— Продолжайте же! — попросила она.
— Ах, да! — очнулся он от транса. — Оказывается, у Джорджа, перед тем как ему уехать из Ист Гилиэда, была… Он говорит, было взаимопонимание, а как мне представляется, самая что ни на есть обычная помолвка с этой мисс. До чего ж пошлая фамилия!
— Кошмарная просто. Я непременно сменила бы!
— Потом Джордж, унаследовав деньги, укатил в Нью-Йорк и напрочь забыл про девицу.
— Но она про него не забыла?
— Очевидно, нет. Мне она рисуется эдакой жалкой серенькой мышкой — ну, знаете, каковы эти провинциалки, без малейшего шанса заиметь другого мужа. Вот она и вцепилась в этот свой единственный вариант. Наверное, считает, что, явившись сюда в такой день, вынудит Джорджа жениться на ней!
— Но вы не допустите?
— Вот именно.
— О, вы просто изумительны!
— Очень любезно с вашей стороны, что вы так считаете, — Хамилтон одернул жилет.
— Как же вы все урегулировали?
— Видите ли, главная трудность та, что помолвку порвал сам Джордж. Итак, когда приедет мисс Стаббс, я хочу, чтобы она прогнала Джорджа по собственной воле.
— Как же вы этого добьетесь?
— Очень просто. Принимаем как само собой разумеющееся, что девица эта — чистоплюйка. Исходя из этого я сочинил маленькую драму, в результате которой Джордж предстанет перед ней завзятым ловеласом.
— Это Джордж-то!
— Она будет потрясена. В ней зародится отвращение, и она тут же порвет с ним.
— Ясно. И вы сами все это придумали?
— Целиком и полностью!
— Для одного человека у вас слишком много ума. Хамилтону показалось, что настал момент высказаться откровенно, без уверток и виляния. Открыть в самых отточенных фразах любовь, которая разрастается в его сердце, точно дрожжи, с той самой минуты, как он извлек пылинку из глаза этой девушки на ступеньках дома № 16 (79-й стрит). И был уже готов приступить, когда мадам Юлали взглянула мимо него и приятно рассмеялась:
— А вот и Джордж Финч!
Вполне понятно, раздраженный Хамилтон обернулся. Всякий раз, как он предпринимал попытку заговорить о своей любви, возникала какая-то помеха. Вчера этот тошнотворный Чарли в телефоне, а теперь вот — Джордж. Тот стоял в дверях, раскрасневшись, будто от быстрой ходьбы, и смотрел на девушку взглядом, возмутившим Хамилтона. Выражая свое возмущение, он резко кашлянул.
Но Джордж и внимания не обратил, по-прежнему не отрывая взгляда от прекрасной хиромантки.
— Ну как ты, Джорджи? Такую занимательную историю перебил.
— Мэй! — Джордж сунул палец за воротничок, будто бы пытаясь ослабить удушье. — Мэй! А я… я только что ездил на станцию встречать тебя.
— Я на машине приехала.
— Мэй?! — воскликнул Хамилтон. Страшный свет истины открылся ему.
Мадам Юлали быстро повернулась к нему.
— Да. Та самая жалкая, серенькая мышка.
— Совсем не жалкая и не серенькая! — Думать сейчас Хамилтону было не под силу и сконцентрировался он лишь на одном неоспоримом факте.
— Была, когда Джордж знал меня.
— И зовут вас Юлали…
— Это мое профессиональное имя. Разве мы с вами не согласились, что имя «Мэй» и фамилия «Стаббс» всякому захочется поменять как можно быстрее?
— Неужели вы действительно Мэй Стаббс?
— Да.
Хамилтон закусил губу и холодным взглядом окинул своего друга.
— Поздравляю тебя, Джордж. Ты помолвлен с двумя самыми хорошенькими девушками, каких я видел.
— Как мило, Джимми, с твоей стороны, — заметила мадам Юлали.
Лицо Джорджа конвульсивно исказилось.
— Мэй, честно!.. Имей же сердце! Ты ведь не считаешь всерьез, что я с тобой действительно помолвлен?
— А что?
— Но… но… я считал, ты и думать про меня забыла.
— Что! После всех твоих красивых писем?
— Юношеский роман! — пускал пузыри Джордж.
— Неужто?
— Но, Мэй!..
У Хамилтона, слушавшего этот обмен репликами, температура быстро ползла вверх, лихорадочно колотилось сердце. Никто не скатывается к первобытному состоянию, воспламенившись огнем любви, быстрее человека, проведшего всю жизнь в прохладных эмпиреях интеллекта. Двадцать с лишним лет Хамилтон полагал, что он выше примитивных страстей, но когда любовь захватила его, то захватила накрепко. И теперь, при разговоре этих двоих, его пронзила такая ревность, что он не в силах был молчать. Хамилтон Би-миш, мыслитель, прекратил свое существование, и на его место встал Хамилтон Бимиш, потомок предков, улаживавших свои любовные дела с помощью крепкой дубинки. Видя соперника, они не тратили время впустую, а обрушивались на него, будто тонна кирпича, изо всех сил стараясь откусить ему голову. Если б сейчас нарядить Хамилтона в медвежью шкуру и снять с него очки, то вот он, доисторический человек, перед вами!
— Эй! — окликнул Хамилтон.
— Мэй, ты же знаешь, что не любишь меня…
— Эй! — неприятным, злобным голосом опять окликнул их Хамилтон.
И пала тишина.
Пещерный человек поправил очки, буравя ядовитым взглядом былого друга. Пальцы у него подергивались, ища дубинку.
— Слушай, ты! Да гляди, не ошибись! Завязывай с этой своей трепотней. Она — тебя — не — любит. Доехало? А то подойду сейчас да как вмажу по сопелке! Я ее люблю, ясно? И замуж она выйдет за меня! Просек? За-ме-ня. Если хочешь что сказать, скорее извещай своих друзей, где тебя похоронить. Любит она его, ишь, выдумал! Размечтался! Меня она любит. Просек? Меня! И точка!
И скрестив руки, мыслитель приостановился в ожидании ответа.
Ответ последовал не сразу. Джордж, не привыкший к примитивным взрывам страстей, ошарашенно застыл на месте, проглотив язык, так что держать речь выпало на долю мадам Юлали.
— Джимми! — слабо пискнула она.
Хамилтон властно, по-хозяйски обнял ее и поцеловал одиннадцать раз.
— Вот так! — заключил он.
— Да, Джимми…
— Ты любишь только меня!
— Да, Джимми.
— И завтра же поженимся!
— Да, Джимми.
— Ну, тогда все нормально! — заключил Хамилтон. Джордж очнулся, точно заводная игрушка.
— Хамилтон! Дружище! Поздравляю тебя!
— Спасибо, спасибо.
Говорил Хамилтон ошеломленно и недоуменно помаргивал. Фермент начал угасать, и Бимиш, пещерный человек, быстро уступал место Бимишу, автору брошюр. В уме его смутно забрезжило, что высказывался он жарковато, пуская в ход словечки, какими вообще-то изъясняться бы не стал. Но тут он поймал взгляд Юлали, устремленный на него, и все угрызения совести и всякая неловкость растаяли.
— Спасибо! — еще раз поблагодарил он.
— Мэй — чудесная девушка! — заверил Джордж. — Вы будете очень счастливы. Уж я-то ее знаю. Как ты всегда умела сочувствовать мне!
— Правда?
— Безусловно. Разве ты не помнишь, что все свои неприятности я нес к тебе, и мы сидели вдвоем на диванчике перед каминным огнем в твоей гостиной?
— И всегда боялись, что кто-то подслушивает у двери.
— Если и подслушивали, все равно ничего бы не услышали.
— Эй! — резко вклинился Хамилтон.
— То были счастливые дни… — вздохнула она.
— А помнишь, как твой маленький братишка дразнил меня? Апрельский ливень!
— Вон как! — фыркнул Бимиш. — Это еще почему?
— Потому что я всегда приносил Мэй цветы.
— Ну, хватит! — оборвал их Хамилтон. — Хотелось бы напомнить тебе, Финч, что эта леди помолвлена со мной.
— Конечно, конечно.
— Попрошу и впредь не забывать! А впоследствии, когда станешь заходить к нам, чтобы разделить с нами трапезу, уж постарайся обходиться без воспоминаний о старых добрых днях! Понял?
— О, вполне!
— Тогда мы уезжаем. Мэй нужно вернуться в Нью-Йорк, я еду с ней. Придется поискать другого шафера. И тебе очень повезло, что венчание вообще состоится. До свидания, Джордж. Пойдем, моя дорогая.
Двухместный автомобильчик уже катился по подъездной дороге, когда Хамилтон хлопнул себя полбу.
— Надо же! Совсем из головы вон!
— Что ты забыл, Джимми, дорогой?
— Кое-что надо было сказать Джорджу. Подожди меня здесь…
— Джордж, — возвращаясь в холл, начал Хамилтон, — я только что вспомнил. Позови Ферриса и вели ему оставаться в комнате со свадебными подарками. Пусть не уходит оттуда ни на минуту. Небезопасно, что валяются они вот так, без присмотра. Тебе следовало бы нанять детектива.
— Мы и хотели, но мистер Уоддингтон так настаивал, что миссис Уоддингтон отмела эту идею. Пойду и немедленно скажу Феррису.
— Да, пожалуйста.
Хамилтон вышел на лужайку и, приблизясь к рододендронам, тихонько посвистел.
— Ну, что еще? — высунула голову Фанни.
— Ах, вот вы где!
— Да, тут! Когда начнется шоу?
— Оно не начнется, — сказал Хамилтон. — События повернулись так, что наша маленькая комедия стала ненужной. Так что можете возвращаться домой к мужу, как только пожелаете.
