— Теперь-то, когда к нам пришли корабли, они не посмеют напасть, — так заявил он Колберну.
Но первые пули вражеских снайперов, укрепившихся на берегу рукава, загнали его обратно в убежище. Решив, что это вступление к штурму, и охваченный прежним страхом, он ждал нападения южан. На вопрос миссис Картер, что нового, он не в силах был дать ответ. Каждой порой дрожавшего тела он внимал приближению опасности, и каждый его волосок был наэлектризован боязнью. И когда в ночной тишине затрещали выстрелы, майор повалился на пол, спасаясь от пуль.
Но вот какое-то черное пятнышко, обогнув корму канонерки, двинулось к берегу, и тотчас противник открыл частый огонь из-за насыпи — выше и ниже устья, где рукав сливался с рекой. Форт ответил яростным встречным огнем, «фьюуит» засвистели пули.
Катер спешил пристать к берегу, передние цепи противника пытались ему помешать; форт стрелял по врагу, тот обстреливал форт; яркие вспышки огня и грохот пальбы не затихали. Посланцы прибыли в форт, посовещались с командованием, вернулись на канонерку. Теперь крепость и маленький флот были надежно связаны. Канонерки знали, куда направлять свой огонь, чтобы помочь гарнизону. А защитники форта знали, что они не одни, и бодро готовились к бою. Доктор и Лили по недостатку военного опыта решили, что худшее позади, и к двум часам ночи крепко уснули.
ГЛАВА XXIV
Яростный натиск, успешно отбитый
Еще не светало, когда Лили проснулась от всепроникающего, невообразимого, небывалого шума. В тишине жаркой ночи слышались топот и вопли атакующей бригады южан, рев двадцатичетырехфунтовых орудий, дребезжание и визг шрапнели с фортовых бастионов, еще пущий рев стофунтовых орудий, грохот снарядов с боевых кораблей, беспрерывный ружейный огонь, гудение и посвист пуль и покрывающий все и вся демонский вопль южан, словно на приступ пошла сама преисподняя. Я думаю, если собрать всех безумцев земли и всех нечестивцев ада и выпустить их посреди неистовых бурь и извержений вулканов, получилось бы нечто схожее. Неистовый шум продолжал нарастать, как тропический ураган; Лили в жизни не слыхивала ничего столь чудовищного. В испуге она позвала отца, и когда он откликнулся, то удивилась, что он оказался рядом и отвечает ей самым спокойным голосом.
— Что происходит? — спросила она.
— Я думаю, штурм, — ответил ей доктор, второпях не подумав, что лучше об этом молчать. — Пойду погляжу.
— Ни за что! — закричала она, хватая его за руки. — Тебя могут убить.
— Дорогая, не будь ребенком, — ответил ей доктор. — Мой долг — помогать раненым. Я здесь единственный врач. Эти храбрые люди бьются за нас с тобой.
— Обещай, что тебя не ранят.
— Обещаю, голубушка.
— И каждые пять минут возвращайся сюда.
— Конечно. Я буду держать тебя в курсе дела.
Подумав с минуту, она согласилась. Лили тоже хотелось узнать, что происходит, и она решила быть храброй и не мешать отцу. Как только она отпустила его, доктор пробрался в угол и взял винтовку. Уходя, он споткнулся о распростертого Газауэя; майор застонал, и доктор тотчас принес свои извинения. Выйдя на улицу, он услышал команду Колберна: «Ребята, вперед за мной!» Доктор пустился следом, с винтовкой наперевес, словно шел в штыковую атаку, но при этом держа указательный палец на спусковом крючке. Ба-бах! Он нечаянно выстрелил, и пуля пошла гулять на другой берег реки. Бывалый сержант, оказавшийся рядом, осведомился у доктора, уж не спятил ли он.
— Вы знаете, это вышло совсем нечаянно, — ответил смущенный доктор. — Я даже не думал стрелять. Не откажите в любезности, сударь, помогите мне вновь зарядить ружье.
Сержант, не ответив ни слова, умчался. Растерянный доктор схватился за патронташ, стараясь нащупать патрон, но в эту минуту послышался слабый голос:
— Позвольте мне, сэр, зарядить вам винтовку.
— Премного буду обязан, — ответил доктор, — дело все в том, что я не имею военного опыта. Вы очень любезны.
Тогда инвалид (из тех, что прибыли в форт с Газауэем) помог ему вновь зарядить винтовку, попутно поведав доктору, что это за штука такая — поставить курок на боевой взвод.
— Вы отлично мне все объяснили. Весьма вам обязан, — сказал Равенел и поспешил к палисадам, где слышался голос Колберна. Повстречав на валу раненого, он пытался его пристрелить, но, по счастью, затвор не сработал.
— Это — наши, — сказал ему Колберн. — А ну-ка, взведите курок. — И напоследок добавил: — Не трогайте спусковой крючок, пока нет врага.
Тут, громко вскричав: «За мной!», Колберн ринулся вниз к палисадам; за ним побежали два-три десятка бойцов, среди них был и доктор.
Выйдя в полумиле от форта из леса и широко развернувшись, штурмующая бригада южан повела наступление по ровному полю. Артиллерийский огонь не причинял ей больших потерь, но устрашающий визг стофунтовых снарядов заставлял атакующих прижиматься к земле или искать укрытия в разбросанных тут и там мелких строениях. И потому бригада южан пришла к форту не только чуть поредевшей, но, что было хуже, утратив в значительной мере в этом ночном наступлении и боевые порядки, и воинский дух; смешавшись, она растеклась вдоль рва в поисках входа в крепость. Вспышки во тьме говорили, что южане ведут ответный ружейный огонь по защитникам форта, и резкий посвист шрапнели и круглых пуль решался с хриплым жужжанием пули «минье». Время от времени раздавался яростный крик или смертный вопль — значит, пуля нашла свою жертву. Слышалась брань и команда офицеров-южан; они собирали отставших, строили их в штурмовые колонны и гнали на приступ. Смельчаки с ходу прыгали в ров и барахтались там в воде, не в силах взобраться по гладкой кирпичной стенке. Две-три сотни южан столпились поблизости от палисадов, ограждавших форт с севера, со стороны реки; одни залегли в ожидании приступа, другие вели огонь, а третьи, самые дерзкие, пытались тем временем разбить крепостные ворота.
Подбежав к палисаду, доктор просунул свою винтовку в одну из узких бойниц и тут же почувствовал, что кто-то крепко вцепился в нее с другой стороны палисада. «Эй, отпустите ружье!» — закричал он, не помышляя о том, что его просьбу могут и не уважить. «Сам отпусти, сукин сын!» — отвечал неизвестный противник, следуя, видимо, той же сомнительной логике. Негодующий Равенел, потянув ружье на себя, нажал спусковой крючок, грохнул выстрел — и ствол разорвало. Доктор так и не понял, убил он мятежника или только заставил того отпустить винтовку. Теперь он в тревоге ощупывал покореженный ствол, пытался пробить его шомполом, потом, поразмыслив, отбросил винтовку прочь. Озираясь в поисках новой, он приметил солдата с винтовкой, примостившегося в овражке, отлого сбегавшем к реке. Доктор решил, что боец или ранен, или залег в укрытии, спасаясь от пуль.
— Одолжите мне ненадолго ваше ружье, — попросил Равенел солдата. — Тот молчал; он был мертв. По близорукости, да еще без очков и к тому же впервые на поле сражения, доктор понял это не сразу и, лишь наклонившись, увидел, что шерстяная рубаха бойца вся залита кровью. Взяв ружье мертвеца, он снова пошел к палисаду, просунул винтовку в бойницу — в этот раз самый кончик дула — и выстрелил. Полетела щепа, и послышался вопль, породивший в душе доктора разнородные чувства: отчасти он был огорчен, но отчасти доволен. «Это тоже, в конце концов, хирургия», — подумал он про себя и, напрягшись и сосредоточившись, перезарядил винтовку. Вдруг доктора сильно шатнуло, словно кто-то повыше и посильнее его дернул его за плечо. Взявшись рукой за ворот, Равенел убедился, что пуля, уже на излете, пробив доску в палисаде, продырявила ему воротник. Более опасных отметин он в этом ночном бою не получил.
Между тем южанам приходилось все хуже. Разобщенные темнотой и ружейным огнем из крепости, оглушенные нескончаемым свистом и взрывами стофунтовых снарядов, утратив надежду форсировать ров или прорвать палисады, они совсем потеряли начальный порыв, прижались к земле, залегли за прибрежной насыпью, кое-где отступили; в общем, штурм был отбит. Еще полчаса, и мятежники отошли, бросая убитых и раненых; кое-где отдельные снайперы еще продолжали вести огонь из-за надежных укрытий.
— Мы побили, побили их! — закричал во весь голос Колберн. — Да здравствует старое знамя!
Бойцы подхватили радостный крик. Даже раненые и те, позабыв на минуту о ранах, пытались кричать «ура». Тут доктор вспомнил о дочери и пошел рассказать о победе. Она обняла его с радостью, но сразу же стала журить, что он так долго отсутствовал.
— Дорогая, прошло всего пять минут, — сказал ей уверенно доктор. В успешном бою время летит неприметно.
— В самом деле победа? — спросила она.
— Конечно, победа. Они поскакали в лес, как лягушки в болото. Кинулись в разные стороны, точно спешили на ярмарку. Уж не знаю, найдут ли они друг друга в лесу. Решительная победа. Я в жизни не был так счастлив.