их — находил совершенно пустыми, что портило и без того плохое настроение.
Полный огорчения, вернулся Эсперар к своей временной базе, пролезая под корни дерева, вернувшись в это маленькое королевство насекомых.
— Что, не рады мне, твари? — скалился человек, срывая свою злобу на всем, что попадало в его поле зрения, нещадно давя ногой.
Так продолжалось до тех пор, пока от слабости у него не начало темнеть в глазах, и он не облокотился спиной к одной из стен, которыми выступали корни местного дерева.
Эсперар сразу же услышал, как одно из насекомых, находящиеся совсем рядом с его плечом, зашипело на него, от чего он на автомате отшатнулся от него, падая на спину.
— Ц-ц… Тварь, плюнул бы на тебя, будь у меня хоть немного слюны, — тихо ворчал мужчина себе под нос, пытаясь скрыть стыд и сделать вид, что не испугался от неожиданности момента.
Сев в центр логова, человеку ничего не оставалось, кроме как сверлить взглядом, полным ненависти, обитателей этого места.
Ещё через время он переместил свое внимание на конечности, а именно на ноги: некоторые пальцы стали синими и больше его не слушались.
Хотя холод и пробирал до костей, напоминая о себе каждую секунду и заставляя его ненавидеть всеми фибрами души, но до этого такого не было.
Он ощущался, обжигал, не позволял чувствовать конечности, но не причинял столь сильного вреда, до сей самой поры.
«Казалось бы», — человек удивлялся, — «надо бы испугаться, верно? Да только что-то мне уже безразлично — ничего не чувствую».
Какое-то время он так и сидел, молча разглядывая свои пальцы тяжёлым взглядом и постепенно расслаблялся, а его веки тяжелели.
Как только этот момент наступил — желудок вновь напомнил о себе, причиняя телу новую волну боли, которое и без того повсеместно болело и ныло, а разум человека все больше и больше затмевал звериный голод, глуша мыслительные процессы.
Он уже почти решился пойти к кургану и разрыть одну из ям, когда вспомнил про личинок.
Эсперар с каким-то отвращением и нежеланием подошёл к вчерашним огрызкам шкур, что остались от каких-то зверьков и уставился на копошащуюся на них мерзость, что так противно извивалась и ползала посреди гнили.
Ему казалось, что он отчётливо слышит эти слизкие звуки, с которыми они перемещались в проеденных ими туннелях плоти.
Маленькие, но жирные уродцы с волнистой кожей белесого оттенка, роившиеся друг на друге и посреди того, к чему не хотел прикасаться даже падальщик.
«А может лучше курган?» — сдержав первую волну тошноты от мысли о том, как будет их есть, он вновь задумался.
Что-то внутри него: инстинкты, природа, интуиция — он не знал, как именно это назвать, — всячески противилось и говорило, что хуже варианта ему не найти.
Да и желудок больше не хотел верить его оговоркам и оправданиям: пока он дойдет, раскопает… Нет, зачем, если вот она, еда, прямо перед тобой?
Это противоречие разрывало его изнутри: в нем была память зверя и насекомого, которые легко ели своих собратьев, не видя здесь ничего необычного, но даже они брезговали этими личинками.
Тяжело вздохнув, он взял пальцами одну из них и пристально всмотрелся в нее с гримасой отвращения, на какое-то время замерев.
Прямо посреди его пальцев это существо начало бешено извиваться в попытках выбраться.
Ему казалось, что эти черные точки, служившие личинке глазами, заметив его, резко возмутилось такой наглости.
Существо принялось своими маленькими жвалами кусать его пальцы, принося легкое покалывание.
Уже почти решившись и поднеся ее ко рту, он остановился, вспомнив о кое-чем важном: память!
Он осознал, что его агрессия и злоба — последствия чужих воспоминаний, которые срослись с его личностью, а значит любое убийство будет нести для него непосредственную опасность разрушения личности и деградации.
Но голод слишком сильно терзал его, поэтому он не видел другого выбора, кроме как все же съесть это, но перед этим Эсперар раздавил ее пальцами, прикрыв глаза и прислушиваясь к собственным ощущениям.
По телу прошла почти неощутимая волна тепла, после которой в его голове появилась память нескольких минут жизни этой личинки.
«Совсем кроха, воспоминаний мало. Можно попробовать», — думал он, разглядывая липкую слизь между его пальцев с запахом хуже, чем он когда-либо испытывал на своей памяти.
Моментальное решение, о котором он старался не думал и вот, человек принялся поглощать этих созданий, не переставая морщиться и с гневом откидывая любые попытки желудка вернуть некачественный ужин.
«Представь, что ты жуешь просто землю и песок, пропитанный водой… Представь…» — вторил он про себя одну и ту же фразу, подобно мантре, в надежде перебороть рвотные позывы и гнетущие мысли.
Спустя неизвестное количество съеденных личинок, человека почти вывернуло наизнанку, но он в очередной раз закрыл рот ладонью, не дав всему выйти.
«Который раз за последнее время?» — мрачно добивал он себя мыслями.
Покончив с этим, Эсперар вернулся к своему месту сна, содрогаясь телом после случившегося.
Чем меньше он ощущал голод — тем большая волна истерики пыталась вырваться наружу.
Осколки воспоминаний десятков насекомых сливались в одно: ему казалось, что они ползают внутри его головы, рта и желудка, он даже мог слышать их.
Вскоре он разрыдался и принялся тихо скулить, не в силах унять это, после чего незаметно для себя самого уснул.
Пока он спал, воспоминания, как обычно, встраивались в его личность, но если спросить более конкретно, то он и сам не знал, каким именно образом.
Единственное, что он помнит — шевеления. Бесконечных цикл шевелений в чем-то и где-то, везде.
К счастью человека, он не знал, что каждый раз, когда он засыпал здесь — по его телу роились и ползали десятки тварей, будто ожидавших этого момента.
Некоторые пытались утолить голод его кровью, а другие могли полакомиться волосами или ресницами.
Впрочем, находились и те, кто способен откусить и кусочек кожи, но сон бедолаги был слишком крепок, чтобы это его беспокоило.
Но пока он спал — его тело понемногу зарастало, закрывая ранки новой кожей, не оставляя и следа недавнего акта поедания его части.
* * *
«Пора уходить отсюда и будь, что будет», — проснулся он с четкой и осознанной мыслью.
Голод притупится, паника ушла, а сам он на удивление спокойно себя ощущал, хотя и подозревал, что уже сошел с ума.
Однако, холод все ещё мешал — Эсперар молча поднялся и подошёл к шкуркам, с которых собирал вчера личинок, прокручивая сейчас весь этот процесс в голове с каменным выражением лица.
Даже не
