послушно ждать от вас ответов. Просто знайте – это отталкивает людей. Они готовы на многое, прыгать в огонь и на мечи, но только когда понимают, ради чего это делают.
Кивнув, Морок снова улыбнулся уголками губ. Словно скупое солнце выглянуло в ненастный день:
– Хорошо, заключим соглашение. Я клянусь рассказать тебе всю правду, когда ты будешь к этому готов. Я сдержу обещание, и в твоих интересах постараться изо всех сил, – он направился в сторону люка, а затем обернулся. – Нет, ты не собачонка. Мне не нужен послушный пес.
Словно паук, Морок ловко вскарабкался по лестнице, а Эстев остался наедине с трупом вакшамари и раздирающими на части думами. Мгновение назад он был готов послать все к черту, и первым – вожака, а сейчас в нем снова разгорелся уголек упрямства, словно он и правда должен перетерпеть, постараться, и тогда… А что тогда? Неизвестно, словно белые пятна на карте, никаких догадок. Эстев некоторое время разглядывал экзотический труп, а затем поднялся наверх. Впереди было еще много работы на кухне.
Дождь все усиливался. Эстев колдовал над печкой, ему помогало несколько крепких парней и девок. Одна из них, Ири, невысокая и коренастая, была, пожалуй, сметливей всех. Почти не говорила, только тихо кивала и угукала, не боялась грязной работы и огня. Эстев отметил, что она хорошая помощница, стоило приписать ее к кухне.
День за работой пролетел быстро. К вечеру дождь усилился, ветер разбушевался, и вскоре все были озябшие, мокрые и голодные. Для погребальной церемонии собрались все, кроме караульных. Шелестели расхлестанные ветром тенты над могилами. Эстев отметил, что ям гораздо меньше, чем тел… Кому-то придется ютиться подвое и, кажется, никого из присутствующих это не смущало. Аринио прошелся вдоль ям, нараспев приговаривая:
– Все мы идем петляющей тропой, не ведая, что таит за собой каждый поворот. Никто из нас не знает, когда наступит конец, но каждый хочет с честью уйти с тропы и остаться в памяти. Мы не забудем, мы будем двигаться дальше, потому что все наши тропы сливаются в единый путь, конец которого мы видим очень четко. Впереди нас ждет имя человеческое. Мы отберем его у тех, кто привык относиться к нам, как к зверям, и больше никогда не позволим забрать у нас это: достоинство, свободу и уважение….
Его речь баюкала, сливаясь с шорохом дождя и барабанной дробью расхлестанных тентов. Уважение… Эстев задумался, уважал ли его кто-нибудь в той, прошлой жизни, относился ли кто-нибудь по-дружески? Заплакал бы кто-нибудь, погибни он? И вдруг понял, что нет. Он всегда был чучелом, посмешищем, пусть в чем-то и умелым, полезным семье. Никто бы не проронил по нему ни слезинки.
Аринио закончил речь. Крепкие парни взялись опускать тела в могилы. О каждом из убитых сказали несколько слов, кто-то расщедрился на целую речь. Морок молча наблюдал за процессом, словно темное надгробие.
Когда очередь дошла до Рихард, множество глаз сразу обратилось к Соле. Что ж, они близко общались, даже когда Эстев перестал работать на конюшне. Сглотнув, толстяк сделал несколько шагов вперед, посмотрел на восковое лицо бывшего товарища.
– Рихард был добрым парнем, хоть и треплом, – выдавил он из себя. – Душа компании, не умел долго держать зло. Я не знаю, во что он верил, и какие похоронные обычаи в Айгарде, но надеюсь, что он найдет мир и покой. Ан.
Последнее вырвалось помимо его воли. Священное слово “ан”, слово благодати и гармонии. На мгновение Эстев испугался, что люди вокруг разорвут его на части, но отовсюду стали раздаваться разрозненные “ан”, их подхватывал ветер и швырял прямо в сырые могилы. Рихард опустили на дно под разноголосый хор священного звука.
Когда последняя могила превратилась в холм, все отправились на поминки. Горячая похлебка с лепешками и бочки забористого пойла быстро превратили тризну в попойку. Кто-то нестройно голосил песни, щупал повизгивающих девок, кто-то стал еще смурней, чем прежде. Морок ел что-то, подозрительно напоминающее лист алоэ, прямо с острыми иголками. Бррр, ну и гадость! Эстев все пил и пил, пытаясь залить невеселые думы, и сам не понял, как упился до ватных ног, головы и языка. Осмотрев пьяную толпу, он увидел в отдалении Уну. Девушка не ушла, как велел ей Морок, сидела прямо на земле, в грязном насквозь промокшем платье, с опухшими от слез красными глазами и опрокидывала в себя кружку за кружкой, словно матрос. Кулак Эстева сжался сам собой. Как мог Морок так обидеть ее и как она может терпеть такое отношение? Пошатываясь, он дошел до нее и упал на землю рядом. Уна даже не взглянула, продолжив самозабвенно заливать нутро самогоном, словно сама хотела упиться до беспамятства.
– Брось ты этого Морока, – пробормотал Эстев, еле ворочая языком. – Он тебя унижает… Отталкивает, а ты достойна большего… Ты очень красивая… и смелая… ты могла бы выйти замуж, зажить счастливо…
Уна повернулась, сфокусировала на нем пьяные глаза.
– За кого? За тебя что ли? – и разразилась злым хохотом.
Неприятно, но Эстев ожидал подобного ответа.
– Может вы друг друга и стоите, – произнес он, не сводя с нее глаз. – Оба с упрямством отталкиваете тех, кто пытается быть добрым с вами, словно чего-то боитесь.
– Нихера ты обо мне не знаешь, – чуть мягче ответила Уна. – Не судьба мне быть честной женщиной. Я и крала, и убивала, и торговала телом, во мне не осталось ничего чистого. Не хочу быть благочестивой матроной и сдохнуть за пряжей в окружении внуков, – она пьяно вздохнула, налив себе полную кружку, а затем вдруг чокнулась с Эстевом. – И про Морока ты нихера не знаешь, кретин…
– Знаю достаточно, – Эстев сделал глоток. – Хладнокровный бесчувственный чурбан.
Уна пьяно хихикнула:
– Тогда я расскажу тебе сказку… – залпом осушив кружку, она продолжила. – В далеком городе жила-была девочка с семьей… Ну как городе… Скорей, большой сраной деревне вокруг замка, каких в Аделлюре дохрена. Мать ее умерла родами, оставив наедине с сестрами и отцом. Девочка мечтала сбежать из дома… Потому что отец свихнулся, как овдовел. Насиловал их с сестрами, и никто не мог сказать этой мрази слова поперек, ведь был он уважаемым человеком. Жрецом.
Эстев покрылся холодными мурашками. Уна устало облокотилась о бочку, сдаваясь на милость алкоголя. Мутные глаза уставились на столы с пьющими.
– Однажды он так сильно избил ее старшую сестру, что та умерла. Он сказал всем, что от болезни, и опять же, никто не посмел пойти против. А я испугалась, что стану следующей.
Уна забыла, что рассказывает сказку, да и Эстеву давно стало понятно, о ком эта страшная история.
– И тогда я взяла в охапку младших сестер и побежала, но он все равно догнал… нашел…
