровья, сообщить ему. Подобное волнение может стать для него роковым. Врачи твердят в один голос: необходимо выиграть время. И вот в чем заключается это известие: Петер любит девушку, которая умерла.
— Он любит мертвую! — воскликнула Катерина Валь-Дидье.
— Боже мой, мертвую! — повторила Мариза Лежан.
— Да, — ответила старая дама.
Она рассказала им, что девушка, которая умерла, жила в дикой, горной местности, где на несколько дней остановился на постой полк Петера. Именно там он и повстречал ее, в парке, где прогуливался без разрешения. В парке, со всех сторон окруженном лесом, который походил на огромную поляну, посреди которой высился замок, где жила под властью отца эта девушка. Звали ее Матильда, она была очень хрупкого здоровья, отец же жаждал для нее неимоверных успехов. Она прозвала его «папа-громовержец». Значит характер у него был не из легких. Он хотел от зятя всего сразу: происхождения, положения в обществе, богатства, и поскольку мечтал о браке по расчету, ненавидел разговоры о любви, которая зачастую путает все карты. Петер фон Эль, на его взгляд, кроме происхождения, ничем не блистал. Но этого такому человеку, как он, явно не хватало. Гордыня управляла его желаниями, поэтому когда Петер попросил у него руки Матильды, он выпроводил его за дверь, жестом приказывая ему навсегда покинуть их дом. Нельзя было выразиться ясней и высокомерней.
Молодые люди продолжали любить друг друга. Назначали свидания, обменивались клятвами в верности, и однажды вечером отец Матильды застал их в лесу вдвоем. Сидя рядышком на берегу ручья, они достали со дна два камешка и, согрев их губами, обменялись ими. Два камешка, два поцелуя, два бутона, слишком стыдливых, чтобы раскрыться. Голова Матильды покоилась на плече Петера, когда звук приближающихся шагов заставил их отпрянуть Друг от друга и обернуться назад: папа-громовержец стоял и смотрел на них.
— Черт вас побери, чтобы ноги вашей не было в этих местах, — заорал он, обращаясь к Петеру. — Пойдем, Матильда.
— Нет, нет, умоляю тебя!
Он схватил ее за руку и потащил прочь, и она не осмелилась ни обернуться, ни пальцем пошевельнуть в сторону Петера, который провожал ее взглядом, пока она не исчезла из виду, не пропала в чаще дубов этого прекрасного леса. На следующий день полк Петера сменил место расположения.
Матильду воспитала умная, образованная женщина, бедная родственница, заменившая ей мать, которую звали Татина. Девушка знала, что когда-то Татина любила ее отца, даже надеялась одно время скрасить его одиночество и до сих пор не могла простить ему, что он пренебрег ею.
Татина, проводившая большую часть времени в замке, жила в деревне, в хорошеньком домике, куда частенько на чашку чаю наведывалась Матильда. Отец, несмотря на отъезд Петера, лишил ее и этого удовольствия, отныне запретив ей выходить без него из дому. Она же была сильно привязана к нему и до сих пор во всем соглашалась с ним. Далекая от того, чтобы восстать против отцовской воли, она подчинялась всем распоряжениям, тем более что надеялась безоговорочным повиновением смягчить его нрав. Однако отказаться от своей любви она не могла, ей было так грустно и одиноко, что она поведала Татине о своих чувствах. Матильда передавала ей письма, которые писала Петеру, а он отправлял Татине письма к Матильде. Так Татина стала посланницей любви.
Переписка длилась три месяца, до самого конца войны. Петер фон Эль вернулся домой, где царили смута и неуверенность и где ничего для него не осталось, кроме любви к девушке, призывавшей его к терпению. Он хотел похитить ее. Она отказалась: «Нет, нет, не нужно скандала, не нужно разрыва с отцом. В конце концов он уступит», — писала она Петеру. Желание вновь увидеться с ней и сознание того, что это невозможно, угнетали его: он стал сомневаться в будущем счастье, на него находили приступы отчаяния, он впал в депрессию. Доктора советовали ему полный покой. Он покинул Вену, родители последовали за ним и устроились в семейном пансионе близ неврологической клиники, в которую его поместили. Письма Матильды переполняли клятвы в вечной любви, но к себе она его не звала, и он переходил от ярости к полному упадку сил, проклиная свою несчастную долю. Так прошло больше года, когда вдруг Матильда позвала его на помощь.
