Бекаури довели до дома на улице Шартрё. Выслушав сообщение, Лепарк колебался не больше двух секунд, потом отдал приказ:
– Берите.
Провокация, кажется, удалась.
* * *
На этот раз обошлось без стрельбы, но в квартире террорист оказался один. Войдя в комнату, Гумилев и Лепарк услышали зазвонивший телефон, застыли, переглядываясь, и посмотрели на арестованного. Тот криво ухмыльнулся.
– Инженер, – предположил Бартелеб, комиссар парижской Сюрте, командированный в Марсель по делу о покушении. – Черт!
Телефон звонил, техник улыбнулся уже широко. Николай Степанович вопросительно взглянул на французского разведчика, тот быстро кивнул, тогда жандарм снял трубку:
– Да, – произнес по-русски.
Трубку на другом конце бросили, Бекаури зло оскалил зубы. И тут же получил по ним ботинком Бартелеба, комиссар не собирался расшаркиваться перед бандитом. Гумилев поморщился, Лепарк кивнул снова.
* * *
В небольшом кафе на окраине Марселя Мельников не торопясь расплатился с хозяином, улыбнулся подавальщице и вышел на улицу. Бекаури он звонил только сам, отвечать тот должен был на французском, в конспирации нет мелочей. Следовательно, старого товарища можно было списывать со счетов. Где он допустил ошибку, выяснится потом, дом, в котором находилась радиоаппаратура для взрыва и адреса остальных боевиков, техник не знал, точки, где заложены мины, тоже, полиции он, даже если заговорит, в чем глава террористов сомневался, ничего толкового не расскажет. Он закурил и махнул рукой, подзывая такси.
* * *
Подпольщика привезли в форт Святого Николая спустя час, Лепарк немедленно убежал на допрос. Русского коллегу с собой не взял, пояснив:
– Возможно, нам придется повести себя невежливо.
Через три часа позволившего себе заснуть прямо в кресле Гумилева разбудил звук открывающейся двери.
– Он молчит, – констатировал вошедший в кабинет Лепарк.
Гумилев вопросительно посмотрел на француза, поднял руку и, не говоря ни слова, вяло пошевелил в воздухе пальцами.
– Все равно молчит, – уточнил, поняв жест, вошедший следом комиссар Сюрте. – Фанатик.
– У нас водятся, – согласился Николай Степанович.
– И как вы с ними работаете?
– По-разному, – вздохнул полковник. – Среди красных действительно встречались убежденные революционеры, выбить из которых показания было невозможно. Такие выносили месяцы жесточайших допросов и уходили на виселицу, не проронив ни слова о товарищах по подполью. Иногда их удавалось обмануть или переубедить, но времени на подобные трюки явно не имелось.
– Времени уже не остается, – озвучил невысказанную мысль Лепарк, упав в соседнее кресло. – Шах прибывает завтра. Барту и Инверфорс уже здесь.
– А вот если, – вступил в разговор Бартелеб, – воспользоваться плодами прогресса?
– Чем? – не понял разведчик.
– Вы слышали о допросе под наркозом?
– Нет. Что это?
– Что-то вроде наркотиков, инъекция скополамина. Метод, позволяющий, вопреки желанию человека, извлечь из него информацию. Врачи, применяя обезболивающее при родах, заметили, что женщины под наркозом рассказывают о себе и своих близких такое, чего никогда бы не сказали в обычном состоянии. Год назад один американский доктор опубликовал в английском «Журнале полицейской науки» статью под названием «Использование скополамина в криминологии». Вариант беспроигрышен, объект просто не вспомнит, что говорил.
– Что такое скополамин? – быстро спросил Гумилев.
– Скополамин. Наркотик без цвета, вкуса и запаха. Вызывает либо глубокий сон, либо бодрствование с отключением сознания, тут важна доза. Если с дозой угадали – в искусственно бессознательном состоянии человек отвечает на вопросы как малый ребенок, не пытаясь обмануть или схитрить.
– Я что-то такое слышал, – неуверенно произнес Андре. – Вроде суд не учитывает показания, полученные таким образом?
– Да, считается, что показания получены «в измененном состоянии сознания», а коль так, могут быть следствием психологического давления. Но нам ведь не надо в суд и мы не собираемся выдавливать из парня признание! Нам надо получить конкретные сведения, пусть хоть зацепку.
* * *
Бесцветные прозрачные кристаллы легко растворились в воде, врач добавил в шприц раствор хлористоводородной кислоты. Игла легко вошла в вену привязанного к кровати человека. Спустя полчаса зрачки Бекаури расширились, руки и ноги покраснели.
– Еще полчаса, – флегматично сказал медик, – потом он начнет бредить. Вопросы задавайте резко и конкретно, он не поймет сложных фраз.
* * *
– Итак, что мы имеем? – начал Лепарк, когда они вернулись в кабинет. – Где остальные боевики, нам все равно неизвестно.
– Зато мы знаем, что их еще семь человек, – вздохнул комиссар. – И знаем их планы, это уже что-то.
– Смотрим, – кивнул Андре. – Их было десять, одного прогнали в Париже, Горев убит, оставалось восемь. По маршруту кортежа заложены бомбы, сделанные Бекаури, сигнал на их подрыв даст по рации Инженер, при нем два боевика охраны. Еще четверо должны затесаться в толпу встречающих, и если взрыв не удастся, открыть огонь из пистолетов. Каждый имеет при себе два ствола – «наган» и «вальтер» и ручную гранату. Со стрелками ясно, но я не понял про «радиомины». Подрыв по радио – это вообще возможно?
– Надо исходить из того, что возможно, – покачал головой Гумилев. – Бекаури талантливый изобретатель, в боевке столько лет не просто так провел. Его прошлые «сюрпризы» срабатывали, саквояж с бомбой вы сами недавно видели в действии.
– Почему ваши «талантливые люди» не хотят конструировать мирные утюги? – буркнул Лепарк. – Нужно вырвать из него, где заложены эти чертовы мины.
– Не выйдет. Он будет спать десяток часов, а без наркотиков молчит.
– Допрос и без того удался, – кивнул, соглашаясь, Бартелеб. – Вообще-то, даже под лекарством поют не все и бессвязно. Бекаури оказался очень восприимчив к скополамину, нам удалось понять довольно много. Я так понимаю, было четыре квартиры. Та, где не удалось взять Горева, фактически почтовый ящик, туда приходили взрывчатка и прочие детали, через нее шла связь группы, но на ней никто не жил. Собственно, Медведь ее сворачивал, когда за ним пришли. Отсюда следует, что все материалы террористы получили, сигнал на проведение операции тоже, и явка стала не нужна.
– То есть, – перебил его Лепарк, – вы полагаете, что мины готовы?
– Я полагаю, что они не просто готовы, а уже заложены и ждут своего часа, – уточнил комиссар. – Дальше, есть квартира, где жил Бекаури. Почему он жил один?
– Потому что техник, – не раздумывая, ответил Гумилев. – Его квартира – мастерская бомб, он работал с взрывчаткой, это опасно. Бывало, что самодельные бомбы взрывались при изготовлении. На такой случай техник селится один и адресов основной группы не знает, если произойдет взрыв – его возьмут, но рассказать он ничего не сможет.
– Это обычная практика ваших террористов?
– Да.
– Хорошо, принимаем. Дальше, готовые снаряды и передатчик, приводящий их в действие, Бекаури передал минерам. Те установили заряды в просчитанных местах по пути следования, дать сигнал на подрыв должен Инженер. Выходит, техник им больше не нужен. Но по его словам, Мельников завтра рано утром должен телефонировать нашему арестованному адрес, где находится радиопередатчик, который приведет в действие мины. Последний явится туда, на случай неполадок с рацией.
– Инженер не позвонит, – вздохнул Лепарк. – Упустили.
– Мы установили номер, с которого прошел звонок. Кафе на окраине, клиента хозяин не запомнил, их там проходит много. Тут мы ничего не выловим. Но передатчик у Инженера, взрыву ничто не мешает и без Бекаури. Вопрос в том, где рация, ведь сигнал должен пойти в момент, когда кортеж будет проезжать заминированный участок.
– Любой дом по маршруту следования, – покачал головой разведчик. – Проверить все квартиры нереально.
– Тем более с Мельниковым двое боевиков в качестве охраны и, возможно, сигнальщиков, – добавил Николай Степанович. – Допустим вариант, что сам Инженер видит только дозорного, который даст отмашку взрыву.
– Так. Остаются стрелки. Они на четвертой квартире, выйдут только к проезду кортежа. И их адреса мы тоже не знаем.
– Может, их собьет сообщение об изменении пути следования? – предположил офицер Второго бюро.
– Не думаю, – откликнулся жандарм. – Если они нацелились на акцию, изменение маршрута их не смутит. Вы не понимаете, они готовы жертвовать жизнью ради успеха, они ведь верят, что операция проводится ради революционной идеи. И они точно будут в толпе встречающих, если мы не возьмем их раньше!
– Фанатики, – в очередной раз повторил Лепарк. – Как их искать? Да еще эти радиомины…
– Радио, радио, – задумчиво пробормотал Гумилев. – Радиосигнал на подрыв должен звучать на частоте 715 килогерц. Без него мины не взорвутся, так?
