А это его любимая фраза. Я смущенно закусил нижнюю губу и скривился, тут же пожалев о своей нервозности. Открылась ранка, прокушенная днем. Бэл быстро скользнул языком между моих губ, нащупывая болезненное место. Я еле оттолкнул его и наклонил голову, увернувшись от дальнейшего поцелуя. Разозлился.
— Не надо. Это дерьмо! Мерзость…
Он не спорил с очевидной ложью. Пожал плечами и прижался ко мне пахом. Я такого от него совсем не ждал и охнул, не совладав с эмоциями и наплывом новых, очень острых ощущений. Залился ярчайшим румянцем. Мог отодвинуться… или нет, не мог. Он терся членом мне между ног и наблюдал за реакцией. Обморочной. Я был на грани с потерей сознания, запрокинувший от слабости голову, меня трясло от его движений, каждую мучительно стыдную секунду, от каждого непристойного прикосновения, ужасного, дразнящего… от пульсирующего тепла, расходившегося по телу волнами независимо от моего желания. Мне стыдно, стыдно, стыдно… Ноги стали ватными, я не стоял, а висел в его руках. Бэл осторожно засунул язык мне в пораненный рот и пососал дрожащие губы. Заставил вздрогнуть и выдать что-то, отдаленно похожее на стон. Я хотел сопротивляться, но от поцелуев сладко заныло внутри, нет, не совсем внутри, внизу, в паху, свело судорогой, как от боли, я не в состоянии прекратить это, отказаться… Он проникал мне в рот все глубже и настойчивей, и я непроизвольно выгнулся назад, уступая натиску. Почувствовал одну его руку у себя в штанах, выгнать ее сил не осталось, он мял мой влажный встающий член и яички, под его пальцами все твердело и наливалось кровью, быстро отливавшей от моего лица.
— Бэл, я боюсь, — выговорил я нехотя, охрипший и, в общем-то, готовый к чему угодно. Он вынес меня из кухни, положил поперек постели и стаскивал мою одежду. Я безучастно поднимал и опускал руки. Не помогаю… но и не мешаю ему раздевать себя. Ищу поддержку на потолке — потолку не страшно. Скосил глаза на Бэла — он небрежно сбросил рубашку, наполовину, она висит на его локтях, вот-вот сползет, плечи обнажены… потолку все равно не страшно. Завидую потолку.
— Бояться будешь зомби и стоматологов. А я твой напарник. Не зажимайся и не беспокойся так, я же не вскрытие пришел делать в анатомичку. Все «дикие кошки» занимаются друг с другом сексом. Командиры забавы ради, что ли, так скрупулезно отбирали нас? Нас… Самых длинноногих и смазливых скотин, — Бальтазар сел между моих ног и с видимым удовольствием обнял в ладони мой член. Сжал немного, следя за моим потерянным лицом, облизал разбухшую головку, медленно взял в рот… Я вонзил зубы в кулак, чтобы не слышать собственный стон, упрямо не соглашаясь ни с чем из происходящего. Не особо понимаю, что за чертовщина со мной происходит, и почему это так приятно получать именно от Бэла. Кулак пришлось отпустить, чтобы вцепиться в простынь. И не кричать, уж постараться… Бэл сосал мой полностью эрегированный член, иногда погружая в рот до конца и сглатывая сочащуюся из него смазку, я задохнулся до такой степени от полученных ощущений, что все-таки отъехал в обморок. Даже пусть и на пару секунд. Очнулся, когда язык Бальтазара спустился ниже яичек, чувствительно ткнувшись мне в задницу. Вздрогнул, подавив желание отодвинуться.
— Я не помню такого в своих должностных инструкциях.
— Мелким шрифтом на форзаце, Стю. Не хочешь поднять ноги повыше? — от его улыбки я невольно поежился и облизал пересохшие губы. Он будто невзначай царапал мои бедра короткими ногтями. Без признаков агрессии. Но я не зря ежился, -…или лечь на живот?
— Нет, — я скрестил ноги и посмотрел на Бэла с вызовом, хотя страх испытывал неимоверный. Дерзить наставнику, отказывать… Не знаю зачем. Ведь я на самом деле желаю вступить с ним в половой контакт. Но покорность жертвы мне претит. — Может, это я тебя хочу поставить в позу раком?
— Сомневаюсь, — он лег на меня, накрывая собой, тяжело придавил… Я с усилием выгнулся, пытаясь сбросить его, но только теснее вогнал в свое тело. Главное, не подавать виду, что мне нравится. Снова облизываю губы. Где продолжение? Продолжение потекло мне в ухо ехидным смолистым шепотом. Его грубость распаляет меня еще больше. — Скорее, ты хочешь, чтоб отымели тебя. Я позабочусь.
— Разве похоже, что я сплю с кем попало?
— Заткнись. Девственник.
— А ты извращенец. Трахальщик дохлых овечек.
— Стюарт…
— Я Винсент, а ты идешь на хрен.
Все, наигрались в охотника и жертву. Я бросил прикидываться недотрогой и сцепился с ним в каком-то подобии борьбы. Девяносто захватывающих дух секунд, первый и последний раунд. По результатам у меня: заломленные руки, синяк под ребрами и уникальный отпечаток пятки на спине. На нем — ни царапинки. Восхитительное начало отношений.
— Сдаешься? — победитель оседлал побежденного и для убедительности еще врезал тяжелым кулаком в подушку, в миллиметре от офигевшего лица. То есть — моего лица.
Я вспомнил о партизанах.
— Когда блохи в твоей волчьей шкуре спляшут буги-вуги, Бэл.
Он ухмыльнулся, очень довольный, и рухнул на меня всем телом. Я охнул, замечая перемену в его хищно сощуренных глазах. Разминка кончилась, можно начинать бояться.
— Что ты себе представлял? — спросил он изменившимся шепотом.
— Что угодно, но не это, можешь поверить на слово.
— Жалеешь?
— Нет.
И мы напали друг на друга снова. Только борьба была короче, ругательства сочнее, а результаты впечатляли. Он сжимал меня, как пленника гестапо в тисках, от передавленных вен в глазах потемнело, белые пятна перемежались с кровавыми, я едва ловил воздух ртом. А Бэл затыкал мне и рот, и нос, заставляя дышать содержимым его прокуренных легких… или ничем и сдохнуть от удушья. Я сдох, но пощады не попросил.
Он расслабленно разложил меня на себе и смеялся, шепча очередные колкости в адрес моей девственности, но я не мог лежать спокойно и вертелся в его объятьях, предвкушая первую порцию обещанного траха. Лизал его пальцы, лизал жадно и нетерпеливо, кусал за шею, за губы, даже за подбородок… отвечал на грубые развратные поцелуи, от которых мое стоявшее колом достоинство оставляло все новые и новые следы смазки на его рельефном животе. Бэл меланхолично щупал мои ягодицы, раздвигал и пробовал языком тугое отверстие. Оно сжималось, а я стонал, изнемогая. Вовнутрь затекала густая слюна, капала по ногам, он размазывал ее, резко прижимая меня задницей к обжигающему члену, но обрывал грязные приготовления на полпути, скользя по моему телу обратно вверх и опять впиваясь мягкими губами мне в рот. Мне их уже мало, я хочу продолжения с гестапо, хочу воплей и крови.
Своих воплей. Своей крови.
Когда ты, наконец, всадишь в меня свой длинный агрегат?
— Я хочу тебя, садист. Я готов, трахай! Ты самостоятельно меня изнасилуешь или кого-то из «кошек» с этажа на помощь позвать?
— Стю, ты будешь готов, когда это определю я. А пока наслаждайся моей добротой. И последними минутами детства, — он в очередной раз очертил языком контуры моего рта и ввел мне в анальный проход два мокрых пальца. Они двигались осторожно, но во мне слишком узко, и мне так жарко… Я раздвинул ноги шире, будто это могло помочь. Ловил ртом невкусный воздух и гадал, что Бэл будет делать дальше. Прикрыл глаза и шевельнул бедрами, насаживаясь на его пальцы сам… таким испорченным никогда раньше себя не чувствовал.
— То есть это ты был сейчас не злым?
— Ляжешь мордой в подушку, если будешь много болтать.
Я показал ему средний палец и повернулся лицом в подушку без принуждения. Ну давай уже, бери меня, я умру от предвкушения раньше, чем ты соизволишь удовлетворить нас обоих.
Мелкие холодные капельки… Бэл стряхнул их с крайней плоти мне на спину и приставил к моему полураскрытому отверстию член. Я покрылся мурашками от легкого прикосновения, я помню все до мельчайших подробностей. Он крепко сжал мои вспотевшие ягодицы, пристраиваясь ближе, и с усилием вогнал в меня головку пениса, гладкую и твердую, как камень. Я сглотнул, переводя дыхание. Не больно… только немного странно ощущать в себе чужое тело, его самую горячую часть. Рефлекторно хочется вытолкнуть обратно и освободиться, Бэл жестоко пресекает это, двинув тазом и вонзая в меня член почти наполовину. Все еще не больно. Только глаза почему-то наполнились слезами. Слишком тугое совокупление, все вены, рельефно проступившие на его возбужденном пенисе, я чувствую, каждый бугорок, движение кипящей крови… Я уткнулся покрепче в подушку, ощущая проникновение все дальше и дальше вглубь себя. Горячо и тесно. Это все? Жаль. Наверное, приятных ощущений не предвидится, для них изобрели минет.
