Андрей Тутевич
Век-волкодав: В поисках себя. Том 1
Глава 1 — Не нашедший желанного покоя
В двух километрах от Таедиума, окружённого лесом, есть обширная поляна, около ста метров, с полностью вырубленной древесиной.
Это место считалось у местных недобрым, из-за чего его старательно обходили стороной, ведь сюда свозили всех безымянных мертвецов, где они и находили последний приют.
Зачастую их просто закапывали в братские могилы, не особо беспокоясь об уважении к мертвым и личному посмертному покою каждого.
Редким счастливчикам везло найти местечко без навязчивого соседа, впритык расположенного к ним.
К этим местам всегда стекалось зверье: старые и обессиленные, изгнанные из своих стай, они уже не могли находить себе пропитание.
Но люди так благосклонно им преподносили столь лёгкую еду, что они не могли не воспользоваться такой возможностью.
Ледяная земля всегда плохо поддавалась взаимодействию с лопатой, какою бы силой ни обладал ее владелец, благодаря чему мертвецов закапывали не более, чем на пол метра.
Этим и пользовалось зверье, ведь когти у них не отнять, а так же их способность рыть и нюх.
Все, что нужно — лениво раскопать и съесть свою заслуженную добычу.
Зачастую мяса хватает на всех — крайне редко идёт борьба за пропитание.
Все обитатели этого кургана давно стали олицетворять собой трусость, боясь людей, с руки которых и получали свое довольство, не прикладывая особых усилий к поиску добычи.
Эти факторы заглушили в них желание демонстрировать свою силу и власть — свою природу.
А старость в комбинации с их опытом охладило в этих ледяных дебрях вспыльчивый нрав звериной натуры.
Благодаря чему это место внушало ужас в людей: голая, вскопанная повсеместно земля, из которой проглядывались обрывки одежд, обглоданные конечности и кости, раскиданные по округе.
Но могильщики знали, что эти места не представляет опасности для двуногих, проверив неоднократно лично на себе.
Вот и в это мгновение, полуметровый зверь, с серым мехом и подслеповатыми глазами, укрытых белесой пленкой, рыл землю в окружении многих других, похожий на него и не очень четвероногих.
Когда-то в молодости его мех был бел, а когти и клыки остры, но старость приходит ко всем, отнимая последние силы у всего живого.
Теперь мех этого животного был покрыт залысинами, когти потрескались, а клыки, из тех, что сохранились, темно-желтыми.
Зверь явно задыхался от усталости, часто дыша и выдыхая из своей пасти пар, что тут же растворялся, сменяясь других.
Но вот, цель прямо у него под мордой — он видит тощую разрытую руку и довольно скалится, предвкушая желанную еду, вонзаясь клыками в неё.
Тот час по округе раздался дикий вопль, не похожий ни на одного из местных обитателей этого леса, а затем земля прямо перед зверем вздыбилась, раскидывая её в стороны.
В следующее мгновение что-то крепкой хваткой схватило его за шею и стало душить, опрокинув наземь.
На одних лишь инстинктах зверь начал царапаться когтями, скулить и пытаться вырваться, но все было безуспешно.
Последняя его надежда пала на тех, с кем он обитал уже долгие недели, но на периферии своего зрения заметил, как трусливо исчезает всё зверье, разбегаясь по округе.
А вместе с ними и его шанс на спасение — его взгляд затмевала завеса тьмы.
Все ещё недоумевая, он решил посмотреть на то, что забирало его жизнь.
И зверь действительно его увидел: человек! Живой человек!
Весь покрытый землёй, в ободранные обносках, которые и нескольких часов не позволят прожить на этом холоде.
Борода и седые волосы, падающие на его лицо, не позволяющие что-то рассмотреть.
Но в последнее мгновение своей жизни зверь все же смог рассмотреть эти глаза: полные безумия, страха и жажды жить.
Этот взгляд зверь прекрасно знал, будучи и сам тем, кто множество раз цеплялся за последнюю надежду выжить, и ни с чем не смог бы его перепутать.
Ярко-голубые глаза, будто у одного из элементалей льда, виденных им в молодости.
«Значит вот она, смерть? От рук снежного духа, что даже из земли вылез, лишь бы забрать меня?» — было последней мыслью зверя.
После того как зверь перестал двигаться, тощего человека скрутила судорога всего тела.
Тот час он принялся кататься по снегу, а его желудок вывернуло наизнанку.
Ещё миг и он замер, перестав подавать какие-либо признаки жизни, оставшись лежать на месте.
* * *
Ему снился сон: он очнулся внутри дворца, сделанного из дерева, где перед его глазами предстали декорации и предметы мебели из камня и драгоценных самоцветов.
«Эсперар, ты наконец пришел!» — звучал женский, старческий голос в голове человека, — «подойди же… ближе… ближе».
Этот голос, казалось, захватывал все его внимание — мужчина продолжал свой путь к центру этого места зная, что источник голоса находится там.
Все, о чем он мог думать — это о том, чтоб скорее добраться, не будучи способен даже сместить взгляд в сторону.
Будто не только его тело молча подчинялось этой команде, но так же мозг и даже все его естество видели весь смысл своей жизни лишь в том, чтобы исполнять эту волю.
Дойдя, пред ним предстал трон, сплетённый из корней дерева, покрытых рубцами, где медленно скапливался алый сок.
Вслед за этим тот неспешно капал на каменный пол, образуя ещё большую лужу вокруг трона с каждым новым звуком, развеивая местную тишину.
На нем сидела старая женщина, лицо которой покрывали морщины.
Она была в белом платье, которое, к его удивлению, доходя до пояса, перетекало в тёмно-коричневый цвет, а рукава в ярко-красный.
Мужчина удивился тому, насколько это не сочеталось и смотрелось безвкусным, но и одновременно казалось таким естественным.
Из-за такой мелочи он почему-то в себе самом не мог перестать спорить в этих противоречиях, шло ли ей это или нет.
Этот мыслительный процесс был остановлен осознанием, что он вернул контроль над собой и свободу мыслей.
Сейчас его рассматривала эта женщина, взгляд которой состоял из боли и усталости, образуя темные пятна вокруг глаз, но все ещё полный блеска жизни.
— Эсперар? — спросил мужчина, сдавленным, хриплым голосом, стараясь развеять неловкость, которую ощущал и проясняя, почему его так назвали.
Впрочем, он тут же об этом позабыл, когда после сказанного он ощутил странное чувство в лёгких, перетекающие в горло и ко рту.
Закашлявшись, тот выплюнул пару комьев земли, покрытых темной кровью на ладонь, ошарашенно на нее уставившись.
— Верно,
