Ближе к полудню одного из дней, рискуя привлечь к себе внимание, я вышел на лоджию. Развернул пластины, стараясь, чтобы солнечный свет равномерно попадал на их поверхность. Понажимал на кнопки пульта управления. Но успеха не добился. Крохотная лампочка работы устройства иногда вроде мигала, намекая на поток электрического заряда, но немедленно гасла. Я оставил устройство на солнце на весь оставшийся световой день. И когда под вечер пробрался на лоджию снова, чтобы проверить успешность затеи, то к своему разочарованию убедился, что индикатор заряда не поднялся даже на один показатель.
Минут тридцать я в отчаянье сидел на пыльном полу лоджии, крутя в руках изделие китайских умельцев, остервенело нажимая на кнопки и изучая инструкцию по эксплуатации. И тихо и зло матерился. Проклиная далекий китайский завод. Пользователей, оставивших положительные отзывы к товару на сайте. Но больше всего на самого себя. Что не проверил аппарат заранее и не убедился в его работоспособности.
Еще я стал часто пить вино. Игнорируя ворчания супруги. Каждый вечер. По бутылке. А иногда по две. Стремительно опустошая запасы. Вино, которое, вроде бы, на короткое время, высветляло мрак, в котором погрязло мое сознание, дарило передышку от мучительного прокручивания одних и тех же мыслей и редкий всплеск надежды на светлое будущее. Но на следующее утро, сразу после пробуждения, тьма с новой силой накрывала меня без остатка. Благодаря похмелью, голова становилась вдвое тяжелее. Ну и общему состоянию здоровья организма такая привычка вовсе не способствовала. Так что после некоторых раздумий и вняв уговорам жены, я решил баловство с вином прекратить, ограничив себя одной бутылкой в неделю.
Еще одним серьезным испытанием для меня стало отсутствие возможности принимать душ. Для меня, который привык мыться по два, а то и по три раза на дню. Я ведь так любил прийти с улицы. Скинуть одежду. И нырнуть под хлесткие горячие струи чистой воды. Перезагрузиться. Почиститься. Больше эмоционально, чем физически. Постоять минуты три, отмокая, позволяя потоку смыть с меня первый слой грязи и пыли. Густо намылить хозяйственным мылом мочалку и за секунд двадцать энергично пройтись ею по всему телу, оставляя на коже красные следы. Потом смыть пену и убедиться, что я чист до такой степени, что палец скрипит по коже. После намылить шампунем голову. Смыть душистое облако. И промыть бальзамом, даже если длина волос не превышала пары сантиметров. Все равно. Для полноты процесса. Или принять душ перед выходом из дома. Даже если на улице был мороз. Чтобы приободриться. Позволить воде смыть с меня остатки ленной домашней дремы. Подготовить меня к новому дню и новым свершениям. Напитать свое тело текучей и искрящейся энергией. Весь ритуал занимал у меня обычно не более пяти минут. Но значил для меня, как оказалось, так много, что лишившись его, я теперь с горечью вспоминал утерянное блаженство.
Мы, впрочем, нашли решение проблемы тем, что раз в день, перед сном, обтирались промоченными в спирте ватными дисками. Что поддерживало нас в относительной санитарной чистоте, но являлось лишь бледным суррогатом прежней роскоши.
Запасенной же воды в ванной для всех наших бытовых нужд хватило ровно на неделю. Как мы ни старались, как казалось, экономить. А на самом деле, еще не успев перейти к экстремальному режиму экономии, который и был самым верным в нашей ситуации. Первую неделю мы, по привычке, часто мыли руки и лица. Дети после каждого похода в туалет требовали полосканий. Но больше всего воды ушло на две партии ручной стирки белья. Стремительно скопившегося после того, как мы после каждого прошедшего дня, по привычке, меняли одежду на свежую. Какая наивная расточительность! Как будто вид несвежей майки был теперь кому‑либо важен!
К началу второй недели, осушив чашу ванной до дна, мы осознали свою непростительную глупость. И твердо решили менять наши привычки. С торжественней тревогой я прикатил из второй квартиры на нашу кухню первый бутыль воды, тем самым распечатав наш «стратегический запас». Я прочно схватился обеими руками за горловину огромной двадцатилитровой емкости. Немного присел в коленях, глубоко вдохнул и одним точным рывком корпуса, плеч и рук приземлил его на поверхность диспенсера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мы с супругой стояли и смотрели на этот бутыль с водой, все еще колышущийся от мини‑урагана, вызванного моим броском. Наблюдали, как диспенсер прожорливо булькает, пропуская порции жидкости в систему. Как жирные пузыри поднимаются выше. И как поверхность воды постепенно успокаивается, превращаясь в безупречную глянцевую гладь.
Да… Мы теперь твердо решили экономить воду…
Еще, от недостатка движения, свежего воздуха, солнечного света и привычных развлечений, отупленный монотонностью существования, я почти всегда чувствовал себя как в полудреме. Вяло и апатично. Будто призраком того парня, которым был ранее. Плохой ксерокопией с оригинала. Даже хуже. Копией с плохой копии с оригинала. Голова была неизменно тяжелой, будто мешок, плотно набитый мокрым песком. Перед глазами плавали темно‑красные круги. И постоянно хотелось спать. В то время, как невесёлые мысли тянулись в моем сознании, словно густая патока, наматываясь вокруг одних и тех же вопросов, связанных с нашим незавидным положением, неизменно заканчиваясь тупиком, не находя какого‑либо решения.
Что нам делать дальше?
Где искать помощи?
Есть ли кроме нас выжившие?
Остались ли на планете места, где сохранился порядок?
Есть ли на планете города или страны, которых эпидемия не коснулась?
Остались ли правительства, оказавшиеся эффективнее других, смогшие сдержать эпидемию?
Сохранилась ли жизнь на отдаленных островах в океане?
Высоко в горах?
На круизных лайнерах?
На территории военных баз?
И если да, то как туда добраться?
И к этим десяткам вопросов о неизвестностях окружающего мира добавлялась приличная куча вопросов о том, что произошло именно со мной. О моем пророческом сне. О том, что старшая дочь необъяснимым образом также видела его той же ночью. О мальчике‑инвалиде на похоронах год назад, который сказал мне «готовься». О странных мастерах, усыновивших нам бесплатно окна и решетки. О координатах, оставленных ими на стекле. О погоне от синей Лады Приоры. О «капитанском домике» в яхт‑клубе, где я обнаружил такую же дверь и решетки на окнах, как и установленные у нас в квартире. О монстре из сна, который пришёл за нами наяву. И, конечно же, о нашем с ним необъяснимом телепатическом диалоге…
По несколько раз на дню, я в своем растревоженном сознании садился над воображаемым столом, вываливал на него кучу разрозненных паззлов не отвеченных вопросов, необъяснимых происшествий и странных обстоятельств. Брал в руки отдельные элементы. Крутил их в пальцах, пытаясь найти совпадения, параллели и сходства. Чтобы в итоге в очередной раз бросить затеянное без какого‑либо успеха.
И каждый раз, когда я затевал эту свою рутинную безрезультатную экзекуцию, то на подкорке сознания, на границе между реальным и иллюзорным, ощущал, как над моей несчастной разгоряченной головой кружатся бабочки. Бабочки из прошлого мая. Безумные бабочки, живущие один день. Беспечно танцующие в воздухе свой нелепый танец. Обреченные быть раздавленными колесами проезжающих автомобилей. Или, истощив короткий жизненный ресурс, упасть на землю без сил, чтобы медленно затухнуть.
А еще тошнотворно‑сладковатый запах родом из детства. Где был маленький индустриальный городок. Высокие заводские трубы. Тонкая, неровная, блестящая линия рельсов, проложенная между водохранилищем и забором гигантского комбината. Гремящий железной дряхлостью трамвай. И я – семилетний. Ехавший в том трамвае вместе с покойной сейчас бабушкой. На киносеанс в заштатный дом культуры на окраине города. В то время, как из окна трамвая до нас просачивался тошнотворно‑сладковатый запах аммиака.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И я был уверен, что именно так на самом деле пахнет смерть…
