повстанцам (включая моральную поддержку), независимо от профессии и своего положения — «врач, адвокат, журналист или учитель должен быть расстрелян на месте преступления»{43}. Стали обычным явлением аресты, высылка, казни.
Своего апогея эта политика достигла в ноябре 1871 г., когда Кубу потрясла кровавая расправа, учиненная над ни в чем не повинными студентами-медиками Гаванского университета. Восемь юношей первокурсников были расстреляны по ложному обвинению, не имея никакого отношения к военным действиям повстанцев.
Поднятию боевого духа патриотов несколько способствовала мужественная акция И. Аграмонте, который во главе небольшого отряда в 35 человек совершил нападение на огромную испанскую колонну и отбил захваченного в плен генерала-патриота X. Сангили. В конце 1871 — начале 1872 г. в боях проявились полководческие способности Антонио Масео{44}. Много значительных побед одержали и войска под командованием Максимо Гомеса, назначенного на место погибшего Аграмонте в Камагуэй. Эти победы позволили Гомесу преодолеть линию испанских укреплений («троча»), преграждавшую доступ повстанцам в центральные провинции. Только отсутствие единства в рядах патриотов и отмеченные выше разногласия не позволили Освободительной армии развить наступление до Гаваны. Сказалась здесь и недружественная позиция США в отношении воюющей республики, которые, вопреки ожиданиям президента Кубы, так и не прислали ей необходимого оружия. Кроме того, значительная часть территории острова осталась в стороне от освободительной борьбы. Это обстоятельство, а также постоянные внутренние распри рождали в лагере повстанцев пораженческие настроения, несмотря на многие их победы.
В свою очередь в Испании усилились требования прекратить затянувшееся кровопролитие на Кубе. Короне пришлось перейти к иным действиям и тактике.
Новый генерал-капитан Кубы, хитрый и вероломный Мартинес Кампос, приступил к умиротворению острова. Его парламентеры умело использовали непоследовательность и колебания стоявших во главе освободительной борьбы землевладельцев, многие из которых охотно пошли на переговоры с испанцами. Именно под давлением колеблющихся элементов правительство «Свободной Кубы» согласилось обсудить вопрос о заключении мира с Мартинесом Кампосом. Однако последний отказался предоставить острову независимость, что, в силу действовавших на освобожденной территории законов, не позволяло вести переговоры о мире. Поэтому взамен ушедшего в отставку президента и распущенной палаты представителей был создан так называемый Комитет Центра из семи человек.
Представители Комитета заключили в местечке Санхон 10 февраля 1878 г. с Мартинесом Кампосом печально известный Санхонский пакт, согласно которому предусматривались прекращение вооруженной борьбы, всеобщая амнистия, реформы по управлению островом, освобождение рабов, принимавших участие в войне. Пакт содержал также и ряд секретных статей, в одной из которых фиксировалось распределение выданных испанским правительством 5 млн. песо золотом «среди соединений, согласившихся на капитуляцию»{45}.
Но даже подписание этого пакта свидетельствовало о своеобразной моральной победе кубинцев, ибо испанцы признали повстанцев воюющей стороной (а не просто «мятежниками» без всяких прав).
Вместе с тем возможности для борьбы не были исчерпаны, и наиболее революционно настроенные патриоты во главе с Антонио Масео расценили пакт как недостойную сделку. Они настаивали на продолжении борьбы.
Такую же позицию занял А. Масео и на встрече с М. Кампосом в Барагуа (Орьенте) 15 марта 1878 г., состоявшейся по инициативе генерал-капитана, считавшего, что «у этого Масео ключ к подлинному миру»{46}. Лидер повстанцев опротестовал Санхонский пакт и сообщил решение революционных сил Орьенте сражаться до безоговорочного признания независимости Кубы. Антонио Масео, «отвергнув идею прекращения огня и заключения мира без независимости, — говорил Ф. Кастро, — стал символом непокоренного духа и неистребимой воли к борьбе нашего народа, провозгласив бессмертный Протест под Барагуа»{47}.
Однако продолжить военные действия не удалось. Этому помешал целый ряд причин: уже упоминавшиеся колебания многих руководителей повстанцев; политика кнута и пряника, проводившаяся Мартинесом Кампосом; позиция США, так и не пожелавших признать Кубинскую республику и всеми мерами препятствовавших отправке на остров экспедиций с оружием; усталость от многолетней войны и разорение, которые ощущались повсюду. В середине 1878 г. повстанцы сложили оружие.
Но последующие годы явились лишь передышкой перед новыми боями.
Десятилетняя война 1868–1878 гг. сыграла видную роль в кубинской истории, она стала отправной точкой для всей освободительной борьбы кубинцев, пробудила в них чувство патриотизма, способствовала формированию и консолидации кубинской нации.
Основная тяжесть в войне пала на плечи бедных слоев народа, отстаивавших не только независимость родины, но и право на лучшую жизнь, на жизнь без рабства, эксплуатации и нищеты.
Благодаря Десятилетней войне в 1886 г. на острове было отменено рабство. Таким образом, и Куба, последней из испапоязычных стран Западного полушария, покончила с этим позорным институтом.
Следует сказать еще и о таком важном обстоятельстве: в ходе справедливой для кубинского народа войны отрабатывались тактика, приемы и методы борьбы, выковывались кадры, необходимые для достижения будущих побед.
Наконец, произошли некоторые позитивные изменения в политической и административной системе, господствовавшей на Кубе. Был несколько либерализован режим чрезвычайных полномочий генерал-капитана, жители острова получили право иметь политические партии, издавать газеты, книги, получили доступ к участию в судопроизводстве и местных органах власти (правда, правом избирательного голоса могли воспользоваться лишь 4 % жителей кубинского происхождения).
Главный же итог Десятилетней войны заключался в том, что она, бесспорно, значительно подорвала устои колониального режима и содействовала решению объективно поставленной задачи — коренного изменения социально-экономической структуры страны и ее переводу на капиталистические рельсы.
Десятилетняя война получила широкий отзвук за пределами Кубы. Выше уже говорилось о реакции на нее правящих кругов США. Совершенно иную позицию заняли молодые латиноамериканские республики. Правительства восьми из них не только признали Кубинскую республику, но и оказали ей материальную поддержку. Многие граждане стран Латинской Америки отправлялись на Кубу, чтобы сражаться за ее независимость{48}.
В 1872 г. президент Колумбии, добившись поддержки Мексики, Перу, Аргентины, Чили, Эквадора, Гватемалы и Сальвадора, предложил правительству США присоединиться к коллективному демаршу упомянутых стран, потребовавших от королевской Испании предоставления независимости Кубе. Однако Вашингтон ответил отказом. Из-за подобной позиции США провалился и другой план колумбийского президента — создание 20-тысячной армии в помощь кубинским патриотам.
В защиту независимости Кубы выступила передовая общественность во многих странах Европы. Подняли голос протеста против кровавых злодеяний испанских колонизаторов секции I Интернационала, в том числе в Испании. В одном из журналов, издававшихся в те годы в России, отмечалось: «Упорство и энергия, с которыми кубинские инсургенты отстаивают свою независимость, несмотря на постоянно прибывающие из Испании подкрепления правительственным войскам, имеют полное право на удивление и уважение»{49}. С большим сочувствием освещал освободительную борьбу на Кубе популярный среди революционно настроенной молодежи России журнал «Дело».
В памфлете, посвященном кубинским событиям, Виктор Гюго писал: «Загнанная, окровавленная, но гордая Куба борется против свирепого гнета. Победит ли она? Несомненно». В памфлете прозвучали
