Так, сказав о том, как понимают утопийцы добродетель и удовольствия, автор пишет далее: «Разбирать, правильна ли эта мысль или нет, нам не позволяет время, да и нет необходимости. Мы приняли на себя задачу рассказать об их устройствах, а не защищать их»[21].
Правда, далеко не всегда форма свободной беседы и рассказа об увиденном спасала от «схемы» и «системы» — «система» зачастую подавляла художественную форму и тогда утопия превращалась в трактат. Так получилось в «Городе Солнца» Т. Кампанеллы, где автор практически без каких-либо предварительных пояснений начинает разговор о главном, что его занимает — об устройстве Утопии, — и каждый вопрос Гостинника Мореходу звучит как заголовок новой части трактата. Но как бы то ни было, с самого начала в утопии велась борьба с «системой» и избранная утопистами форма подсказывала на первых порах решения.
В самое изображение Утопии старались внести элементы случайности, неуправляемости, хотя бы в последовательность изложения материала. Позднее утопия осложняется еще эффектом присутствия: герой-наблюдатель не рассказывает о том, что он когда-то видел и пережил, а как бы одновременно с читателем совершает экскурсию по неизвестной счастливой стране, и в этой экскурсии его непременно сопровождает некто, кто может ответить на все его недоумения, а в нужных случаях даже прочесть лекцию по тому или иному вопросу. Так в утопии появляется сюжет, пусть пока еще в виде экскурсии, и с ним стараются согласовать описание Утопии. Ф. Бэкон, например, приурочивает рассказ о семье обитателей Бенсалема к Празднику семьи, а изложение устава Соломонова дома — к приезду одного из его отцов.
И позднее утописты старались придать познавательным экскурсиям своих наблюдателей характер не заранее запланированной программы, а естественной случайности. Так, в «Красной звезде» А. Богданова герой чувствует недомогание, отправляется в лечебницу — следует осмотр ее и разговор о системе здравоохранения на Марсе, об отношении марсиан к смерти; герой пытается приобщиться к трудовой жизни Утопии, поступает на фабрику и это дает возможность описать по крайней мере одну из производственных систем в Утопии.
Подобная «игра в поддавки», когда автор явно создает самим сюжетом такие ситуации, чтобы рассказ о той или иной грани Утопии был бы как-то оправдан, можно наблюдать и в книгах У. Морриса, Э. Беллами, И. Ефремова.
Однако форма вопросов и ответов, завещанная ранними утопистами и помогавшая на первых порах побороть в утопии «систему», сохранить ее как «сказку», быстро исчерпала свои сюжетные возможности, обернулась неожиданно своей противоположностью, поскольку стала как раз проводником трактата (ответы легко превращались в лекции), и вместе с тем оказалась удивительно цепкой и живучей. Откройте любую утопию XIX в., и вы непременно найдете там экскурсанта-наблюдателя и экскурсовода, и основное содержание утопического произведения будет выражено в таких ответах и лекциях.
Весь роман Э. Беллами состоит из экскурсий в город и бесед Джулиана Веста с доктором Литом: беседы на экономические темы сопровождаются экскурсией в магазин, осмотр школ не обходится без лекций о воспитании и образовании и т. п. За этими лекциями сюжет почти полностью исчезает.
В романе У. Морриса «Вести ниоткуда» сюжет как будто прочнее, однако костяк его составляет поездка по Темзе в новой счастливой и солнечной Англии будущего, т. е. снова та же экскурсия, сопровождаемая беседой. Центральная часть книги, охватывающая несколько глав, — это беседа рассказчика со старым Хаммондом о самых разных сторонах жизни, быта, нравов утопийцев, а одна из глав так и называется — «Вопросы и ответы».
В «Красной звезде» А. Богданова тоже бросается в глаза обилие экскурсий и разговоров на экономические и тому подобные темы и каждый раз герой удивляется, недоумевает, спрашивает и получает ответы.
Даже Г. Уэллс при всей его изобретательности не может обойтись без экскурсоводов-толкователей; во всех его утопиях они присутствуют и, сменяя друг друга, исправно несут свою службу, разъясняя герою и читателю основные принципы Утопии. Особенно это показательно в самой светлой из его утопий «Люди как боги»; там эту роль при герое-наблюдателе последовательно исполняют Лев, Эльфред и мальчик Кристалл.
Герой мог претерпеть самые различные приключения по пути в Утопию, но как только он в нее попал, ему оставалось только наблюдать, спрашивать и удивляться. Увы, за многие годы, протекшие со времени создания классических утопий Т. Мора, Т. Кампанеллы и Ф. Бэкона, авторы утопических романов в этом плане не так уж далеко ушли от формулы Ф. Бэкона «спрашивать надлежит вам». Эту фразу произносит в его «Новой Атлантиде» управитель Дома чужестранцев, и так начинается знакомство путешественников с Утопией на острове Бенсалем. По сути дела с той же формулой мы встречаемся спустя ряд столетий в романе У. Морриса «Вести ниоткуда». Старый Хаммонд говорит рассказчику: «Спрашивайте меня, спрашивайте, о чем хотите, дорогой гость!»
Форма вопросов и ответов была ограничена прежде всего в сюжетных возможностях, поэтому утописты старались укрепить сюжет и активизировать героя. Среди классических утопий выделяется, пожалуй, в этом плане «Новая Атлантида» Ф. Бэкона. Правда, его путешественники остаются на острове Бенсалем по-прежнему наблюдателями, но автор ни на минуту о них не забывает, рассказывает, как они были приняты, как устроились, как сложилась их дальнейшая судьба. И позднее утописты старались нанизать познавательные экскурсии хотя бы на какое-то подобие сюжета, «закрученного» вокруг главного героя, в которого постепенно превращается традиционный наблюдатель из Утопии.
Далеко не всегда это вполне удавалось. Так, в романе Э. Беллами основная сюжетная линия — история любви Джулиана Веста — тонет в обилии экскурсий. Но вот Г. Уэллсу это превращение прежней описательной утопии в роман с действующим героем в центре и с прочным сюжетным стержнем удалось куда лучше. В его романе «Когда спящий проснется» внимание читателя занято не только обликом нового Лондона и образом жизни лондонцев будущего, не только новинками техники, но и судьбой Грехема, который в отличие от большинства его предшественников не ограничивается вопросами и недоумениями, а активно вмешивается в жизнь того мира, в котором он очутился, и оказывается вовлеченным в сложную борьбу. С его гибелью роман заканчивается.
Основу сюжета в романе «Люди как боги» составляет судьба мистера Барнстепла и небольшой разношерстной колонии землян, случайно попавших в Утопию. Все они тоже не просто наблюдают, но пытаются действовать, каждый в соответствия со своим пониманием случившегося. Активизация героя и прочный сюжет, естественно, в какой-то мере спасали утопию от описательности, но здесь выявилось одно существенное противоречие.
Пока герой оставался всего лишь наблюдателем, внимание автора целиком было отдано описанию Утопии, когда же он стал действительно протагонистом романа, Утопии пришлось потесниться. Волей-неволей писатель должен был локализовать действие вокруг героя, а это приводило к тому, что рассмотреть Утопию во всем ее великолепии уже не удавалось.
Так, в романе «Люди как боги» Г. Уэллса мистер Барнстепл «вдруг обнаруживает, что задает себе вопросы, на которые у него нет ответа, — об экономике Утопии, о любви утопийцев, об их борьбе»[22]. Правда, Г. Уэллс внушает читателю мысль, что ему важны не столько конкретные формы бытия Утопии, сколько уверенность в том, что «век Хаоса на Земле тоже в свое время изживет себя», и что нужно трудиться для торжества Утопии. Однако об этих конкретных формах ему поговорить все-таки хочется и, познакомив Барнстепла с мальчиком Кристаллом, Г. Уэллс постарался о многом рассказать — о системе воспитания в Утопии, о службе связи, о Пяти Принципах Свободы. И в этой части романа вновь чувствуется непреоборимая власть формулы «спрашивать надлежит вам», вновь побеждает описательность.
Чтобы освободиться от описательности, пришлось порвать с двумя традициями, которые, казалось, срослись с утопией настолько прочно, что без них утопию и представить было нельзя — нужно было отказаться от наблюдателя и от принципа «всеохватности».
Проблемы наблюдателя мы уже касались — он постепенно от наблюдений переходил к действию, а переселение Утопии в будущее неизбежно заставило в конце концов вовсе отказаться от него. Образ наблюдателя-рассказчика, как и путь в Утопию, подсказан был на первых порах романом путешествий: рассказчик отправлялся в морское плавание и рано или поздно приставал к зачарованному острову. Позднее, когда зачарованных островов поубавилось, а Утопия, благодаря идее прогресса, переселилась в будущее, такое путешествие стало проблемой куда более сложной.
