— Нам всем надо его выучить, — нравоучительно заявил Гарди, потом спросил, слегка удивленно: — А почему вы считаете, что это поручение связано с конскими бегами?
— Я читал газету о смерти Сильвера.
— И только?
— Да.
— Так вы не знаете, что одновременно был убит и тамошний конюх?
Роджер медленно произнес:
— Нет, не знал, разумеется. Конюх, обслуживающий Сильвера?
— Не уверен.
— Нас пригласил Беркшир?
— Да. Вокруг Арнткоттской трагедии расползлись всякие слухи, которые им очень не нравятся. Они касаются местных высокопоставленных лиц, поэтому было решено, что надо заткнуть всем рты, поручив расследование экспертам из Ярда. Ну, что скажете? В данный момент вы не перегружены работой, не так ли?
— Так, текучка. Плохо только то, что заболел Гофф.
— Я найду кого-нибудь на его место, — пообещал Гарди. — И, как я думаю, вы захотите прихватить с собой дядюшку Перси?
— Безусловно… конечно. Благодарю!
— Хорошо, я это устрою. А вы сворачивайте свои дела и приходите ко мне.
— Буду через десять минут.
Он положил на место трубку, взял бумаги, которые успел пометить грифом «принять во внимание», и стал составлять памятную записку для того, кто займет место сержанта Гоффа. В каждом случае Роджер хотел, чтобы было выполнено нечто специфическое: найден свидетель, выяснены подробности о прошлом человека, достигнута договоренность с провинциальной полицией.
Работая, он думал о том, что Гарди был с ним исключительно вежлив. Когда Роджер служил еще старшим инспектором, ему приходилось весьма осторожно подходить к начальству, обдумывая каждое слово, а это было не просто. Дядюшка Перси, детектив-инспектор Перси Снелл, был, конечно, подходящим человеком для такой работенки. Он работал около двадцати лет по Лондону и его пригородным ипподромам и знал практически все, что можно было знать. Кроме того, он был и приятным товарищем, человеком, у которого никогда не появлялось желания вырваться вперед, подложив свинью своему напарнику. Нрав у него был покладистый, а как детектив он отличался необычайной добросовестностью. Единственным недостатком дядюшки Перси было излишнее пристрастие к спиртному, но он держал себя в руках при исполнении служебных обязанностей.
Ровно в десять Роджер вошел в кабинет Гарди. Через двадцать минут он уже вышел оттуда, «подкованный» до предела всяческими сведениями, как официальными, так и неофициальными, источником которых явились слухи, циркулирующие в округе о том, что Сильвер был убит ошибочно вместо другой, неизвестной в спортивных кругах лошади по кличке Шустринг.
— Ты когда-нибудь слышал про этого Шустринга? — спросил Роджер дядюшку Перси.
Снелл был человеком лет 45, выглядевшим на 35, довольно узкокостным, одевавшимся модно и проявлявшим особое пристрастие к ярким галстукам, носкам, рубашкам. На этот раз на нем был светло-коричневый, в узкую полоску, хорошего покроя и великолепно выутюженный костюм, красная с синими полосами рубашка и красный с горошинками галстук, под цвет которому были и носки.
— Ни о чем другом не слышал, — ответил Снелл, — только и живу этими разговорами.
— Будем серьезными, — одернул его Роджер. Он находился в своем кабинете, готовясь к поездке и проверяя, не упустил ли чего из виду. Он запасся всем — от порошка для обработки следов до стальной ленты и малюсеньких конвертиков, сделанных из пластика. Его чемодан, совсем как саквояж опытного врача, содержал все инструменты и оборудование, которые ему понадобятся на месте для расследования. Вообще-то это был стандартный для Ярда набор плюс кое-какие мелочи индивидуального плана.
— Мне пришла в голову одна мысль, — заговорил Снелл. — Голден Шуз и Лейсиз. Далековато немного, пожалуй, но вполне возможно, это клички двух утраченных надежд старого лорда Фолея. Я бы сказал, что Шустринг наверняка принадлежит молодому Фолею из Фолей-Холла.
— Правильно, — одобрил Роджер. — Как далеко ты заходишь в родословной беговых лошадей?
— Не спрашивайте! Это Арнткотт?
— Да.
— Черт знает что за история с этим Сильвером! Великолепная была лошадь, — заявил Снелл. — Если бы наши заработки не были такими мизерными, я бы ставил на нее каждый раз, когда заходил на почту. Однако в моем кармане не так-то часто заводится свободных полкроны… Представляю как переживает Джон Гейл!
— Тренер?
— Да. Симпатичный малый, но немного излишне оптимистичен. Тренировал лошадей для герцога Мидхэмптона, пока у того не наступила полоса невезения. Года три назад приобрел старые Арнткоттские конюшни. Женился на Дафнии Прентис.
— На актрисе?
— Одно название. Она совершенно не умела играть, только пела прилично, да строила глазки. Говорят, что после свадьбы они живут очень счастливо.
— Гейл преуспевает?
— Возможно, когда-нибудь и будет.
— Он в какой-то мере может быть заинтересован в смерти Сильвера?
— Послушайте, Красавчик! — воскликнул с негодованием Снелл, забывая, что прозвище суперинтенданта употреблялось только в его отсутствии, — он в такой же мере в этом заинтересован, как мы в том, чтобы нам прекратили платить наше жалование. Для Джона Гейла это настоящая трагедия, я заранее могу за это поручиться. Вот что скажу я вам, я тут имел разговор со своим приятелем из «Ипподрома», он знаком с тем человеком, который находится с Гейлом в Арнткотте. Поразительно, как много известно всем этим информаторам… Как мы едем, поездом или?..
— Через двадцать минут я буду внизу в своей машине.
— Хорошо… Такой уж я везучий, что еду на машине за город в такой день, когда не видно собственной руки перед самым носом. — Есть для меня особые поручения?
— Нет.
— Как посмотрю, начальство мне подарило внеочередной отпуск. Или это медовый месяц?
Он подошел к двери, поколебался, потом оглянулся через плечо:
— Скажу вам одну вещь, супер.
Роджер согнал с лица улыбку.
— Да?
— Если я прав в отношении Шустринга, то он принадлежит Лайонелу Фолею, единственному сыну покойного лорда Фолея и леди Фолей, которая до сих пор живет и здравствует. Нет никакой необходимости вдаваться в подробности довольно сложной семейной жизни покойного лорда. Одно несомненно: его жена всегда люто ненавидела скачки лошадей, и если только ее сынок надумал пойти по папиным следам, она перевернет небо и землю! Я знаю ее милость по прежним дням. Ее обычно называли «Громом и молнией». Однажды она принялась пилить своего супруга на скачках перед самой Королевской ложей. Совершенно ненормальная женщина во всех отношениях, она теряет над собой всякую власть, коль скоро дело касается лошадей. Оно и понятно: ее супруг просадил на них все, кроме своего родового особняка.
— Насколько все это серьезно?
— Серьезнее не придумаешь. Любой человек, причастный к скачкам, должен знать об этих вещах…
Немного помолчав, Снелл добавил:
— Я посмотрю, что мне удастся еще раз узнать про эти дела. Может быть, вы мне для этого найдете часок?
Роджер задумался:
— Хорошо. Тогда попросите кого-нибудь подбросить вас ко мне домой. Я приготовлю себе чемоданчик с принадлежностями для ночевки. Думаю, что и вам стоит захватить зубную щетку и пару пижам.
— На сколько времени? На неделю или же на месяц?
— Догадайтесь сами, — засмеялся Роджер.
Около одиннадцати он подъехал к своему небольшому отдельно стоящему домику на Белл-стрит в Челси. Когда он въехал в него, он был совсем новенький, как и сама улица. Теперь у него был видавший виды облик, деревья разрослись, так что небольшой садик стал тенистым. Но зато Джанет, выскочившая встретить его на крыльцо, когда заметила машину, все еще на вид была двадцатипятилетней, а не сорокалетней женщиной.
Роджер, как всегда, поразился ее привлекательности.
— Только не говори, как я хорошо сегодня выгляжу. Не сомневаюсь, ты приехал сообщить мне, что не будешь дома или что-то еще в этом духе.
— И почему бы тебе не взяться за мою работу, ты бы справилась с ней чисто интуитивно! Я не думаю, что я буду в отсутствии больше одной-двух ночей, и еду я совсем недалеко, в Арнткотт, близ Ридинга. Если же дело затянется, то я вообще смогу приезжать ночевать домой. Пойдем, поможешь уложить мне самое необходимое.
— И поставь-ка чайник, дорогой, — в тон ему подхватила Джанет, — мы сможем попить чайку. Жаль мальчиков, они рассчитывали провести ночь дома.
— Они меня простят. Объясни им, что это дело о слишком требовательной мамаше, они сразу поймут характер моего поручения.
— А какое, действительно, дело? — поинтересовалась Джанет, но тут же ее лицо побледнело, и она негромко добавила: — Арнткотт, о, господи. Убита скаковая лошадь и конюх — или как они называются? Про это говорили в одиннадцать часов по радио. Кажется, он был сильно изувечен, дорогой. Прошу тебя не…
