Командующий десантом на Малой земле приказал всем командирам в течение суток любой ценой добыть контрольного пленного.
На военном языке контрольным пленным называется такой пленный, который должен подтвердить или уточнить показания пойманного перед этим «языка» и данные наблюдений.
В полночь Громов вызвал Глушецкого.
Вид у полковника был озабоченный. Хмуря брови и сердито покашливая, он передал Глушецкому приказ командующего.
— Любой ценой, — подчеркнул он.
— Будет разведка боем? — высказал предположение Глушецкий.
Полковник отрицательно покачал головой. В разведку боем надо пустить по крайней мере батальон и израсходовать большое количество снарядов и мин. На Малой земле, где каждый человек и даже каждый снаряд на особом учете, — это роскошь. Полковник не мог позволить себе такую разведку, хотя и считал ее при такой обороне наиболее эффективной.
— Обдумаем, — сказал Громов и начал набивать табаком трубку. — Какие у тебя соображения?
Глушецкий задумался. Гитлеровцы отгородились от десантников минными полями, проволочными заграждениями, траншеями, дзотами; передний край всю ночь освещается и простреливается. Трудно при таких условиях действовать разведчикам. Сейчас нельзя даже добраться до ракетчиков, как это сделал Семененко. Разведчики из соседней бригады вчера сообщили, что гитлеровцы натыкали вокруг окопов, в которых сидят ракетчики, мины и разбросали МЗП, то есть мотки тонкой, как паутина, проволоки, из которой нелегко выпутаться, если наступишь на нее ногой. Попробуй-ка теперь подобраться к ним!
— А почему мы действуем только на переднем крае? — будто сам себя спросил полковник. — Почему бы не проскользнуть поглубже?
— Трудное это дело, — заметил Глушецкий.
— Но не невозможное.
— А возвращаться еще труднее.
Полковник прищурил глаза:
— Разведчики выбирают, что полегче. С каких это пор?
Глушецкий вспыхнул, но промолчал. Зачем командир бригады отпускает такие шпильки?
— Ну, ну, не надувай губы, — уже миролюбиво произнес полковник. — Садись закуривай, и будем думать.
Глушецкий сел и взял папиросу из протянутой полковником коробки.
Пуская клубы дыма и постукивая пальцами по столу, Громов опять будто для себя проговорил:
— Мне кажется, что в Севастополе разведчики действовали смелее и умнее, чем здесь. Эх, нет у меня хорошего начальника разведотдела.
«А почему бы, в самом деле, не попытаться пройти в тыл гитлеровцам», — подумал Глушецкий, задетый за живое замечаниями командира бригады.
Он знал, что в тыл противника пройти можно. А вот выбраться как? Такой плотной обороны, пожалуй, не было еще ни на одном участке фронта.
Но чем больше думал Глушецкий, тем реальнее казалась ему вылазка в тыл. Он решил идти сам, взяв с собой двух-трех разведчиков и сапера.
— А почему сам? — спросил полковник, когда Глушецкий высказал ему свои мысли.
— Мне кажется, что неудобно будет посылать опять Семененко, — ответил Глушецкий. — В Крошке я не уверен, у него еще нет опыта. Замполит Уральцев ранен. А пленного нужно добыть наверняка.
— Да, наверняка, — полковник пытливо посмотрел на Глушецкого и потер пальцами лоб. — Назревают грозные события. Гитлеровцы задумали сбросить нас в море.
Громов выбил из трубки пепел и сунул ее в карман.
— Действуй, — подал он руку Глушецкому. — Сейчас иди на передовую и наблюдай до вечера. Остальных разведчиков тоже послать в наблюдение.
До рассвета Глушецкий, Гучков и Добрецов ползали по передовой, высматривали место, где можно просочиться через оборону противника. С ними ползал солдат из саперной роты. Утром Глушецкий вернулся в штаб и сообщил командиру бригады о том, что на Безымянной высоте, левее метров триста от того окопа, где Семененко поймал ракетчиков, есть подходящее место. Полковник приказал вести наблюдение весь день, а вечером обещал сам прийти в батальон.
Поспав часа два в землянке связистов, разведчики ушли на наблюдательный пункт стрелковой роты. Вечером полковник вызвал Глушецкого в штаб батальона.
— Ну, рассказывай, — нетерпеливо потребовал полковник, поздоровавшись.
Глушецкий показал на карте намеченный им путь в тыл врага.
— Здесь вот на протяжении пятидесяти метров нет пулеметных гнезд, а только автоматчики в окопах, — сообщил он. — Окопы проходят на скате бугра, перед ними проволочное заграждение и минное поле. Но в минном поле мы обнаружили проход шириной метров в пять. По-видимому, гитлеровцы оставили его для себя.
— А почему вы думаете, что легче перейти там, где автоматчики, а не пулеметное гнездо? — спросил полковник. — Автоматчики менее бдительны?
— Нет, не поэтому. Ночью автоматчики не ходят по всей траншее. Они большей частью находятся в ячейках. Там, где траншея ниже, автоматчики ночью не появляются. Можно выбрать момент и перемахнуть через нее.
— Убедительно. А обратно тем же путем?
— Тем же.
Полковник несколько минут задумчиво водил карандашом по карте, потом сказал:
— Что ж, действуйте.
Час спустя разведчики двинулись в путь.
До рассвета командир бригады не уходил с наблюдательного пункта, то и дело посматривая в ту сторону, куда ушли разведчики. Но до самого утра на этом участке было тихо, если не считать коротких очередей гитлеровских автоматов.
Стало совсем светло, а разведчики не возвращались. Полковник вызвал по телефону командира стрелковой роты. Тот ответил, что разведчики прошли через передовую немцев в полночь и с того времени о них ничего неизвестно. Полковник прильнул к стереотрубе, осматривая каждую складку местности и пытаясь догадаться, куда делись разведчики. Но кругом было безлюдно и тихо, вражеские окопы казались покинутыми.
Полковник в раздумье почесал бороду.
«Что же случилось?» — обеспокоенно думал он, усиленно пыхтя трубкой.
Подозвав командира батальона, полковник приказал ему неотлучно находиться на НП до вечера и сообщать о всех событиях на участке батальона.
— Вечером я приду, — пообещал он.
Вечером Громов опять пришел на батальонный НП. Выслушав командира батальона, сообщившего, что на участке ничего особенного не было замечено, полковник приказал вызвать Семененко.
Минут через двадцать Семененко явился. Вид у него был усталый и хмурый. Полковник подал ему руку и пригласил сесть рядом.
— Обдумаем, товарищ главстаршина, создавшееся положение, — сказал он, протягивая ему портсигар с папиросами.
Семененко закурил.
— Треба, товарищ полковник, — подбирая слова, проговорил он, — ночью отправить туда, куда ушел наш командир роты, новую группу.
— С какой задачей?
— Разыскать первую группу.
— А я думаю немного не так, — сказал полковник и испытующе посмотрел на главстаршину. — Мне кажется, что группу надо послать, но не на поиски Глушецкого, а в тот окоп. Там следует прихватить одного немецкого автоматчика. От него мы узнаем о судьбе разведчиков.
Сдвинув брови, Семененко будто нехотя протянул:
— Оно, мабуть, так лучше…
Полковник видел, что Семененко удручен, и понимал причину этого. Главстаршине, конечно, хотелось бы пойти на розыски своего командира, которого, это полковник знал, он уважал и любил, как друга. Но полковник считал, что идти на поиски Глушецкого бессмысленно.
Если его захватили немцы, то никакая разведгруппа не выручит, а если Глушецкий задержался по какой другой причине, то разыскивать его в ближайшем тылу противника тоже безнадежное дело.
— В полночь поползете к окопу, — сказал Громов и протянул руку. — Желаю успеха. В случае нужды поддержу артиллерией.
Семененко вышел с мрачным видом, что-то ворча себе под нос.
Полковник проводил его долгим задумчивым взглядом.
Когда главстаршина вышел, командир батальона сказал:
— А мне кажется, что с Глушецким ничего страшного не случилось.
— Почему так думаешь? — вопросительно посмотрел на него полковник, вынимая трубку изо рта.
— Ни одного выстрела в тылу противника не раздалось ни ночью, ни днем. А Глушецкий не из тех, кто без выстрела сдается. По-видимому, не успел к утру управиться и на день затаился где-нибудь в кустах. Разведчик он опытный, в разных переплетах побывал.
Полковник слегка улыбнулся, пряча улыбку в усах. В глубине души он думал так же, но не в его характере было убаюкивать себя и подчиненных розовыми предположениями. А вдруг получится все не так гладко? Ругай потом себя.
Что же произошло с Глушецким и его разведчиками?
Передовую они прошли благополучно, но метров через двести с Добрецовым случилось несчастье. Он запутался в МЗП. Тонкая проволока-паутина, как щупальца осьминога, обвила его ноги. Разведчик пробовал избавиться от проволоки, но чем больше он топтался, тем сильнее она опутывала его. Тогда он начал руками сдирать проволоку с ног. Оказались спутанными и руки. Проволока приставала, как липучка. Словно живая, она при каждом его движении все плотнее и плотнее стягивала руки и ноги. Добрецов перепугался и приглушенно вскрикнул. Подбежавший к нему Гучков сгоряча сам запутался. Пришлось всем разведчикам залечь. Хорошо, что у сапера, которого взял с собой Глушецкий, оказались ножницы. Иван Иванович, так сапер вчера представился разведчикам, перестриг проволоку и освободил Добрецова и Гучкова. И только разведчики собрались идти дальше, как увидели большую группу немцев, идущих справа. Пришлось отползти в кусты и залечь. Немцы шли не спеша, о чем-то разговаривая. Глушецкий догадался, что так называемое МЗП тянется далеко и немцы обходят его. Полежав с полчаса, разведчики поползли дальше. На пути оказалось немало балочек, и почти во всех находились блиндажи. Пришлось ползти осторожно.
