– Серебренники, где будем получать, он ведь так и не сказал, Собака.
– Это Таракан его сбил нарочно, чтобы забрать наши деньги себе на похмелку.
– Сто баксов на похмелку?
– Это мало?
– Это только так говорится, что тридцать серебренников равны ста баксам, на самом деле, серебренники надо считать по первому веку, а баксы по сегодня, получается сто умножить на шисят, плюс комиссионные и инфляция за эти годы.
– Что получается?
– Получается та же сумма, но сегодня это моя любимая, часто снящаяся иногда весчь в адын миллиард долларов. Или, если тогда евро будет еще жив – в ём.
– Миллиард! – сколько не мог бы украсть нечаянно даже мой муж, если бы не захотел, – процитировал Мотя, и добавила: – Надо их догнать, и спросить номер ячейки в Швейцарском банкомате, выдающем по-честному причитающее, без лишних банковских процентов.
И они побежали, за удаляющимися, как выразилась по ходу дела Тетя:
– Кажется, уже восемь.
– Уже меньше, только трое.
– Не думаю, что это конец.
И действительно, к Мише и Германну присоединись референтша, и сам длинноногий Н, и вдруг Моте показалось:
– Что они уже скрылись из виду! – Куда?
И даже вездесущая Тетя не успела ответить, явился почти настоящий Кот и церемонно предложил помочь:
– Дорохгим гостям З-толи-цы.
– Да ты сам-то, Пушистик по рашке не зовсем ясно шпрехаешь, что ты может такого нам неизвестного зказат?
– Милый дамы, я пошутил, но вам надо пройти сюда, иначе вы точно опоздаете, а как грится:
– Кто зван да не приперся вовремя – всё.
– Что всё? – не поняла Мотя.
– Дранк нах Остен, в штрафной батальон. Прошу прощенья – описался:
– В Захград Отряд их, чтобы всё было по-честному!
– Хорошо, вы нас действительно, напугали, поэтому ведите Ивашка Суськин, куда? – примирительно ответила Тетя.
– Сюда прошу, – и Кот показал, на маячащий на волнах Чистого Пруда катамаран.
– Ой! – это наш, – обрадовалась Мотя, – а мы думали он, как мы, не спасся – утонул мерзавец. Нет, зивой.
Они уже закрутили педалями, как заведенные куклы, как Тебя хлопнула себя по лбу:
– Забыла спросить адрес!
– Я его сейчас спрошу, – сказала Мотя, так как смотрела в обратную сторону, а именно:
– Почти на берег, – если он еще не ушел по своим кошачьим делам.
– Здесь, к счастию. Адрес! – крикнула Мотя, – вы не сказали ад-ре-с!
– Он в записка, которая в вашем левом кармане на груди.
– Там? То есть здесь? – Мотя показала на свое сердце, которое тут же застучало чуть быстрее, чем обычно.
– С левой, но с моей стороны, – ответил парень.
Мотя вынула записку, понюхала, точно ли пахнет котом, применяющим при встречах с посторонними, золотое перо – имеется в виду встреча За Глаза, т.е.:
– Записками, как Онегин с Татьяной, – одеколон Богарт.
– Читай, – сказала Тетя, – пока мы не заблудились.
– Не понимаю, что здесь написано, наверное, это иврит или кумранский напополам с Розетским Камнем.
– Хорошо, давай я прочту. – И прочитала, да так, что даже бросила весла, в том смысле, что бросила педали катамарана на произвол волн уже чуть неспокойного Чистого Пруда.
– Ну-у!
– Ле-штрассе, Три.
– Три именно с большой буквы? – только и могла хоть как-то возразить Мотя.
– Ты знаешь, где это?
– Скорее всего, но если деньги там, то это очень далеко. И что еще более вероятно: долго. Ибо когда Там будут банки, тем более Швейцарские, как априори имеется в виду:
– Известно только тому, кто этого Кота к нам послал. – Да и то, возможно, не на все сто.
Далее, деньги в паровозе.
Глава 5
Фёкла закупила глазированные чистым шоколадом сырки по завышенной скидке
Тетя и Мотя пришли на Рижский рынок и, как говорится:
– Встали. – Но тут же какой-то негр, как им показалось, проходя мимо, и также: мимоходом, почти даже не кивнул, ляпнул:
– Запиши им штраф писят евро.
– Это он нам? – изумилась Мотя, – за что?
– Наверное, надо было брать Предварительные билеты.
Они так и сказали подбежавшему мэну:
– Мы не знали, что уже кондуктора никого не обилечивают сами.
– Не привыкли, знаете ли, бегать за билетами, – схватилась за живот Мотя, – пусть сами ходят за своим обедом.
– Так, – сказал парень, в обязанности которого входило, следить за:
– Клиентами.
Но Тетя попробовала его образумить:
– К тому же у нас свободная корпорация.
– Нет, проблем, тогда двойной, – сказал этот перс, и добавил:
– Заплатите, скажите:
– От Бори.
– Представляешь, – обрадовалась Мотя, – он не сказал, кому платить, значит можно их кинуть.
– Думаю, наоборот, – сказала задумчиво Тетя, – за то, чтобы сказали, кому платить – тоже заплатить здесь надо. Тем более, у нас, как говорится:
– Всё равно нет лишних денег – уходим.
– А если покупатель придет без нас. К тому же эти Мишка и Майор нам не сказали на каком именно рынке мы должны стоять.
– Да, – сказала Тетя, – это задача, пожалуй, не меньше, чем Сводящие и Разводящие.
– Кто?
– Ряды, знаю, что Ряды есть не только на рынке, но и в математике. Поедем на Черкизовский.
– Там маслом торгуют?
– Там всем торгуют, это только некоторые думают, что натуральными шубами под лесных барсов, из самой Персии. И что самое главное:
– За треть цены. – Так не бывает
– Но люди верят.
– Потому что они хотят верить в то, что им доступно. Скажи вот, что асфальт натуральный, несмотря на то, что в него входят по полколеса, несмотря на клиренс, как у подводной лодки под Ниагарским Водопадом.
– Там есть к-клирэнс?
– А куда ему деваться, если она не лежит всё время, как рыба об лед – на дне? Ибо, клиренс – это расстояние между вами и вашим же:
– Дном.
– Это я понимаю.
– Если понимаешь, то значит и отсюда нам надо уходить. И знаешь почему? Ты была права:
– Никто не торгует растительным маслом, но, у меня, как говорится:
– Есть мнение, – могут подумать на кокаинум, растворенный в ём, – Тетя щелкнула по четверти, – до жидкообразного состояния.
– Поедем ко мне на дачу, – сказала Мотя, – там все торгуют у дороги, чем попало, значит, можно и маслом.
– У тебя есть дача? – пошутила Тетя.
– Так этот, как его, – тоже пошутила Мотя, – муж получил еще в 91—92, когда давали бесплатно всё, всем, кто хочет.
– Да, – поддержала подругу Тетя, – просто многие боялись и не брали, отказывались.
– Шли в отказ, – как говорят теперь о тех, кто много взял, но утверждают, что:
– Еще не всё.
– От чего тогда они отказываются?
– Так я и говорю: отказываются больше не брать.
Только они встали недалеко от Мотиного с мужем коттеджа – маленького, на 400 метров, не считая подземного бассейна в полу – тогда еще не делали настоящих – в олимпийском стиле. Оно и понятно, у Успе тыща, а она пальцем о палец не ударила, чтобы, как это пишется и поется:
– Раздать всё лудям. – Пусть им будет хорошо в псарнях и овчарнях на выезде, хотя и:
– Не в Амстердам же всем, – некоторые живут даже просто в Австралии. – Прошу прощенья туда еще не доплыли:
– В благословенной Австрии, конечно, где родился и последний режиссер последнего Джеймса Бонда, переведший его на абсолютно боевиковые рельсы. Нам не попробовать?
– Драться, если не купят? – не поняла Мотя.
– Будем драться, если не дадут продать.
– Так по запарке можно продать не тому, кто этого заслуживает.
– И грохнут не того человека. Но мы – не должны за Них думать. Того – Этого. Как написано:
– В Содом и Гоморру попали не все, кто этого заслуживает. – Остались такие же, в принципе, беспринципные люди.
Одна баушка хотела купить эту четверть масла даже за сто баксов, но Тетя холодно ответила:
– Не продается.
– Че тогда здесь стоять, – и бабка даже замахнулась клюкой на это драгоценное масло, и так бы и снесла ему голову, как конногвардеец Нарумов, одному своему гостю, который не забыл завернуть пароле, но пароле-пе не загнул.
– А потом? – спросила Мотя.
– Потом извинился, мол, нечаянно. Но было, естественно, поздно:
– Графиня после такого начала должна была умереть обязательно, и не позже 25 марта, когда слякоть, ветер и холодно.
– Да, – поддержала подругу Мотя, – вот такая же вероятность и у нас хорошего конца, как у Графини угадать третью карту:
– Никто здесь нас не найдет.
Но бабушка была настырной, попросила показать, как она выразилась:
– Все верительные грамоты.
И так замахала клюкой, что многие решили:
– Это Дартаньян замаскировался.
Тетя вынуждена была защищаться четвертью, как Дартаньян от мадам Бонасье, что и привело к закономерному результату:
