Несколько раз он бывал на первом этаже дома, но наверх он попал впервые.
В соседней комнате было совершенно тихо, и Сид подумал, не сошла ли женщина вниз и кто это был: миссис Гейл, ее сестра или кто-то из прислуги.
Сид спустился до половины лестницы, где имелось широкое окно, выходящее на пустошь. Внезапно он весь напрягся, потому что вдали заметил цепочку коней, на спинах которых сидели парни. Это была обычная утренняя тренировка на пустоши, одна из самых приятных спортивных обязанностей дня. Сам он дважды вот так выводил Сильвера.
Снова слезы навернулись на глаза. Он подавил в себе минутную слабость и повернулся ко второй половине лестницы, но сразу же остановился. У подножья стояла сестра миссис Гейл, имя которой ему никак не удавалось запомнить, и улыбалась.
Она выглядела настоящей красоткой. У нее были каштановые волосы, достигающие плеч, и синие глаза.
— Доброе утро, Сид.
— Доброе утро, мисс.
— Хорошо ли ты спал?
— Да, благодарю вас.
— Кухарка сразу же накормит тебя завтраком, как только ты спустишься на кухню.
— Большое спасибо.
Он понимал, что это звучит натянуто и неуклюже, но ничего не мог с собой поделать, и поэтому поскорее стал спускаться вниз. Больше всего ему хотелось, чтобы сестра миссис Гейл ушла прочь, не пялила бы на него глаза. И, как будто почувствовав его желание, она отвернулась.
— Ты ведь знаешь, где кухня?
— Да, благодарю вас.
— Я скажу мистеру Гейлу, что ты поднялся.
Господи, она снова смотрит на него.
— Сид, я хочу вот что тебе сказать: ты находишься среди друзей. Мы понимаем, что не можем тебе помочь, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Не забывай этого, ладно?
— Да, мисс, благодарю вас.
В действительности он совершенно не думал об этом, когда шел на кухню, наиболее знакомое место из всех помещений в доме. Еще два месяца назад здесь была пятнадцатилетняя горничная, которая ему сильно нравилась, но она ушла работать на фабрику в Ридинге. Сид знал кухарку, ее острый язык и крутой нрав. Он подсознательно сжался, опасаясь как бы она не начала вслух жалеть его, потому что он уже понял, жалость его оскорбляет.
Но кухарка посмотрела в его сторону и сердито заявила:
— Еще бы десять минут, и ты бы ничего не получил, кроме холодных тостов!
— Простите, я проспал…
— Для первого раза я тебя накажу… Ты сам знаешь, где взять нож и вилку. Освободи-ка себе местечко на уголке стола.
— Сейчас…
Сид послушно выполнил ее распоряжение, прислушиваясь к тому, как кухарка разбивает яйца над сковородой. Скоро аппетитно запахло беконом, и Сид почувствовал, что он умирает от голода. Почему-то это ему казалось не только странным, но даже неприличным. К тому времени, как перед ним появилась яичница с колбасой и беконом, у него разыгрался воистину волчий аппетит. А когда кухарка поставила перед ним тарелку с мягким ситным и большой кусок свежесбитого деревенского масла, Сид просто застонал от удовольствия. Он ел быстро, хотя отлично сознавал, что находится не в общей столовой, где обедает обслуживающий персонал, так что тут нужно и вести себя должным образом.
Он закончил есть в тот момент, когда на кухне появилась сестра миссис Гейл.
— Во всяком случае он не потерял аппетита, — с явным одобрением сообщила кухарка.
Сид вскочил.
— Мистер Гейл во дворе, — сказала Кэтлин. — Он хотел видеть тебя.
— Да, мисс, большое спасибо! — поблагодарил Сид.
Он был рад выскочить из кухни. Назад он не оглядывался, будучи уверенным, что обе женщины смотрят на него через кухонное окно. Путь оттуда через садик на конный двор показался ему бесконечным. Он затруднился бы сказать, о чем он думает. Он испытывал странную боль, не в силах ни на минуту позабыть о своей потере, но все же резкость страшной картины потускнела. И сейчас, пожалуй, больше всего его мучило сознание того, что он уже больше никогда не сможет посмотреть на мир прежними глазами.
Во дворе находилось четверо рослых незнакомых мужчин. Надо сказать, что крупные люди редко бывали во дворе, разве что иногда приезжали владельцы лошадей со своими гостями. Сид узнал в одном из них полицейского, который расспрашивал его ночью. Сейчас он разговаривал с мистером Гейлом.
Мистер Гейл стоял, расставив ноги, повернувшись спиной к тому стойлу, где были найдены убитыми Сильвер и отец Сида. Было хорошо видно, что внутри работают люди. Солома, заполнявшая угол, была полностью выброшена, а все вещи из стойла аккуратно разложены на кирпичной кладке, огороженной таким образом, что на нее никто не мог наступить. Среди седел, уздечек, инструментов и прочих вещей, которые находятся в каждом стойле, но о наличии которых как-то не задумываются, была и пара старых сапог. Это были сапоги его отца.
И снова слезы навернулись на глаза Сида. Мистер Гейл посмотрел на него через плечо, и высокий детектив перестал разговаривать. В одно мгновение все глаза уставились на Сида. В стойлах не оставалось ни одной лошади. Сиду никогда не приходилось здесь бывать в такое время, он обычно вместе с остальными конюхами тренировал коней на пустоши.
Непривычная обстановка еще усиливала чувство необычности.
— Доброе утро, сэр, — выдавил из себя Сид.
— Доброе утро, Картрайт, — деловито ответил мистер Гейл. — Ты ведь помнишь старшего инспектора Хупера, не так ли?
— Да, сэр. Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, Картрайт, — повторил офицер.
У него был мясистый красный нос, который наводил на мысль, что Хупер не дурак выпить. Глаза у него были светло-голубого цвета, довольно, маленькие, со множеством красных прожилок.
— Спал хорошо?
— Да, спасибо.
— Помнишь, о чем я просил тебя прошлой ночью?
— Да.
— Я уверен, что ты хочешь помочь нам как можно скорее поймать этих дьяволов, — сказал старший инспектор. — Ты ничего больше не припомнил?
— Нет, — без колебания ответил Сид. — По пути от дома мистера Гейла я все время думал. Я уверен, что рассказал вам обо всем.
— Ты того человека не узнал?
— Нет.
— Уверен, что это был мужчина?
— Я видел кого-то, одетого в макинтош, кепку и брюки, — спокойно ответил Сид, — и еще красные задние огни большого старого автомобиля.
— Ты уверен, что он был большим и старым?
— Он издавал такие звуки… И это все, что я могу сказать вам. Было бы неправильно что-то придумывать, верно?
— Ни в коем случае! — вмешался мистер Гейл. — Скажи, ты ничего не хочешь сделать на протяжении ближайшего часа? Мы хотели бы, чтобы ты находился поблизости, потому что в скором времени должны приехать детективы из Скотланд-Ярда, а они непременно захотят тебя увидеть. Нет? Тогда займись-ка этими ведрами. Вот уже две недели, как они ждут своей очереди.
— Да, сэр…
Сид сразу же решил спросить:
— Не могу ли я пойти в сторожку, сэр?
— Еще нет. Ярдовские сотрудники захотят сначала все осмотреть в таком виде, как оно было. Тебе предстоит выполнить огромное количество формальностей, но мы тебе поможем, ты не беспокойся. Мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, мой мальчик, но надо крепиться…
— Большое спасибо, мистер Гейл.
Он прошел в подсобное помещение, куда на протяжении целой недели сносили грязные ведра для чистки и мойки. Это входило в обязанности младших конюхов.
Поджав губы, Сид глянул на запертую дверь сторожки. Арнткоттский детектив и мистер Гейл наблюдали за ним, но он не оглядывался. Они уж слишком явно проявляли свое сочувствие, а это причиняло боль. Сиду хотелось бы дать волю своим чувствам. И потом ему хотелось кого-то ударить, даже избить. Все равно кого…
Остальные ребята и лошади вернулись в половине 12-го, так что ему недолго оставаться здесь одному. Никогда еще не случалось, чтобы все работники уходили со двора. Очевидно, на этом настояла полиция. Вообще-то это не имело значения.
Сид прошел к своей тумбочке в главном дортуаре для младших конюхов и переоделся в жокейскую курточку и бриджи для верховой езды, потом аккуратно завязал галстук и надел на голову шапочку с большим козырьком из такого же, как и галстук, материала в белую с черным клетку.
Вот теперь он был одет для дневной работы.
Он прошел в центральную конюшню, чем-то напоминающую церковь, из которой вынесена вся мебель. В стены были вбиты большие крюки, на которых висели седла знаменитых лошадей. И здесь же были собраны все трофеи и награды, завоеванные лошадьми за сто с лишним лет существования этих конюшен. Еще и прежде Сид испытывал тут чувство досады, которое сейчас только возросло, потому что здесь не было ничего принадлежащего Сильверу, кроме попорченной уздечки, которую Сид сам принес сюда когда-то. Стоило ему ее увидеть, и слезы подступили к глазам. Он смотрел на эту уздечку, стиснув кулаки, ненавидя человека, застрелившего лошадь, чувствуя, что с каждым часом ему все больше не хватает лошади. Он почти въявь видел, как она переставляет ноги, чувствовал прикосновение ее влажных губ и зубов, когда Сильвер осторожно брал с его ладони кусочек сахару, ощущал шелковистость его боков, когда он галопом делал круги по корду, уверенный, как и все работники конюшни, что это чудо-конь, который прославит их по всей стране.
