спасен от смерти один из крупнейших духовных представителей тогдашнего еврейства. Только с уходом французских и немецких крестоносцев на Восток евреи вздохнули свободнее: скрывавшиеся в замках и крепостях стали выходить из своих убежищ, а насильно окрещенные возвращались к прежней вере (август 1147).
§ 35. Последствия крестовых походов во Франции. Гонения при Филиппе-Августе
Смута крестовых походов застигла евреев Франции в ту эпоху, когда в этой стране упрочился большой культурный центр диаспоры. Евреи были двигателями промышленности и торговли, владели обширными поместьями, имели много домов в Париже и провинциальных городах. Их общины были совершенно автономны. Стоявший во главе каждой общины староста (prevöt) избирался ее членами и утверждался в должности королем или феодальным бароном, которому принадлежал данный город. Староста заботился об охране корпоративных прав общины и об исполнении ее обязанностей по отношению к властям, а раввин регулировал духовную жизнь. Раввины и ученые не избегали знакомства с представителями христианского духовенства и часто, по обычаю того времени, вели с ними религиозные диспуты. Во время таких прений еврейские ученые держали себя свободно; отражая нападки на иудаизм, они часто переходили в наступление и остроумно оспаривали главнейшие основы христологии.
Общий переворот, произведенный крестовыми походами в социальной и духовной жизни народов Средней Европы, отразился и в жизни французских евреев. Сношения между Европой и Азией участились и вовлекали массу христианских купцов в торговлю с Востоком, вытесняя оттуда евреев, пионеров международной торговли. В самой Европе, по мере развития городской жизни, число купцов-христиан росло за счет евреев, которые все более оттеснялись в область мелкого торга и денежных операций. Евреи вынуждены были заниматься, особенно в Северной Франции, тем промыслом, который церковными законами запрещался христианам, а именно ссудой денег на проценты[18]. Это нередко служило поводом к опасным столкновениям между должниками и заимодавцами и впоследствии причинило неисчислимые бедствия евреям. Мы уже видели, что во время второго крестового похода велась сильная агитация против евреев на почве их кредитных операций, и даже Бернард Клервосский называл ростовщиков-христиан «крещеными евреями». При короле Людовике VII (1137-1180), который слыл покровителем евреев, эта агитация еще не привела к особым репрессиям. Освобождение крестоносцев второго похода от уплаты процентов по займам было общей мерой, которая вытекала из папской буллы и задевала также интересы кредиторов-христиан, поскольку те пренебрегали церковными запретами. Но при преемниках Людовика VII вторжение власти в хозяйственную жизнь евреев возводится уже в систему и социальное их положение быстро ухудшается.
В основе юдофобии той эпохи преобладали, конечно, религиозные мотивы, которые тогда давали окраску всем общественным отношениям. Возбуждение умов, вызванное крестовыми походами, и страстный религиозный фанатизм, обуявший целые слои христианского населения, поставили евреев на вулканическую почву. Евреи должны были постоянно трепетать, каждый взрыв религиозных страстей мог принести им гибель и разорение. Народное суеверие питалось нелепыми слухами, выставлявшими евреев в самом чудовищном виде. В это именно время впервые распространилось в Европе лживое и возмутительное обвинение, которое с тех пор сделалось одним из страшнейших орудий в руках врагов еврейского народа. Подобно тому как древние римляне во время империи придумали против первых христиан обвинение в тайном убиении язычников для употребления их крови при обряде причастия, так и теперь потомки христиан стали подозревать евреев в подобном преступлении. Темная молва гласила, будто евреи тайно убивают христиан, особенно перед праздником Пасхи, и повторяют над убитым акт распятия Христа. (Позже к этому прибавилась легенда об употреблении евреями христианской крови при пасхальной трапезе.) Психологической основой таких обвинений служила потребность толпы, опьяненной кровавыми подвигами крестоносцев, оправдать эти злодейства и выставлять их как справедливое возмездие за будто бы учиненные евреями преступления.
1171 год является в Европе эрой «кровавого обвинения», извращающего ум и совесть темных христианских масс вплоть до наших дней[19]. В то время в разных местах Франции стали распространяться слухи о найденных трупах христиан, замученных будто бы евреями. Говорили, что тело одного из таких мнимых мучеников, погребенное при одной из парижских церквей, явило много чудес. На этой почве суеверных легенд выросла страшная трагедия 1171 года. В городе Блуа (Blois) слуга местного градоначальника пошел однажды вечером к реке Луаре, чтобы напоить коня. Встретив на берегу впотьмах еврея с полосой белой кожи в руках, всадник испугался, а конь от испуга тоже отскочил. Суеверный слуга явился к своему господину и рассказал, что видел, как неизвестный еврей бросил в реку труп христианского мальчика. Начальник города донес об этом областному графу Теобальду, или Тибо, из Шампани. Граф повелел заключить в тюрьму всех членов местной еврейской общины. Осталась на свободе только еврейка Пульцелина, к которой граф издавна чувствовал особое расположение. Эта умная и энергичная женщина пустила в ход все средства, чтобы спасти своих неповинных соплеменников. Граф, убедившись, вероятно, во вздорности обвинения, готов был получить с евреев большой выкуп и выпустить их на волю, о чем уже вступил в переговоры с одним из членов общины, но близкий к графу фанатический священник уговорил его строже расследовать дело. Следователи прибегли к обычному способу тогдашнего судопроизводства — испытанию водой. Обвинителя-слугу бросили в реку в лодке, наполненной «святой водою», и, когда лодка не утонула, обвинение было признано доказанным. Заключенных евреев перевели в деревянную башню, возле которой разложили громадный костер. На предложение креститься и тем получить помилование они ответили отказом. Их бросили в костер и сожгли (25 мая — 20 Сивана 1171). Евреи умерли мужественно, распевая синагогальный гимн «Олейну», этот гордый вызов язычеству. Всех мучеников в Блуа было тридцать восемь, в том числе и Пульцелина. Это происшествие произвело на всех французских евреев потрясающее впечатление. Раввин Яков Там установил в память мучеников ежегодный пост в день 20 Сивана, и пост этот еще долго соблюдался в общинах Франции и прирейнских областей. Современный летописец рассказывает, что представители еврейской общины в Париже явились к королю Людовику VII с жалобой на злодеяние в Блуа. Король выразил депутатам свое сожаление и заявил им, что в своих собственных владениях не допустит, чтобы по поводу каждого найденного трупа христианина искали виновных среди евреев, ибо сам он не верит народной молве. Король разослал своим чиновникам приказ охранять жизнь и имущество евреев в подобных случаях.
Через девять лет после трагедии в Блуа Людовика VII сменил на престоле юный Филипп II Август (1180-1223), отношение которого к евреям было совершенно иное. В детстве Филипп наслышался от своих воспитателей и товарищей о приписываемых евреям преступлениях. Он знал страшные сказки о том,
