– Извини, Ёлочка, на работу вызывают, – Айболит поцеловал дочку в теплую макушку, поднял и осторожно опустил на диван.
Он с самого рождения называл ее Ёлкой. Потому что она была, как по Хемингуэю: праздник, который всегда с тобой. Новый год начинается не вечером тридцать первого декабря, а в тот момент, когда домой приносят пушистую ёлку и начинают ее наряжать. Так и с его дочкой Леночкой: она родилась с пухом, который забавно топорщился на крошечной головке. И ее глазёнки так же ярко горели восторгом, как шары на ёлочке.
– Какая ты праздничная, – прошептал Айболит, беря ее на руки. – Не девочка, а новогодняя ёлка, – он прижал Леночку к себе, пряча слезы.
Жаль, что его жена Диана так и не успела ее увидеть.
– На работу? – мать Айболита, Мирослава Казимировна Елагина подняла очки на лоб и отложила в сторону учебник для первого класса, который внимательно изучала до этого.
– Да, мама, представь себе: врачей иногда вызывают вечером на работу, – сухо бросил он, направляясь в прихожую.
– Не смей лгать, Иван, я всё слышала, – мать встала и перегородила ему дорогу. – Динамики твоего телефона очень высокого качества. Что это за необузданный в своей дикости горный козел? Опять у тебя дела с этими зверьками?
– Прошу тебя, мама, не при ребенке! Это ее семья! – взмолился он.
– Я тоже тебя просила, причем неоднократно, покинуть этот мафиозный клан, который ты упорно называешь семьей. Я никогда не буду считать своей родней это примитивное зверье. И тебе не позволю. А уж о Леночке и говорить нечего.
– Мама, окажи любезность: дай мне пройти. Меня ждут! – Айболит положил руку ей на плечо.
– Подождут! – она досадливо поморщилась и дёрнула плечом, сбрасывая его руку. – Они, эти питекантропы, могут подождать человека из дворянской семьи, которая поколениями служила лекарями при царском дворе!
– Ну, начинается, – поморщился Айболит.
– А ничего и не заканчивалась, – взвилась мать. – Как я просила тебя не жениться на Диане! Ты не послушался. И что теперь?
– Мама, разве я виноват, что так случилось? – его глаза потемнели от гнева. – Что же ты мне сердце рвешь? Это может с любым произойти. Никто не виноват. Какая разница, в какой семье родилась Диана? – он понизил голос и прошептал: – Ее больше нет. Оставь в покое хотя бы память!
– А я уверена, что другая бы на ее месте не попала бы в такую ситуацию.
– Что ты несешь, мама? – взвыл Айболит, позабыв, что рядом дочка. – Это был несчастный случай!
– Не верю! Это были очередные их мафиозные разборки. И в результате моя внучка Леночка осталась без матери и с таким безответственным отцом, как ты! Еще счастье, что у нее есть я. Но я же не вечная! – она всхлипнула. – Мне бы хоть до шестнадцати лет ее дотянуть. Чтобы успеть вложить всё, что получают дети в нашей семье.
– Ба, не плачь, пожалуйста, ба! – Ёлка вскочила, подбежала к бабушке и обняла ее.
– Не буду, милая. Ты меня береги! Иначе – не дай бог– останешься в зоопарке.
– Со зверюшками? – радостно засмеялась Ёлка.
– Если бы… с очень специфическими зверюшками на двух ногах. Но шубки у них роскошные. Жалко, что мозгов нет.
– Мама, хватит! – крикнул Айболит. – Мы не имеем права их осуждать! Мы не пережили то, что они. Ты знаешь, что у многих из них, тех, кто родился еще в СССР, до сих пор в графе "национальность" написано: таты, а не евреи? Потому что их язык относится к татской группе. Поэтому они скрывали свое еврейство и записывались татами – кавказским народом персидского происхождения, который к ним не имеет отношения. Это разве не дикость со стороны власти заставлять человека скрывать свои корни?
– Дикость – это тебе, потомственному дворянину, жениться на горной козе, покрытой буркой. Твои предки служили при императорском дворе. А ее предки по горам овец гоняли. Неважно, что они евреи. Это торгаши. Цеховики. Пуховые кофты и шубы продавали в советские времена. А когда наших предков прижала советская власть, они у нас скупали фамильные драгоценности за копейки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Не все такие! – поморщился Айболит.
– Все до единого! Им же все мало! – закричала мать. – Ты знаешь, что твоего дорогого тестя в 80-годы чуть не расстреляли? Это было знаменитое "луковое дело". Твои дорогие горские зады грели на теплых должностях начальников овощебаз. Я работала гинекологом в больнице и получала хорошую по тем временам зарплату сто двадцать рублей. А потом заходила в овощной магазин и покупала мокрый подгнивший лук. Потому что твой тесть с родственниками его специально мочили, чтобы вес был в два раза больше. Их когда поймали, то двести человек чуть не схлопотали расстрел. Горбачев их спас. Он тогда ещё не был генсеком, но уже хорошо сидел в Москве. Они ему занесли миллион рублей за это. Ты понимаешь, что такое миллион деревянных советских рублей, когда самая дорогая машина "Волга" в 80-е годы стоила двадцать тысяч рублей? И Горбачев их всех отмазал. Жалко, что тогда твоего тестя к стенке не поставили!
И из всех девочек из прекрасных семей, которые учились с тобой в мединституте, ты выбрал именно ее! Вон ее подруга, Дарья Власова, какая девушка хорошая была. До сих пор влюблена в тебя, как кошка, и не скрывает этого. И семья какая! Отец – настоящий казачий атаман из станицы! Какая порода! Ты помнишь, что написано у Булгакова? "Ах, королева, вопросы крови - самые сложные вопросы в мире! Кровь - великое дело".
– Мама, ты путаешь реальность и литературное произведение! – закричал Айболит. – В самом деле, приводить в качестве аргументов цитаты из романа – это просто смешно!
– Кричи на мать, кричи, – всхлипнула она. – Можешь даже ударить. Ты же это всё время видишь у своей родни. Какое счастье, что твой отец не дожил до этого ужаса!
Айболит тяжело вздохнул и беспомощно махнул рукой. Хоть бы один раз нормально выйти из дома без истерик матери! Он устало закрыл глаза, пошел в прихожую, но по дороге врезался лбом в дверной косяк. Схватился за голову, постоял пару минут, пережидая боль от ушиба. Очень хотелось удариться еще пару раз. Лоб болел, но мысли прояснились. Недаром древние греки вместо анестезии били пациента молотком по голове. Дешево, сердито и психотерапия заодно. Айболит быстро обулся, накинул длинное чёрное пальто, взял ключи от машины.
– Еще немного подожди! – донесся из гостиной голос матери, – меня не станет, и ты сможешь спокойно предаваться их диким ритуалам. Включая пляски у костра в разноцветных шкурах.
Айболит открыл входную дверь и оценивающе посмотрел на дверь лифта. Стукнуться лбом еще раз или всё же не стоит?
Он вышел из подъезда, открыл черную "Ауди", сел за руль и завел мотор. Дарью вспомнила. Мать так и не простила ему, что он выбрал Диану вместо ее подруги.
Айболит, восемь лет назад
– Да что ж такое-то? – Дарья высунулась из машины и сощурилась, рассматривая номер дома на высоком деревянном заборе. – Кажется, мы заблудились, – она нервно забарабанила по рулю и резко дала задний ход.
Дарья получила права всего полгода назад, но водила уверено, размашисто, по-мужски. И даже лихо высовывала из окна локоть. Поэтому московские таксисты из братских республик принимали ее за свою и радостно сигналили.
Диана даже вскрикнула от неожиданности и вдруг прижалась к Айболиту всем телом. Айболит осторожно обнял ее за плечи.
– Дашка, ты нас убьешь. Потише веди, что ли? – возмутилась Диана. – Улица узкая. Это же тебе не Москва. Это дачный посёлок. Еще вмажемся в дом какой-нибудь и вляпаемся в историю!
– Спокуха, сестренка! Не писай в компот, там повар ноги моет – как говорит мой папа, – отмахнулась Дарья. – Закон на нашей стороне. Так что никуда мы не вмажемся и не вляпаемся. Еще раз назовёшь меня Дашкой, Дашей, Дашечкой и прочей мими-фигней, высажу посреди бескрайнего русского поля и будешь замшевыми сапожками чернозём месить. Дарья я. Дарья!
