– Но ты никогда не…
– Она никогда не догадывалась о моих чувствах, – заверил ее Джон. – Но Джеймс поговаривал о том, что мне самому пора обзаводиться женщиной.
– А почему ты этого не делал? – спросила Лотти, склонив голову и окидывая взглядом его сильное тело. – Ты, вне всякого сомнения, без труда смог бы найти себе жену. Женевьеву, например.
Он покачал головой:
– Ну, нет, Женевьева, конечно, милая, но не в моем вкусе. Ты живешь здесь уже достаточно долго, чтобы знать, что женщины в этих краях встречаются редко.
– Тогда где же ты… – Она осеклась. И покраснела, сообразив, сколь нескромен был ее вопрос.
– Где я научился любить?
Она кивнула и закрыла глаза – как бы спряталась от его насмешливой улыбки.
– Джон, не придавай значения моим словам. Я не думаю, что хочу это знать.
Он встал перед ней на колени и обнял ее. Лотти откинулась на подушки.
– Это не важно, Лотти. Ты никогда с ними не встретишься. Так что не стоит переживать об этом.
Как быстро он стер в своей памяти воспоминания о женщине, так долго занимавшей его мысли! Как легко, любящими глазами изучая черты своей молодой жены, он забыл все свои скоротечные интрижки.
– Ты все еще думаешь о Саре? Я имею в виду… ночью она все так же не дает тебе спать?
Это была тихая мольба, и его ответ пролил бальзам на ее истерзанное сердце.
– Теперь, когда я закрываю глаза, я вижу золотоволосую женщину с сердцем величиной с целый мир. Я вижу глаза не то голубого, не то зеленого цвета и губы, которые улыбаются мне по утрам и дарят наслаждение по ночам.
Джон с нежностью припал к ее губам, вызвав у нее негромкий стон. Он счастливо улыбнулся:
– Любимая, Сара много лет была моей мечтой. А ты – моя жизнь. Ты наполнила этот дом солнечным светом и сделала меня счастливым. Чего еще я могу желать?
– Я действительно сделала тебя счастливым? – спросила она, всем сердцем желая услышать подтверждение этому.
– Счастливее, чем я того заслуживаю, – торжественно заверил он.
– Я люблю тебя, Джон, – прошептала Лотти и привлекла его к себе.
Она коснулась губами его лба, как бы скрепляя печатью обет, который дала ему.
– Я сделаю все, чтобы быть тебе хорошей женой, – поклялась Лотти, – и если мы сможем оставить у себя детей, то я постараюсь сделать для них все то, что сделала бы Сара.
Услышав эти слова, он крепко сжал ее в объятиях.
– Лотти, с детьми может не получиться, – пробормотал он. – Я не хотел бы говорить об этом, но Харлей Гаррисон сказал, что у их бабушки и дедушки больше прав на детей, чем у меня. Так что, если мы их не убедим, Томас и Сисси уедут с ними на Рождество.
– Еще не все потеряно, – с горячностью возразила она.
– Я рад, что ты на моей стороне, малышка, – сказал он с нервным смешком. – Из тебя выйдет отважный воин. Ты знаешь об этом?
– Джон, я за тебя жизнь отдам.
– Лотти, дорогая, я знаю это!
– Раньше я не знала, что значит любить кого-то, – сказала она. От нахлынувших чувств голос ее задрожал.
– До этого момента я даже не знал, что означает это слово, – сказал он, и кривая усмешка исказила его черты.
Он поднял голову и пристально взглянул на нее. У Лотти перехватило дыхание, и она почувствовала, как тепло разливается по ее телу, наполняя ее всю до краев.
– А теперь? – едва слышно спросила она, наконец, выдохнув.
– Теперь… теперь есть ты, Лотти. Как я мог не полюбить тебя? С того самого дня, как ты появилась здесь, ты крутила передо мной своей прелестной попкой и соблазнила меня своими розовыми пальчиками, когда бегала здесь босиком.
– Я никогда… – Глаза ее расширились.
– Да нет же, ты сделала это, – сказал он, улыбнувшись. – А потом ты поцеловала меня. Прямо здесь, сидя на этом стуле, ты поцеловала меня…
– Ты тоже поцеловал меня.
– Да, поцеловал. Конечно, поцеловал.
Она смотрела на него и видела его улыбку, блеск золотых волос, восхищение в его глазах, когда он поддразнивал ее, и сердце забилось быстрее в ее груди. «Слушай, – казалось, говорило оно, – то, что ты сейчас слышишь, ты запомнишь на всю жизнь».
– Лотти, – с нежностью произнес он ее имя. – Лотти, – повторил он, как бы желая привлечь ее внимание, словно она могла думать о ком-то другом, кроме него. – Ты – моя жена, – медленно и веско произнес Джон, как будто высекая на камне эти слова.
Она машинально кивнула.
– Я люблю тебя, Лотти, – прошептал Джон. – Я люблю тебя сейчас, я любил тебя раньше, и я всегда буду тебя любить.
Ее улыбка была ослепительной, глаза засветились счастьем, лившимся из самых глубин ее души, переполненной щедростью его слов.
– Джон… – Это было все, что она смогла вымолвить, все, что смогли произнести ее дрожащие губы, в следующее мгновение слившиеся с его губами.
Он подхватил ее на руки, и его мускулы напряглись, когда он вместе с одеялом держал ее над полом. Стащив с кровати подушку, Джон подложил ее под голову Лотти и только после этого опустил жену на пол. Не говоря ни слова, он взял другое одеяло, лег рядом с Лотти и накрыл им ее и себя.
Она, не отрываясь, смотрела на него, когда он с улыбкой на лице расстегивал пуговицы.
Он расстегнул ее ночную сорочку и, склонив голову, принялся покрывать поцелуями крепкие холмики грудей, буйно вздымающиеся над ее стройным телом.
– Когда-нибудь ты будешь кормить ими моего ребенка, – прошептал он, нежно теребя губами ее затвердевшие соски.
Дрожь пробудившегося желания, охватившая ее тело, подстегнула его. Руки Лотти, обхватившие его шею, подтвердили ее согласие.
– Моя Лотти. Жена моя. – Эти слова были как клеймо, как знак принадлежности ему, которым он ее отмечал. Прикасаясь к ней, отдавая ей свое тело, он скрепил этим слова любви. И когда он задрал ее рубаху, чтобы прильнуть в животной жажде к ее плоти, он еще раз произнес:
– Ты – моя!
Взгляд его глаз пронзил ее, опаляя силой желания, делая ее навеки принадлежащей ему.
В этот раз все было просто. И это совсем не походило на их прежние ночи, проведенные на сеновале. Стихийно, без продолжительных ласк, без долгих приготовлений и нежного шепота в темноте, он взял ее. Взял с яростью, ошеломившей ее, и в то же время нежно и ласково.
Лотти переживала мгновения неописуемого счастья, лежа под его могучим телом и подрагивая от переполгавших ее чувств. Он крепко держал ее, не позволяя лишних движений – но при этом доставлял ей наслаждение, равного которому она не знала.
– Ты в порядке?
– Джон, ты спрашиваешь меня об этом уже в третий раз, – ответила она с упреком в голосе.
Он посмотрел на нее, нахмурил брови, и на лбу у него обозначились глубокие морщины.
– Я точно хочу знать, тебе так удобно? – строго проговорил Джон, стараясь не обращать внимания на ямочки, заигравшие в уголках ее рта.
