Черные видения{41}
К выдуманной возлюбленной[62] I
Ты спишь, отшельник, в траурных темнотахПодвижничеств, под белой пеленою,И пряди, тронутые тленьем ночи,Ввиваются во впадины глазниц.
Как отпечатки мертвых поцелуев,Легли на губы темные провалы;Виски белеют сыростью подземной,И черви вкруг тебя заводят хоровод.
Они врастают хоботками в мясо,Как остриями лекарских иголок,Тебе не встать, не выгнать их из гроба,Ты обречен страдать, не шевелясь.
Вращается над черною зимоюЗаупокойным колоколом небо,И душит тяжкой гущей снегопадаТебя и всех, кто стонет во гробах.
II
Вокруг стоят, как желтые пожары,Ночные форумы огромных городов,И, сотрясая факелами темень,Из ста ворот смерть гонит мертвых в ночь.
Клубясь, как дымы,[63] и шумя, как пчелы,С тоской они в колючие поляЛетят и оседают на распутьях,Бездомные в бескрайней черноте.
Их взбрасывает ветром на сухиеДеревья, и они вперяются во мрак,Но им возврата нет. В пустых просторахИх мечет буря, как усталых птиц.
Заснуть, заснуть! Где город для умерших?И вот в закатном пламени встаетЗагробный мир, безмолвные причалы,Тень черных парусов, ладья к ладье,
Вдоль долгих улиц черные знаменаМеж вымерших домов, и белый гнетПустых небес, проклятых и забытых,Где вечен гул глухих колоколов.
Над темными потоками громадыМостов бросают выгнутую тень,И душным пламенем багровых ароматовСгорает воздух над большой водой.
Как стрелы, в город врезались каналы,Колыша мягких лилий бахрому.На гнутых лодочных носах в фонарном свете,Как исполины, высятся гребцы,
Венчаемые золотою грезойЗаката, темным самоцветом глазВзирающие в выцветшее небо,Где месяц всходит в зелень, как на луг.
Покойники, на голых сучьях корчась,Не сводят взоров с вожделенных царств,Зовущих в мягкий сон под бахромоюВечерним пурпуром колышимых небес.
Тогда навстречу им Гермес-водительКометой голубой пронзает ночь,И глуби сотрясаются от хораПокойников, взвивающихся вслед.
Они текут к обетованным градам,Где золотые ветры веют в вечер,И где их ждет ласкающим лобзаньемПодземных врат лиловый аметист.[64]
И города приемлют мертвецовВ серебряную роскошь полнолунийТех быстрых летних полночей, в которыхУже взбухает розами восток.
III
Их сонмы веют над твоею чернойГробницей, как приветный вешний ветер,И нежно стонут соловьиным стономНад восковой иссохшей головой.
Они приносят в шелковых ладоняхТебе приветы от моих мучений,И смерть твою лелеют, как голубки,Лобзаньем алым вкруг костлявых ног.
Они влагают каменные слезыМоих страстей в твои пустые рукиИ, факельными зыбля пламенами,Нависшую отпугивают ночь.
Они склоняют над холодным теломАмфоры, полные душистого елея,И звездным облаком у врат небесныхВстают, чернеясь, волосы твои.
Они тебе воздвигнут пирамиду,Чтоб черный гроб твой на ее вершинеЯвил тебя неистовому солнцу,Чей луч в твоей крови — как темное вино.
IV
И солнце низлетает, как орел,К тебе на темя, озарясь цветами,И увлажняют солнцевы устаПотоком слез и грез твой белый саван.
Ты вырываешь солнце из грудиИ напоказ несешь его по храму,И до предельных берегов небесОгнем встает твоя большая слава —
Вскипает валом в море мертвецов,И вкруг столпа твоей взнесенной башниПлывут, взметая пену, корабли,Чьи песни — как закатный блеск над морем.
И все, что я шептал тебе в мечтах,Из уст священников прогрянет трубным гулом,И стоном с темных берегов восстонутИ черный мак и жалобный тростник.
V
Смятенный месяц из немого неба,Как самоцвет, сияющий из недр,Влюбленно льется меж твоих волос,Над томными замедлив городами,
И мертвецы выходят из могил,Вокруг тебя сплетая хороводы,И розовыми светами лучатсяСквозь воздух, как сквозь темное стекло.
VI
Ты всех ведешь в таинственные страны,И я — тебе вослед, о скорбный образ,Не выпуская выцветшую руку,Всю в лилиях лобзаний этих уст.
И вечность перельется через ободНебес и через мертвые просторы,И длинной тенью полетит на запад,[65]Где встал стеною вечный горизонт.
A.B. Маркин. О книге "Вечный день"
Публикации единственного прижизненного сборника стихотворений Георга Гейма "Вечный день" предшествовало его участие в собраниях "Нового клуба" (Der neue Club) — студенческого кружка, состоявшего из учащихся берлинского университета, недовольных политической и культурной ситуацией, сложившейся в кайзеровской Германии. Гейм стал посещать этот кружок в начале 1910 г. Каждую среду члены Нового клуба собирались в казино «Ноллендорф», а с июня 1910 г. клуб стал проводить открытые заседания в различных берлинских кафе. Там члены клуба вели дебаты на политические, философские и литературные темы, зачитывали и обсуждали свои произведения. Эти собрания дополнялись театральными миниатюрами — специально приглашенные актеры и музыканты исполняли новых авторов. Со сцены читали также произведения Ницше и отрывки из драм Ведекинда.
Подобные открытые собрания Нового клуба получили название "Неопатетическое кабаре".[66] Со временем они стали излюбленным местом встречи берлинской богемы. С конца 1910 г. по апрель 1912 г. "Неопатетическое кабаре" играло заметную роль в культурной жизни Берлина. (Всего прошло девять таких вечеров.) Отклики и отчеты о вечерах «неопатетиков» появлялись на страницах столичной прессы. Среди участников «кабаре» были многие из тех, кто в ближайшее время определил развитие литературного экспрессионизма — поэты Готфрид Бенн, Эльза Ласкер-Шюлер, Якоб ван Годдис, Минона, писатель и искусствовед Карл Эйнштейн. Сюда же в поисках новых имен приходили владельцы издательств и редакторы авангардных литературных журналов. Одним из посетителей "Неопатетического кабаре" был, к примеру, известный венский сатирик-публицист и издатель Карл Краус.
6 июля 1910 г. на одном из вечеров "Неопатетического кабаре" Георг Гейм впервые прочитал несколько своих стихотворений, вошедших затем в его первую книгу. Среди них были «Тучи», "Спящий в лесу", "Берлин II" и «Успокоение». Настроение стихов и их необычайная образность произвели сильное впечатление на тех немногих, кто смог дослушать поэта: к концу выступления Гейма в зале оставалось лишь несколько человек.[67] Причиной тому было его сбивчивое, запинающееся чтение. Правда, некоторые из присутствовавших на вечерах Нового клуба утверждали, что именно такая манера чтения и была наиболее адекватна стихам поэта.[68]
В черновиках Гейма сохранился «отчет» об этом выступлении, написанный самим поэтом от третьего лица. "Неизвестный мне до сего дня, но очевидно весьма талантливый Георг Гейм в своих стихах, которые он прочитал в этот вечер, запечатлел грандиозные, ясно очерченные видения… Стихотворения «Тучи» и «Успокоение» произвели особенно сильное впечатление. Его язык уже вполне самостоятелен, хотя немного неровен… В общем, стихи Георга Гейма были лучшими из услышанных мной в этот вечер".[69]
В ноябре 1910 г. друзьям поэта по Новому клубу удалось опубликовать сонет Гейма "Берлин II" в еженедельнике "Демократ".[70] Стихотворение привлекло внимание молодого лейпцигского издателя Эрнста Ровольта (ставшего вскоре одним из главных издателей экспрессионистической литературы). Через несколько дней после того как сонет появился в журнале, Ровольт передал Гейму через Франца Пфемферта, редактора «Демократа» и члена Нового клуба, письмо с просьбой прислать ему для ознакомления свои рукописи, "лирику или прозу".[71]
