Грустная Людмила достала письмо и стала читать его вслух. Михаил слушал, о чём пишет Валентина, и ел без всякого аппетита. Закончив читать, Людмила низко склонила голову и дрожащим голосом произнесла:
– Прям, не знаю, что и делать?
– Тут и знать нечего, езжай к ним, проведай! – моментально выпалил Михаил.
– Да ну, Миш, сколько ж денег на дорогу надо, да и как я Светку с тобой оставлю, она же без моего присмотра не сможет.
– Ты её с собой возьми. Пусть раз в жизни на свою бабку посмотрит и сестёр двоюродных увидит, – размахивая вилкой, сказал Михаил.
Светлана закричала:
– Мама, я хочу с тобой на поезде к бабушке!
– Ладно, не выдумывайте, давайте я вам лучше ещё котлеток подложу.
Светланка затопала ногами:
– Мама, поедем к тёте Вале!
Михаил произнёс своё веское слово:
– Езжайте вместе.
– Как же ты один, без нас, целую неделю жить будешь? – не поднимая опущенной головы, спросила Людмила.
– Мне не привыкать. Проживу. Не маленький.
«Когда же это он успел привыкнуть? – подумала Людмила. – До женитьбы жил с родителями. За одиннадцать лет, прожитых вместе, ни на один день никогда не расставались, если не считать родильного дома, в котором она пробыла как раз неделю. Да и то видела его под окнами каждый день, и жил он тогда у матери».
Людмила подняла грустное лицо, посмотрела на своих домочадцев:
– Ну что ж. Если вы так настаиваете, – и спросила у дочери: – Когда у тебя каникулы начинаются?
– Через два дня, мам! – почти закричала от радости дочь.
– Ладно, схожу завтра на станцию, узнаю, когда поезд, ведь и билетов может не быть.
– Ты сегодня сходи, ещё успеешь, касса допоздна работает, – посоветовал Михаил.
– И то правда, – снова тяжко вздохнула довольная собой Людмила, взяв уже заранее приготовленные свой паспорт и свидетельство о рождении дочери, поспешила на станцию. После её ухода Михаил щёлкнул пальцами, вот только что вслух не сказал: «Ловко я её спровадил».
Половину следующего дня Людмила моталась по магазинам, приобретая подарки. На одежде решила не зацикливаться. Потому как размеров своих племянниц она не знала, взяла обеим духи не дешевые и не дорогие, в общем, для девок – малолеток в самый раз. Валентине она купила то, о чём сама мечтала, но позволить пока себе не могла и откладывала на потом, на когда-нибудь – австрийский утюг в прозрачном корпусе. За маминым подарком пришлось идти в аптеку, там уже давно Людмила заприметила огромную электрическую грелку, по форме как валенок, сразу для согрева обеих ног. В дорогу приготовила традиционные блюда: сварила курицу и нажарила пирогов с повидлом. Ехать-то всего восемнадцать часов. Будем чай пить с пирогами да в окно глядеть.
Михаил в день отъезда отпросился с работы, там препятствовать не стали, отнеслись с пониманием, проводить жену – святое дело. Почти всю предыдущую ночь и всё утро он выслушивал инструктаж, где что лежит, чего есть и пить, а чего не пить, кого в дом не пускать и во сколько ложиться спать. Три свежих рубашки на смену она повесила на видное место. Михаил запротестовал – зачем три, у меня одна рубаха от бани до бани. На неделю едете, а как будто на полгода смотаться решили.
Спорить с Людмилой было бесполезно, и Михаил на её наставления только кивал и с нетерпением ждал, когда же они сядут в поезд. Большого загула он, конечно, не планировал, но расслабуху себе учинить хотел. Но недооценил он жену. Людмила предупредила соседскую бабку держать мужа под контролем, навещать их дом два раза за вечер и Мишке сказала, только попробуй не открыть ей дверь. А вот когда в поезд садилась, испытала какое-то новое чувство, глянула на мужа и слёзы заблестели на её глазах.
Всё, кажется, предусмотрела Людмила перед отъездом, одного не учла: не заглянула в сумку дочери, а там – альбом для рисования, ещё в прошлом году весь изрисованный, в нём три пятёрки учительницей поставлены. Ясное дело – хвалиться своими оценками решила. Дневник вот с тройками не взяла Кроме альбома в сумке у дочери Людмила обнаружила пластилин, шашки и игрушки, замусоленные, ещё те, которые с детского сада остались, вот досада, выбросить жалко и везти стыдно, что сестра скажет? Зачем хлама навезли?
– Отшлёпала бы тебя, Светка, за это, да в поезде как-то стыдно, вот вернёмся домой, будут тебе тумаки. Придется, наверное, твою сумку на вокзале сдать в камеру хранения, чтоб не позориться.
– Ладно, мама, сдадим, – согласилась с ней дочь.
– Сдадим, сдадим, это ведь денег стоит, забесплатно её никто не возьмёт. Ну, ничего, будешь у меня за это без мороженого.
Они ехали и пили чай с пирожками, смотрели в окно. Людмила представляла себе, как завтра она пройдёт по своей улице, увидит соседей, конечно, узнает всех, навестит подруг. Представила себе встречу с мамой, и как с сестрой они лягут спать вместе на большую кровать и будут разговаривать с ней почти до рассвета. От этих представлений становилось у неё на душе тепло и уютно. К их чаепитию присоединились соседи с верхних полок, стали знакомиться и разговорились. Оказалось, супружеская пара ехала от сына из войсковой части. Проведывали сына, тот отслужил полгода, домой писал, что у него всё хорошо, но вот неделю назад приснился матери страшный сон, будто война идёт, лежит её Серёженька раненый и смеётся, красная кровь по погонам течёт. Проснулась она – и к соседке, та сны всегда всем разгадывала. Истолковала она так: если кровь на обоих плечах, значит, худо ему, домой он к родным просится – последний раз на мать с отцом посмотреть, а если ещё смеётся, то, пожалуй, не видать вам больше его. Прибежала мать домой и мужу говорит:
– Ты как хочешь, а я к нему еду.
Муж поддержал её, так как знал, что материнское сердце вещун, и сам собрался с ней. Приехали они в часть и сразу к командиру, за грудки его схватили – почему он их не известил о гибели сына?! Мать глаза ему готова была выцарапать. Командир кое-как отбился от них, попросил успокоиться, рассказать всё толком. Выслушав их, позвонил он в казарму и вызвал прапорщика.
– Сейчас придёт его непосредственный командир и расскажет, как погиб ваш сын, он был всему свидетель, – а сам сел за стол и закрыл лицо руками, у самого плечи вздрагивают. – Действительно, – говорит, – материнское сердце не проведёшь.
– Постучали в дверь, вошёл прапорщик, мужик лет сорока, подтянутый такой, и доложил:
– Прапорщик Пасько по вашему приказанию прибыл.
Командир так сурово глянул на него:
– Доложите, прапорщик, что произошло в прошлое воскресенье с рядовым Даниловым.
– А прапорщик сделал каменное лицо и говорит:
– Рядовому Данилову было присвоено звание ефрейтор.
– Где сейчас ефрейтор Данилов? – спросил командир.
– Дневальный в казарме у тумбочки.
– Так вот, Пасько, помоги его родителям устроиться в гостиницу, а ефрейтору Данилову дай увольнение в город на двое суток.
Что там в кабинете у командира было! Родители Данилова чуть со стыда не сгорели, со слезами просили прощения и обещали ему такое устроить соседке за разгаданный сон, что она навсегда забудет, как мозги людям запудривать.
С сыном они встретились и жили с ним в гостинице два дня. Прапорщик им сон истолковал по-своему: если кровь на плечах, значит, ему на погон соплю повесили, лычку значит.
Людмила не знала, смеяться ей, сочувствовать им или удивляться. Какие только оказии с людьми не случаются! Чаепитие ещё не закончилось, как на очередной станции в вагон вошла цыганка с огромной сумкой и пуховыми шалями через руку. Идя по проходу, она предлагала купить у неё недорого качественный товар: паутинки, платки и шали из козьего пуха. Никто из пассажиров не изъявлял желания даже смотреть на разрекламированные изделия коробейницы. Цыганка, по-видимому, потеряв всякую надежду на успех коммерческой операции, решила действовать более напористо. Она поставила сумку как раз в проходе, где были места Людмилы с дочерью, и стала расстилать перед ними шали, приговаривая: «Смотрите, девочки, какая красота, возьмите, если хоть не себе, так кому-нибудь на подарок». Самую большую шаль она накинула на Светланину сумку, а сама стала трясти тонкой белой паутинкой, доказывая всем, что это чистейший козий пух, который свободно проходит через обручальное кольцо, и она была готова поклясться своими детьми, что это действительно так. Людмила покупать ничего не собиралась и соседка тоже. Они сказали цыганке, что зима кончилась, пора думать о летней одежде. Цыганка тяжко вздохнула и стала собирать товар в свой баул и вместе с большой шалью прихватила незаметно для окружающих Светланину сумку с замусоленными игрушками, альбомом с единственными тремя пятёрками, шашками и пластилином. Больше нигде не задерживаясь, поспешила на выход. Сумку хватились часа через два, когда Светлана предложила соседям сыграть с ней в шашки. Бегать за цыганкой по вагонам не было смысла, она наверняка орудовала уже в другом поезде. Сначала все негодовали и возмущались, почти каждый проверил свой багаж и карманы. И, облегчённо вздохнув, с сочувствием говорили:
