– Хватит, Раиса! – осадил ее отец. – Езжай с богом к детям.
– Я-то поеду, – огрызнулась она. – Но ты бы заранее предупредил эту тупицу, чтобы вела себя с женихом нормально. Иначе будет, как в этой бедуинской поговорке: дорра-морра. Вторая – горькая.
– Я поговорю, – отец перетаскал сумки в лифт. – У тебя что камни здесь?
– Ага! С сердца моего свалились, – всхлипнула тетка. – Но там еще много осталось. Ой, боже, – она обеими руками схватилась за большую и тяжелую грудь, – если бы кто-то сейчас лизнул мое сердце, он бы сошел с ума!
Я поспешно зашла в квартиру, чтобы не слышать ее причитаний. Отец зашел за мной и закрыл дверь.
– Доченька, сейчас придет твой жених Амир. Нужно, чтобы вы заранее познакомились, поговорили. Чтобы возникла какая-то химия между вами.
Мне очень хотелось сказать отцу, что лично у меня уже возникла химия: крысиный яд и прочие отравляющие вещества. Но я промолчала. Как всегда, впрочем.
– Ты приведи себя в порядок, Маша. Надень красивое платье. Волосы причеши. Он через час уже придет. Вам нужно поговорить наедине нормально. А то на людях это все не получится. Да и его жена первая будет там, на помолвке. Опять-таки неудобно.
Этого только не хватало! Я думала, что у меня есть еще два дня жизни до помолвки. А оказалось, что терпеть незнакомого мужика, разговаривать с ним, улыбаться и прочее мне нужно начинать сейчас. Подавив острый приступ тоски, я сказала:
– Хорошо, папа. Тебе приготовить поесть до того, как я пойду мыться?
– Нет, дорогая. Я пойду. Дел у меня невпроворот.
– Как это пойдешь? – я замерла на пороге ванной. – Разве мне можно быть с ним наедине? Тетя же точно не вернётся в ближайший час.
– А что такого? – пожал плечами отец. – Не чужой человек. Он мне один раз зять. Сейчас еще на второй заход родства пойдем. Я ему доверяю.
Вот как! Интересно: почему мне ты, папа, не доверяешь? Я даже на дни рождения одноклассников нормально никогда сходить не могла. Да и сейчас отчитываюсь о каждом шаге. Работаю в детском саду воспитательницей. Не успеваю закончить рабочий день, как тетка уже трезвонит:
– Где ты? Почему домой не идешь?
И сразу отцу жалуется. Он мне перезванивает и грозно спрашивает, почему я еще не по дороге домой, когда рабочий день уже пятнадцать минут, как закончился? И иногда Рафика, сына своего посылает за мной следить. Тот за углом спрячется и смотрит: не кокетничаю ли я с каким-нибудь папашей, который за ребёнком пришел?
Или мне бесплатно ничего нельзя? А если речь идет о таких больших деньгах, то горские законы сразу меняются? Первая жена… как это ужасно звучит! Мне кажется, что я смотрю исторический фильм. А я вторая. Как такое может быть в наше время? Дорра-морра, бедуины. Ужас!
– Ладно, не буду мешать твоим женским финтифлюшкам и штучкам-дрючкам, – отец пошёл к двери.
– Подожди, папа! – не выдержала все-таки, потому что сердце испуганным зайцем металось в груди. – Ты бы не мог задержаться, пока он придет? Мне как-то очень неловко.
Отец внимательно посмотрел на меня, потом демонстративно вскинул руку, изучил циферблат дорогих массивных часов в золотом корпусе и вздохнул:
– Ладно, дочка. Побуду с тобой.
– Я тогда чай заварю.
– Не нужно, я сам заварю. Ты иди в ванную прихорашивайся.
Я слегка накрасилась, надела вязаное платье нежно-розового оттенка в пол, но по фигуре. Отец окинул меня критическим взглядом.
– Ты извини, Машенька, но нельзя ли как-то… эээ… побогаче и поконкретнее? Чтобы так четко было, – он описал в воздухе причудливые загогулины. – Ну ты поняла меня.
– Это очень дорогое платье, из бутика. Сейчас вязаные платья в пол – это писк моды! – возразила я.
– Писк-шмиск – это ваше женское. А мужчины немного не так смотрят на вещи. Все-таки первое впечатление. Сама понимаешь: оно самое важное. И он придет один, без родни. Так что смотреть нужно только на его вкус. А я своего зятя знаю. У тебя есть то красное платье, что я тебе привез из Италии. Оно такое… фигуру делает, Амиру понравится, – отец окинул быстрым взглядом мое тело, которое как раз таки особой фигуристостью никогда не отличалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тетка все кормила меня пирогами и булками, и все время сокрушалась:
– Куда оно падает? Почему на попе не оседает? Ни груди, ни бедер, ни аппетитных ножек. Плоская ты, Машка, как гладильная доска. Кто тебя такую замуж возьмёт?
– Тот, кто худеньких любит, тот и возьмет, – огрызалась я, отодвигая от себя корзинку с булками, потому что они у меня уже в горле стояли.
– Ээээ… лапшу с ушей сними, да? Знаешь, кому нравятся маленькие си? Тому, у кого на большие денег нет.
– Сейчас худоба в моде, – не сдавалась я.
– У кого? У нищебродов, потому что им женщину кормить не на что? Конечно, они такую моду ввели. Это выгодно! Травы пучок ей в зубы сунул, вот и обед. Или у гондурасов модно? У этих – да. Им бы девочку, что похожа на мальчика. Самое оно. А наши горские не собаки. На кости не бросаются. Им подавай таких, чтобы взял в руки и почувствовал, что есть вещь, – тетка растопыривала руки, обхватывая что-то невидимое размером с хороший тазик для белья. – Особенно богатые! Чем больше денег у горского, тем фигуристее жена!
– Ладно, папа, – я надела красное платье, едва доходящее до колен, которое подчеркивало талию и грудь, потому что сверху было на пуговичках, а внизу расходилось широкой юбкой.
Пояс затянула потуже. В последние дни опять похудела из-за всех этих переживаний. А затянутый пояс автоматически увеличивает бедра и грудь. Тонкие колготки телесного цвета и красные туфельки на маленькой шпильке дополнили наряд. Волосы я хотела поднять в высокую прическу-ракушку. Но отец буркнул, не поднимая глаз от чашки:
– Волосы распусти. Они у тебя красивые. Точно, как у твоей матери, – он вдруг улыбнулся, – я ее из-за этого русалкой называл. Они у нее так струились по спине и плечам, как шёлковые волны.
В дверь требовательно и настойчиво позвонили. Я вздрогнула. Звонок был хозяйским, уверенным. Вообще по тому, как незнакомый человек звонит в дверь, можно сразу узнать его характер. Отец открыл дверь:
– Аааа… здравствуй, дорогой! – он обнял зятя.
– И тебе не хворать, отец, – Амир так покровительственно похлопал папу по плечу, словно это он был тестем, а папа зятем.
Я стояла в конце коридора, в дверном проеме гостиной. Амир решительно подошёл ко мне, окинул меня внимательным взглядом и улыбнулся:
– Ну здравствуй, моя невеста!
– Здравствуйте, – мой голос неожиданно дал петуха.
Отец с Амиром рассмеялись.
– Волнуется моя дочка. Ты уж ее не обижай, дорогой зять, она у меня скромная очень, – отец вышел на лестничную клетку. – Я по делам. А вы знакомьтесь, молодежь.
Дверь за ним захлопнулась. Возникло неловкое молчание.
– Располагайтесь, – я махнула в сторону пафосных тёткиных диванов в гостиной, обитых вишневым бархатом и украшенных золотыми финтифлюшками. – Вам чаю или кофе? – я пошла на кухню.
– Мне тебя, – он вышел за мной на кухню и стал за моей спиной.
Чайник едва не выпал из рук. Я резко повернулась, уперевшись попой в стол. Амир был огромный, мощный и очень пугающий. В нем чувствовалась какая-то первобытная мужская сила. Такая, что может подмять под себя, припечатать, поработить. Я буквально задыхалась рядом с ним.
Он навис надо мной. Наклонился, заглянул в глаза. Его губы растянулись в напряженной, почти хищной улыбке. Я выставила чайник впереди себя, пытаясь отвоевать хотя бы пару сантиметров свободного пространства. Он выхватил чайник из моих рук, бросил в раковину, схватил меня, поднял и посадил на стол. Властно взял меня за колени, развел их в стороны и вклинился мощными бедрами между ног.
– Отпусти! – хрипло попросила я.
– Да ладно, – хмыкнул он. – Ты же все равно моя. Какая разница когда? Нужно начать как можно раньше. Мне нужен ребенок. Ты ведь знаешь. Так что на все эти охи-вздохи времени нет, – он поднял мою юбку и погладил по бедру.
